– Валяй, – бледнолицый зевнул и опустил спинку кресла. – Подожду…

«Жди, жди… Дождешься…»

Индеец прошелся по грязноватой улочке, натянуто улыбаясь. Жилища – так себе, и автомашины чиненые-перечиненые. Задворки «сияющего града на холме»…

Некогда гордые воины позируют для глупых туристов, напяливая на головы уборы из перьев. А ведь раньше каждое перо вручалось, как медаль за подвиг…

Поморщившись, Аидже проводил взглядом пьяного ирокеза в застиранных джинсах, и вздрогнул, уловив зов.

Однако, давненько он не воспринимал чужих мыслей!

Голова будто раздулась, и в гулкой пустоте качнулось эхо слов:

«Я приветствую тебя, Аидже».

«И тебе здравствуй, Глэйдэйнохче».

«Что привело тебя ко мне?» – мысленно вопросил ирокез.

«Еще не привело…», – ворчливо сдумал индеец племени бороро.

Глэйдэйнохче передал корявую схемку резервации, отметив свое жилище фигуркой «ястреба, парящего в воздухе».1 Бледнолицые куда как щедры – захапав бескрайние прерии, загнали бывших хозяев в неудобья.

«Алчные белые волки!»

Обойдя Длинный Дом в центре поселка, Аидже зашел во двор к старому шаману. Нынешние ирокезы – крещеные, но ведь и веру в прежнего бога-творца Таронхайавагона никто не отменял. А на подходе Отаденоне-не-оней-ватэй, первый праздник весны – «Благодарение клену»… Не отменять же веру предков, ставя на ней жирный крест!

Каркасный дом Глэйдэйнохче был обшит досками, краска на которых давно облупилась, и больше всего походил на добротный русский сарай. Но шаман приспособился – зимовал в типи с расписной покрышкой из оленьих шкур, выставленном на заднем дворе.

Откинув полог, Аидже встал на колени у очага, где горел огонь, и присел на пятки. Шаман устроился напротив – седой индеец с бесстрастным лицом, изрезанным морщинами и шрамами. Глэйдэйнохче курил изукрашенную трубку.

Выпустив струю сизого дыма, он молча передал калумет гостю. Аидже не любил табак, но и отказать хозяину не мог. Втянув в себя пахучую, сладковатую гарь, выдохнул – и взглянул в глаза Глэйдэйнохче.

– Со мной происходит что-то странное, брат, – медленно проговорил целитель. – Я, как муха, залипшая в варенье, жужжу, но не трогаюсь с места. И мысли мои такие же вязкие – не текут, а тянутся, как загустевший мед.

Старик задумчиво кивнул.

– Чую, брат мой, – голос его звучал молодо и сочно. – Ты ослаб оттого, что белые травили тебя. У их зелья нет запаха и вкуса, но оно отбирает силу духа и тела. Отрава копилась в твоих костях, в твоих жилах, но ты вырвался из плена безволия, и выведешь яд…

* * *

Пока индеец шагал к машине, ярость, клокотавшая в нем, подостыла, а снадобье, заваренное Глэйдэйнохче, прояснило сознание, окончательно разгоняя дурманящую мглу.

Ричард скучал не внутри, а снаружи. Стоял, прислонившись спиною к джипу, и с чисто коровьей флегмой перетирал зубами жвачку.

Оглянувшись, Аидже приметил метрах в двухстах знакомый силуэт «Форда». А вон и «Додж» поблескивает открытым капотом – крепкие парнишки даже не притворялись, что копаются в моторе – топтались рядом, смоля сигаретки.

Индеец собрался, будя в себе «латентную энергию», как называл ее Марк Оти, начальник службы безопасности Рокфеллера. Мозг подчинялся неохотно, но шаманская «смазка» помогла – шестеренки в голове раскрутились, защелкали… Аидже незаметно, от бедра направил ладонь на бледнолицего, и выдал гипнотический посыл.

«Окаменей!»

Ричард недоуменно дернулся… Вернее, желание вздрогнуть пронеслось по нервам, но окостеневшие мышцы сковали тело, как тяжкие пелены – мумию. Лишь глаза испуганно забегали, да шевельнулись губы, выдавливая скрипучее:

– Что?..

– Сейчас ты мне расскажешь всю правду, – Аидже встал рядом, поворачиваясь спиной к «сопровождающим». – Будешь молчать или соврешь… – зловещая улыбка заплясала на тонких губах. – Окаменеют все твои мышцы! Легкие остановятся на вдохе и… Сам понимаешь. Чем меня отравили?

