Но было у этой девочки слабое место в броневой защите ее морального статуса. Шоколадные конфеты со сливочной помадкой. Хранила она эту тайну, как тамплиеры места своих сокровищ.

Один из анестезиологов запал на сестричку и не знаю, как он там, в своем отделении, договорился, но дежурил в ее смену целый месяц. Чего только не делал. И комплементы отпускал, и на чай зазывал… и смотрел томно, и вздыхал, и провожал после дежурства. Девчонка – кремень. На работе – ничего кроме работы. А что после работы? Судя по тому, что анестезиолог не успокаивался, и после работы – скала.

И вот очередные сутки. День прошел спокойно. Выписали ночных. Ждут вечера. После шести-семи начался поток. Отделение на тридцать коек. В приемном два милиционера. Спорые ребята. Принимают, раздевают, сортируют, оформляют – кладут.

Кого нужно зашивать, того к стенке в трусах на топчанчик.

Чтобы не путаться, они номер каждому на плече ручкой ставят.

Одним из первых доставляют мужичка сильно побитого. Весь в рваных ранах. Все поверхностное и не особо страшное, но если не промыть и не зашить – потом будет плохо. Раны нагноятся, кожа срастется грубо.

Берут его на стол. Хирург милицию предупредил:

– Дело не быстрое. Наберитесь терпения. Если еще кто будет серьезный, пусть вызывают из отделения второго хирурга на помощь.

Анестезиолог присел на стульчик в изголовье операционного стола. Видимо он тоже уже принял немножко. Но в тонусе.

Хирург шьет, медсестра инструменты подает, да иголки заряжает шовным материалом. Шум только от больного. Матерится, гадюка. А в операционной правило – материться можно только хирургу.

Анестезиолог нарушение моральной атмосферы терпел недолго. Ему, видишь ли, матюки больного настроение лирическое сбивают. Вот он и говорит хирургу:

– А чего ты его не обезболишь?

– Добро переводить. Он и так упит до наркоза почти. Потерпит!

Анестезиолог поднялся и наклонился над пьяным.

– Родная душа, тебе доктор делает бо-бо?

Пьяный всхлипнул.

– Сейчас я тебе масочку дам, и будет хорошо.

– Совсем сдурел? – хирург не отвлекается от шитья, но понимает, что если на спирт в мозгу алкаша наложится закись азота, начнется концерт по заявкам с галлюцинациями и беганьем по операционной. – Не смей!

Анестезиолог разматывает провода на аппарате РО-6 и идет с вилкой к розетке.

– Не ссы в компот, там ягодки! Все будет – лиге артис! От кислорода еще никому плохо не было кроме водолазов. – Он оборачивается к пьяному на операционном столе. – Мужик! Ты не водолаз?

– Нет, – бубнит из-под маски пьяный, – я токарь!

– Вот и хорошо.

Анестезиолог вставляет в розетку вилку питания наркозного аппарата.

Искры! В операционной гаснет свет.

Больной под маской начинает хохотать.

Медсестра замирает, будто ее тоже выключили.

Анестезиолог в темноте крадется к выходу из операционной. По пути он натыкается на медсестру, ощупывает ее.

– Что вы делаете, доктор?

– Ищу дорогу!

– Вы ошиблись, идите левее.

– Вредитель! – орет хирург, – ты куда собрался? Нашкодил и тикать?

– Электрика вызову!

– Без тебя вызовут. Бери фонарь и свети в рану!

Анестезиолог продолжает ощупывать медсестру в темноте.

– И левее могу и правее и по центру.

– Что ты там залип, – орет хирург.

– Он меня трогает за ногу!

– Кто?! – в два голоса спрашивают врачи.

– Больной!

– Вот подлец! – хирург поднимает руки над операционным полем. – Эй ты! Отпусти сестру и дай ему в морду! А то у меня руки чистые! Я не могу!

Анестезиолог нехотя отпускает медсестру, и обходит стол.

– Я в темноте не вижу куда бить.

– Не бейте! – бубнит из-под маски алкаш, – у меня рука свалилась просто.

– Ничего себе – просто! – возмутилась медсестра, – щупал там.

– Надо, надо ему в морду! – приплясывает хирург. – Я его тут шью, а он руки распускает!?

– Кто посветит? – анестезиолог обошел стол, – я не вижу, куда бить.

