— А вот ты выглядишь совершенно на месте, — довольно произнес он, опускаясь на ковер у ее ног. Он обхватил руками колени и опустил на них подбородок, с нежностью наблюдая, как она берет вилку и приступает к овощной запеканке. — Это еще раз доказывает, какой я предусмотрительный.

Шина смиренно вздохнула.

— Ты хочешь сказать, что оформлял этот интерьер тоже ты?

— Боюсь, что так, — невинно признался он. — Это было вроде игры. Покупать вещи, которые, как мне казалось, должны тебе понравиться, а затем представлять себе, как ты ими пользуешься. Когда я приехал сюда в отпуск в прошлом году, я даже спал в твоей кровати. Я часто лежал здесь при свете огня в камине, глядел на портрет темноглазой сиротки работы Кэйна и думал о своей сиротке.

Шина подняла глаза на портрет на стене. Сцена, описанная Челлоном, была необычайно трогательной, и ее горло перехватило судорогой.

— Но я совсем не сиротка, — возразила она дрогнувшим голосом. — У меня есть дядя Донал.

Губы Челлона сжались.

— Да, у тебя есть дядя, — резко сказал он. — Но это лишь подтверждает мои слова.

Ясно было, что ничто не может изменить его мнение о Донале О'Ши.

— Судя по тому, что говорила мисс Бредфорд, ты и сам был чем-то вроде сироты, — осторожно заметила Шина.

Челлон пожал плечами.

— У Лоры под грубоватой внешностью таится очень чувствительное сердце. Я был слишком диким, чтобы по-настоящему страдать из-за отсутствия отцовского внимания. Мы никогда не понимали друг друга. Он никак не мог найти объяснение, почему я не хочу пойти по его стопам. Для него весь свет вращался только вокруг «Челлон ойл». — С некоторой грустью пожав плечами, он продолжал: — После окончания колледжа я немного помотался по миру. Один сезон я работал лыжным инструктором в Сент-Морице. Однажды я даже нанялся на научно-исследовательское судно и ушел в плавание на шесть месяцев. — Перед его мысленным взором словно вставали картины прошлого. — За те два года я перепробовал десяток различных профессий, но ни одна не имела отношения к тому, что мой отец назвал бы выгодным предприятием. Потом я вступил в армию и был отправлен во Вьетнам. — Он резко поднялся и склонился к огню, спиной к Шине. Взяв кочергу, он энергично помешал дрова. — Там решили, что выяснили наконец мое настоящее призвание, — с горечью произнес он. — Командирам показалось, что я обладаю инстинктом настоящего убийцы, и меня спешно направили в специальные части. Они оказались правы. Я очень хорошо проявил себя. — Он резко поставил кочергу на подставку и круто повернулся к Шине.

Увидев его лицо, девушка чуть не ахнула. На нем застыло выражение необузданной жестокости, что еще более подчеркивалось резкими чертами его лица, а золотые глаза сузились в щелочки, напоминая глаза охотящейся пумы.

Челлон потряс головой, словно отгоняя тяжелые воспоминания. Наткнувшись на ее взгляд, по-детски испуганный, он овладел собой. Безжалостное выражение понемногу сошло с его лица, а губы искривила горькая усмешка.

— Я вернулся из Вьетнама с кучей заслуженных медалей, и все говорили, что я стал другим человеком. Они были правы. Я действительно изменился, но совсем не так, как это казалось со стороны. — Он опять подтянул колени к груди и уперся в них подбородком, глядя прямо в пространство. — Я был по горло сыт войной, убийствами и всем этим цирком. Я поклялся себе, что как только сниму эту форму, никогда не совершу ни одного поступка, чтобы он не принес мне хоть немного радости и удовольствия. — В его голосе зазвучала внезапная страсть. — Жизнь должна быть праздником, клянусь Богом, а не этой чертовой живодерней! — Челлон опять горько усмехнулся. — Мой отец так и не понял, что, когда я вступил наконец в «Челлон ойл», я вовсе не выполнял священный сыновний долг, а поступал по своему желанию. Я обнаружил, что у меня явный талант к ведению дел компании. Закулисные игры в правлении оказались даже интереснее и опаснее слалома. Вероятно, тут проявился мой инстинкт убийцы. — Он пожал плечами. — Отец умер счастливым, считая, что его заблудший сын наконец прозрел и поумнел. — В комнате повисла тишина, которую Шина не рискнула нарушить.

Неожиданно Челлон широко улыбнулся.

— Я не собирался рассказывать тебе всю мою жизнь, — непринужденно сказал он. — Мне просто показалось, что ты имеешь право узнать обо мне побольше, это будет честно.