– Я… не знаю! – выдохнул белый, и заскулил: – Да правда! Там такое название сложное, на целый абзац! Только это не яд вовсе! Что ты, разве ж я им позволил бы! – подпустил он лести, юля. – Это какое-то новейшее, секретнейшее спецсредство – оно ослабляет волю, делает человека пассивным и податливым. Тебя хватало только на лечение и… – глазки Рича забегали.

– И?.. – надавил краснокожий.

– Меня убьют, если узнают!

– Не узнают. Или тебе хочется медленно умирать от удушья?

– Нет-нет! – шумно задышал Ричард, и всхлипнул. – Яйцеголовые придумали такую штуку… Ты смотришь телевизор, который в гостиной, а ночью, как бы во сне, передаешь картинку с экрана тому русскому предиктору. Он воспринимает увиденное тобой, как собственное пророчество – и поднимает шум в Кремле!

– Предиктор убит, – деревянным голосом сказал Аидже.

Ричард наметил жалкую улыбку.

– Тебе никто не поверил! У них есть свой агент в КГБ, и он-то доложил правду – предиктор жив!

– Ах, вот как… – пробормотал индеец. – И зачем весь этот цирк?

– Ну-у… – затянул бледнолицый, облизывая сохнущие губы. – Ты что, думаешь, меня везде пускают? Просто где-то подслушал, где-то краем глаза ухватил… пару строчек с грифом высшей секретности… Я думаю, это такая тайная операция! Раз уж нам не удалось заполучить предиктора, и ликвидировать не вышло, так они решили подставить его. Объявит этот Миха пророчество кремлевским старцам, а оно ложное! То с атомной войной, то с покушением на Андропова, то еще с чем. Вот предиктор и выйдет из доверия! А то… Хм… Мы тут тужимся, козни Советам строим, а они всю нашу игру знают заранее, на три хода вперед!

– Ясно, – буркнул Аидже. – Последний вопрос. Кто такие эти «они»?

Ричард скривил лицо, будто надкусил лимон.

– Кто там всем рулит, точно не знаю, хотя и догадываюсь. Но не скажу – лучше сдохнуть! А кто с тобой занимается… – его губы изломились неприятной улыбочкой. – У тебя прямо за стенкой – огромный зал, набитый компьютерами и всякими приборами. Там постоянно крутятся научники. Ту самую отраву с трехэтажным названием они распыляют каждую ночь, когда ты находишься… м-м… в фазе… м-м… О, вспомнил! В фазе быстрого сна! И… Там еще добровольцы или заключенные… не знаю. Их пичкают нейростимуляторами, и они как бы усиливают твою телепатию, чтобы добить до Москвы. Эрге… Эгре… Эгрегор называется!

– Ясно, – индеец повел рукой, словно освобождая белого от налипшей паутины, и резко добавил: – Забыть!

Ричард пошатнулся, и глянул на целителя с недоумением.

– Ничего себе! – фыркнул он, поводя плечами. – Стоя заснул! Ну, я даю…

– Твоя мало отдыхать, – поставил диагноз Аидже, входя в прежний образ.

– Служба! – ухмыльнулся белый. – Ну, что?

– Моя ехать обратно!

– Погнали!

«Шевроле» неспешно развернулся и покатил, набирая скорость. Накачанные молодчики, едва различимые в зеркале заднего вида, спешно побросали окурки. Моторы взревели, покрышки взвизгнули – и машины сопровождения взяли джип в «коробочку».

Среда, 15 марта. Ближе к вечеру

Зеленоград, аллея Лесные Пруды

К родительскому дому я подъезжал со скоростью ленивого велосипедиста. Уморился. Весь день, с самого утра, мотался по Москве и области – встречался, договаривался, объяснял, вдалбливал, согласовывал, подмахивал сам или отдавал на подпись вышестоящим, вникал в проблемы, расшивал узкие места…

И еще эти пророчества! Вот, что делать? Мне чертовски не хотелось ставить о них в известность даже понимающий и любящий эгрегор, а уж Андропова – тем более.

Но ведь придется. И что мне сказать? Так, мол, и так, Юрий Владимирович, мало мне головняка из-за послезнания, я еще и вангую! Или устанавливаю спиритическую связь с Пульсомонидой из созвездия Южного креста – сам еще толком не разобрался… Ага… Да у президента терпежу не хватит! Законопатит меня в секретный «ящик», и с усталым вздохом оправдается. Государственные интересы, дескать. СССР превыше всего…