– Только смотри, в глаз бей! Окулист сегодня есть, а челюстно-лицевого хирурга нет. Санитарку позови! Где она? Когда не надо толчется в операционной, а как нужна – нет ее!

– Здесь я. Я в уголке стою, чтоб в чистую зону не зайти. – Ворчит санитарка, – вам бы только ругаться!

– Иди, встань позади сестры и свети в рану! Надо его дошить скорее. – Хирург ворчит, – Вот урод!

– Так я не понял, бить или не бить? – недоумевает анестезиолог.

– Вы прямо, как Гамлет! – подал голос алкаш. – Не бейте, я больше не буду.

– Втянул щупальца, осминог? – вопросил хирург, приступая опять к шитью. – А то перчатки поменять недолго! Взяли моду – медсестру мою щупать! Заведи свою и щупай!

– Пойду, позвоню «детям подземелья», потороплю электрика, – анестезиолог еще раз прошел мимо медсестры и опять ее пощупал.

– Доктор!

– Ухожу, ухожу…

– Только недолго! – подает голос санитарка, – фонарь тяжелый!

– Мухой обернусь.

В приемном отделении столпотворение. Работают при свечах. Обстановка очень романтичная.

Бригады скорой заходят одна за другой. Кто приводит пьяных с синяками и ранами, кто заносит, кто затаскивает. Контингент самый разный.

Есть интеллигентные мужчины, есть настоящие бомжи, грязные и вонючие. Всех раздевают, метят ручкой и вталкивают в большую палату.

Пьяные, если не спят и в состоянии разговаривать, отвечают на вопросы, просят отпустить. Но их не слушают. Конвейер в работе. Милиционеры Сережа и Валера работают очень быстро и ловко. Один заполняет документацию, другой раздевает, метит и вталкивает.

Анестезиолог застыл в дверях, наблюдает романтическую картину.

– Электрику звонили?

– Звонили, полчаса назад.

– Что сказали?

– Сказали, вышел. Но…

– Что?

– Он первый день сегодня дежурит. Только что устроился на работу!

– И что?

– Он пошел через подвал.

– Трындец! Самоубийца! – анестезиолог сел к телефону. – Але! Дежурные диверсанты? Это из карательных органов звонят! Где электрик, уроды моральные!? Тут операцию как во время войны при свечах делают! Каким автоматом? – Анестезиолог прикрыл трубку ладонью, – Говорят надо автоматом щелкнуть. У вас есть автомат?

– У нас и пистолетов нет, – отозвался один из милиционеров. – Нам не положено, мы убиваем – взглядом!

– Шутники.

Из операционной доносится вопль пьяного больного.

Все замирают и прислушиваются.

– Что там?

– Что, что, шьют на ощупь по живому!

– Так темно же!

– Вы не цените мастера, с которым работаете, он же виртуоз! Ювелир! Он оперировать может вообще с завязанными глазами! – анестезиолога понесло как Остапа Бендера,

– В пальцах умелых мелькает игла

Ровная строчка на тело легла

Бегать от дела нам не годится —

Крепко пришита к щеке ягодица!

– Процитировал он. – Фонарем светят. Ой! Я же обещал мухой! Пойду! Вы это… разыщите электрика!

– Если подвалом пошел, раньше, чем чрез час не ждите.

– Пошлите спасательный отряд! Нужен электрик! Вы чего тут, с ума сошли все? Свечки зажгли, романтики хреновы!

Анестезиолог пошел снова в операционную.

Милиционеры уже ему в спину пояснили:

– Сейчас прием закончим, и будем разбираться. Сами видите – бурный поток!

Анестезиолог первым делом пристроился за спиной медсестры, внимательно осматривает операционное поле.

– Ну, что тут у нас?

– Доктор, не упирайтесь!

– Да мне нечем! Ручки-то вот они!

Хирург аккуратно зашивает раны, промывает перекисью, сушит. Алкаш шипит сквозь зубы. Он уже немного отрезвел. Луч фонаря дрожит на операционном поле.

– Держи ровнее! – командует хирург.

– У меня руки уже устали! – жалуется санитарка.

– Иди сюда, врач-вредитель! Бери! Держи!

Анестезиолог нехотя отлипает от сестры и перемещается за хирурга, принимает фонарь. Санитарка растворяется в темноте.

– Что там с электриком? – осведомляется хирург.