— Очень благородно с твоей стороны, — сухо сказала Шина. — Но не думаю, что твой рассказ был таким же подробным, как те отчеты, которые ты получал обо мне.

— Это точно, — согласился Челлон, и глаза его лукаво блеснули. — Я не могу себе позволить оскорблять твои нежные ушки рассказами о своих самых скандальных похождениях. — Он легко поднялся. — Ну что, ты закончила?

Шина рассеянно кивнула, и он забрал у нее поднос. Затем вернулся, сел рядом с ней и взял за руку.

— Ну вот, моя маленькая голубка, теперь я полностью в твоем распоряжении. Начнем наш разговор?

Шине было трудно сосредоточиться, потому что он поднес к губам ее руку и начал целовать ладонь, дразня языком нежную плоть.

— У тебя такие изящные ручки, — с восхищением сказал он, пододвигаясь поближе.

Шина почувствовала исходящее от него тепло. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

— Ты знаешь все вопросы, — проговорила она севшим голосом. — Так что не проще было бы сразу на них ответить?

— Ну что же, вполне справедливо. — Рассеянно играя ее пальцами, Челлон медленно начал: — Я увидел твою фотографию в газете, когда умер твой брат, пять лет назад. Она потрясла меня до глубины души. Раньше я и не подозревал, что способен на такие эмоции. Твое лицо словно вобрало в себя всю печаль и горечь мира. — Он нахмурился, погруженный в тяжелые воспоминания. — И это привело меня в неописуемую ярость. Почему-то мне показалось, что кто-то посягнул на мою собственность и разрушил то, что принадлежало мне. — Он печально покачал головой. — Мне казалось, что я схожу с ума. Твое лицо стояло у меня перед глазами, я ни на минуту не мог забыть твои огромные черные глаза. Я как одержимый просматривал от корки до корки все газеты, ища любые сведения о тебе. Это было похоже на наваждение. Наконец я решил, что единственный надежный способ выкинуть тебя из головы — это узнать о тебе все и таким образом уничтожить ореол таинственности.

— И тогда ты нанял частных детективов, — тихо предположила Шина. Челлон кивнул.

— Совершенно верно. Но, как выяснилось, это не решило моей проблемы. Вместо того, чтобы рассеять чары, это только приумножило их. Чтение очередного отчета стало для меня жизненно необходимым, а желание знать мельчайшие детали твоей жизни превратилось в настоящую страсть. Я даже велел детективам фотографировать тебя в разные моменты. Те фотографии, которые ты видела в кабинете, лишь малая часть того, что имеется у меня в Кресент-Крик. — Он поднес ее руку к губам. — Временами мне казалось, что я просто сошел с ума. Тебе тогда было всего семнадцать, а мне почти двадцать девять. Я разрывался между желанием встретиться с тобой и сознанием того, что мне не будет места в твоей жизни до тех пор, пока ты не повзрослеешь и не сможешь дать мне то, что я собирался от тебя получить. — Он улыбнулся, с любовью глядя в ее смущенное лицо. — Я уже тогда знал, что захочу очень многого, голубка. — Он помолчал. — Ты никогда не носишь украшения, — заметил он, посмотрев на ее руку. — Тебе они не нравятся?

— Не особенно, — ответила Шина. — Но иногда я ношу серьги.

— Хотелось бы увидеть тебя с висячими золотыми серьгами, — мечтательно сказал он. — Люблю, когда у тебя вид, как у дикой цыганки.

— Так ты подумал, что слишком взрослый для меня? — нетерпеливо спросила Шина, желая вернуть его к волновавшей ее теме.

— Что? — растерянно переспросил Челлон. — Ах, да. Так вот, я тогда решил, что буду ждать тебя столько, сколько нужно, лишь бы около тебя не было никого другого. Благодаря любящему дяде Доналу я мог не беспокоиться о возможных соперниках. Он оберегал тебя так ревниво, как только я мог мечтать. — Его губы опять скользнули по ее тонкому, в голубых жилках запястью. — С течением лет я довел свое воображение до искусства. Иногда, впрочем, это скорее напоминало китайскую пытку каплями воды — сделать тебя такой неотъемлемой частью моей жизни и при этом не иметь возможности видеть тебя или прикоснуться к тебе. — Он нежно провел языком вдоль голубой жилки на ее запястье, и она отдернула руку, спрятав ее в складках халата. Кажется, ей уж слишком начинают нравиться его легкие, игривые ласки, надо быть осторожнее, подумала она.