Чонгук скрипит зубами, пока дожидается открытия тяжёлых железных ворот у дома Кима. У него был тяжёлый день в школе, как минимум, потому что следующий учебный год будет выпускным, и подготовка к экзаменам его каждый день дрочит так, что он на полном серьёзе боится полысеть к выпускному от нервов. Одновременно хочется уже поскорее, чтобы пришёл этот чёртов следующий ноябрь с его неприятной погодой и грёбаным днём проведения сунына, и не хочется, потому что страшно ну просто невозможно. Когда двенадцать лет только и делаешь, что учишься, на самом деле, до дрожи в пальцах хочется ощутить на себе в итоге это приятное волнение от понимания, что вот конкретно для тебя (и тысяч таких же, как ты) сегодня освободились дороги и правительство сдвинуло начало рабочего дня по всей стране, чтобы ты добрался до места сдачи экзаменов без пробок; что в момент, когда ты (и тысячи таких же, как ты) будешь писать аудирование по английскому, над Кореей не будут летать самолёты; хочется понимать, что неприятный тремор, присутствующий перед любой школьной контрольной, когда появляется понимание, что есть шанс получить тот вариант, ответов на который в твоей голове не найдётся, после сдачи заключительного экзамена наконец прекратится. Хотя бы ненадолго. В общем и целом, Чонгуку просто хочется поскорее уже попасть на экзамены, чтобы поволноваться и ощутить торжество момента, но в конечном итоге отстреляться всё-таки по-быстрому и закончить эту эпопею с вечными домашками и дополнительными занятиями. В Корее вот это вот трепетное отношение к обучению сохраняется на уровне всех социальных институтов, потому что ребёнок для корейских родителей — серьёзный проект. Забавно, что большинство детей об этом не задумывается. Чонгук вот задумывается, и не сказать, что он расстроен таким отношением, он не считает себя гением, отнюдь, но багаж знаний после школы у него останется очень внушительный, и он понимает, что будет за него обязательно благодарен старшим. Но это потом. Не сейчас. Сейчас Чонгук экстремально, катастрофически, до талого устал. Чон искренне верит, что хотя бы на первом курсе университета ему удастся хотя бы немного выдохнуть. Так вот, к чему это всё… У Чонгука сегодня был очень сложный день в школе. И ещё и дома осточертевшее уже за последние три года: «Чонгука, сходи, пожалуйста, к Кимам сегодня, у них заболел Тэхён, нужно его обязательно проведать».

Чонгук орать готов. Кому нужно? Ему — нет. То, что Ким вечно болеет и половину учебного года проводит на домашнем обучении такой весь из себя несчастный и болезный, — это не его, Чонгука, забота. Это забота его чёртовых родителей, которые вечно заняты и по причине своей вечной занятости, наверное, скидывают своего сыночка вот уже третий год на сыночка начальника маркетингового отдела в их компании. Да, речь о Чонгуке. У них с Тэхёном сейчас совершенно напряжённые отношения, и Чонгук не планировал сегодня идти к нему. Он планировал расквитаться с домашкой по-быстрому и рано лечь спать, чтобы выспаться, в кои-то веки, в свой законный завтрашний выходной. Поспать чуть больше, чем пять-шесть часов, и проснуться не с извечным вопросом: «Кто я, и почему так катастрофически сильно хочется убивать?». Блять.

Три года назад новость о переводе в новую школу и переезде в Сеул упала Чонгуку на голову, словно снег в августе. Он спокойно учился в маленькой районной школе в Кванджу, любил свой небольшой относительно того же Сеула город с его осенними фестивалями керамики и томатов, ходил на тхэквондо, где у него был классный тренер Хосок, который лечил синяки, много с ним разговаривал, лохматил волосы на макушке и понимал его от и до, как и понимал его нежелание ездить на соревнования, ибо секция секцией, а родители запихали Чонгука туда ещё лет в пять, и, как спорт для поддержания физического здоровья, тхэквондо вполне себе прекрасно подходило, но ничего большего Чонгуку не было нужно. Так и выходило, что особых успехов Чон не имел ни в учёбе, ни в спорте, но он однако был хорошим сыном, оценки не выводили его в топы учеников по школе, но стабильно на позиции «выше среднего» держали, тхэквондо кубков и наград за соревнования не приносило, ну хотя бы потому, что Чон на соревнования не особо-то и ездил, будучи с детства замкнутым и выбирающим себе друзей по принципу удобства и максимального понимания в вопросе невмешательства в личное пространство друг друга, но занятия гарантировали занятость и полезное времяпрепровождение, позволяя родителям спокойно работать и не переживать за него. Парочку таких друзей тот, к слову, оставил тогда в Кванджу: Намджун и Юнги были потрясающими товарищами, и иногда Чонгук грустит, что между ними сейчас километры и общение только через «каток».

Чонгук нервно ковыряет носком кроссовка ложбинку между каменных плиток на подъездной дорожке дома Кимов{?}[я хз вообще должны ли в русской речи склоняться корейские фамилии, пусть в этой работе склоняются], выковыривая из неё невычищенный снег, и устало выдыхает, когда ворота с тихим жужжанием откатываются в сторону окончательно. На сына у них времени не хватает, а на то, чтобы позаботиться о рождественском оформлении двора, хватает, значит. Лужайки украшают внушительных размеров проволочные фигуры оленей, перемотанные гирляндами, на дверях красуются стильные новогодние венки, и шикарная, пусть ещё не особо высокая, ель, растущая под окнами, переливается сотнями красивых огоньков тёплого белого цвета. Чонгук раздражённо фыркает. Что-то в последнее время его всё сильнее и сильнее раздражает это семейство по самым различным причинам.

«Мда, блять, новогоднего настроения никакого».

Он окидывает взглядом шикарный двухэтажный коттедж с полностью застеклённым вторым этажом, находит глазами место, где, по идее, находится комната Тэхёна. Шторы плотно закрыты, как и всегда в общем-то, наверное, лежит, как обычно, на кровати, читает фанфики или пилит ногти, или смотрит свой чёртов Нетфликс, или пялится опять в тик-токе на какие-нибудь «супер-красивые» парочки геев из далёкой и свободной Америки. Любит он всю эту дичь. Если так любит, валил бы и учился в свою Америку, родители бы и оплатили, и с удовольствием бы сплавили. И их ничего от работы не отвлекает, и Чонгуку можно перестать уже, наконец, быть нянькой. Он так устал уже от этого. Устал быть Тэхёну нянькой и делать всё, чего тот ни пожелает. Буквально… всё?

Тэхён, сука, невозможно странный. Просто невыносимо, блять. Он безусловно красивый, а как иначе, пацану повезло во всём: и родители богатые, и возможностей — задницей жуй, и ещё лицом удачно вышел. Настолько удачно, что Чонгук искренне, при всём своём раздражении в сторону Кима, считает, что красивее него вряд ли кого-то когда-то встречал. Тэхён утончённый и ухоженный, о да, за этим он следит. Он красиво разговаривает, не матерится и морщит свой чёртов идеальный нос, когда материться начинает Чонгук. А как не материться?

Три года назад отец Чонгука только вошёл в должность начальника отдела в Сеуле. Его заприметил директор Ким и соблаговолил проявить к нему своё расположение. С каких корпоративов на работе это началось и как, Чонгук не особо осведомлён, он может судить только по тому, за чем наблюдал. А наблюдал он за порхающей по новому дому (съёмному, конечно, и в два раза меньше, чем кимов) мамой, что только и повторяла, что это их счастливый билет. Они и до этого жили небедно. Не шиковали, на крузаках всей семьей не разъезжали, но жили хорошо же. Были деньги и на хорошую еду, и на нормальную одежду, и чонгуковы кружки оплачивать, и мамины походы по театрам да галереям. Но родителям свойственно пытаться достичь чего-то большего, как правило, кстати, ради детей. Чонгук это прекрасно понимает, поэтому и не злится на родителей за вынужденный переезд, в результате которого Чон потерял своих друзей, свою секцию тхэквондо с тренером и отчасти даже самоуверенность, потому что в Сеуле, в новой школе, он так и не стал толком своим, не то чтобы сильно хотелось, если уж начистоту, но, в общем, в конечном итоге получилось только абстрагироваться ото всех и общаться с кем-то лишь по необходимости.