— Что?

— А что, глупой, не особо расчетливой сироточке что-то непонятно? Ты думала, тебя тут примут с распростертыми объятиями, раз ты потеряла своих мамочку с папочкой? Да кому ты нужна такая? Не удивлюсь, если родители твои умерли только для того, чтобы тебя не слышать и не видеть…

— Заткнись, — я хватаю кружку кофе со стола и выплескиваю содержимое на парня. Тот соскакивает и начинает отряхиваться, кидаю следом саму кружку, но Крис уворачивается, и осколки разлетаются по полу.

— Ты с ума сошла! — кричит младший Браун, — Тебе повезло, что он не горячий, маленькая дрянь!

— Как жаль, что там был не кипяток, — яростно скобля зубами, протягиваю я.

— Иди сюда… — Крис направляется прямо ко мне, злой как черт, хватает за запястье, я мгновенно скручиваюсь.

Боль проходит по всем моим старым ранкам, тонкая кожа не смогла выдержать. Сквозь светлый рукав пуловера начала выступать кровь, капля за каплей, они образовывали светло-багровое пятно.

— Что это? — парень в изумлении ослабил хватку и задрал мой рукав.

— Отпусти, — пропищала я.

Сверху послышались шаги, и мы тут же замолчали, Кристофер выпустил мое запястье, а свою окровавленную ладонь завел за спину от посторонних глаз.

— Что тут происходит? — Джон, словно грозовое облако, спустился и подарил нам свое недовольство.

— Ничего сверхъестественного, просто разбили кружку, — говорит Крис.

— Ким, ты что, поранилась? — старший Браун с беспокойством чуть ли не подлетел ко мне, едва заметив мой окровавленный пуловер.

— Нет, все в порядке, — пытаюсь убрать запястье подальше. Джон не должен узнать о том, как я успокаивала свои нервы.

— Это моя кровь, — вдруг произносит Крис, показав свою ладонь, ранее испачканную моими стараниями. — Ким просто вляпалась в нее, когда пыталась мне помочь.

Интересно, с какой это стати редкостный придурок меня покрывает?

— Ну не стой тогда просто так, иди, обрабатывай! — приказывает отец своему сыну.

Младший Браун тут же скрывается с наших глаз под фальшивым предлогом. Я тоже не могу задерживаться: Джон может меня расколоть. Не нужно его ранить еще сильней. У него и так много забот, а мои заморочки не должны добивать его.

— Пойду в комнату и переоденусь, — улыбаюсь я, пытаясь включить в себе жизнерадостную актрису.

Как можно быстрее забегаю в ванну своей комнаты и начинаю залечивать себя. Отмываю кровь, забинтовываю запястье и надеваю чистую одежду. Но спокойствию не дано было установиться: снова пришел Крис, видимо, добить меня.

— Моя благосклонность очень редкая вещь, но я ее тебе дарю, — произносит парень, ввалившись в мою комнату, осторожно прикрыв дверь.

— Какая щедрость, — внутри меня просто кричит ярость, я готова впиться ему в горло!

— Ты же не хочешь, чтобы мой отец узнал о твоих наклонностях к подготовке к тому свету?

Я просто молчу и не отвечаю.

— Один раз я тебя уже прикрыл и жду благодарности, — улыбается парень.

— Чего ты от меня хочешь?

— Я хочу свою комнату. В обмен на это я забываю о кровавых извращениях и не говорю никому, а ты живешь спокойно.

— Хорошо, комната твоя, но у меня есть еще одно условие.

— Ты считаешь, что можешь ставить мне условия? — изумляется парень.

— Ты больше не будешь оскорблять Барбару, никогда! И тогда я даже сама перетаскаю все твои вещи и разложу по полочкам.

— Заманчиво… хорошо, но это не значит, что прицел с твоей мишени исчезнет, — умиляется Крис.

— Не думай, что я сдамся и буду терпеть твои оскорбления, это просто соглашение, даже не перемирие.

— Какое может быть перемирие, когда война началась только в эту секунду, — парень направляется прочь из комнаты. — Спокойной последней ночи в этой комнате, — парень выходит, хлопает дверью.

Почему это происходит со мной? Чем я заслужила все эти испытания? За что небеса так ополчились на меня? Или это испытания? Если это они, я пройду их с достоинством! Я никому не позволю насмехаться надо мной! И если Кристофер Браун официально признал начало войны, значит, назад дороги нет.

5 глава "Пустота"

Внутри каждого из нас есть свой маленький мир, наполненный тайнами и яркими чувствами, которые мы храним на протяжении всей жизни. Мы часто заглядываем в эту вселенную, и гуляем по млечным путям памяти, утопая в наслаждении воспоминаний. А что, если внутри ничего нет? Что если там пусто и от космоса осталась только черная, бездонная дыра, которая так резво поглощает и без того раненое сердце. Я не могу думать о прошлом, какие бы воспоминания не просыпались, они приносят лишь боль: хорошее — никогда не повторится, плохое — уже убило меня. В такие моменты смысл жизни теряется, именно поэтому я принимаю дозы боли от тонкой, острой пластины, которая дарит мне иллюзию, что я еще дышу.

Сон снова проиграл моему сознанию, глаза не смыкаются, мысли в свободном полете кружат по опустошенному мозгу. Я себя не контролирую и мое внутреннее «я» выдает порцию одну за другой уже забытого и, как мне раньше казалось, ненужного. В одну секунду перед глазами вспышка, в последующую — другая… Вижу, как мама готовит обед… как празднуем Рождество… как папа ругается за то, что я разбила дорогую вазу… прячу рисунок от мамы, который приготовила в подарок… О боже! Как, как мне жить дальше? Слезы капают на подушку, вытираю глаза рукавом пижамы, но это бесполезно, слезинки образуют свой хоровод и превращаются в водопад страданий, который нет смысла тормозить куском ткани.

Мой взгляд падает на дверь ванной комнаты, в глупой голове уже зарождается план по очередному порезу: уже вижу, как вхожу в ванную, касаюсь выключателя, свет загорается, аккуратно достаю лезвие и резким рывком провожу по запястью. Но я не сдвигаюсь с места, меня будто приковали к кровати. Я хочу, чтобы так и оставалось.

Утро подходило маленькими шажками, точно престарелая дама, гуляющая по магазинам, бесполезно гадать, когда же она на что-то решится. Так и гнилые небеса, затянутые мрачной грозовой паутиной, не решались растаять под пылкими лучами солнца. Словно сама природа способствует моему депрессивному настроению и еще больше загоняет во мрак.

Совершив все свои утренние ритуалы, я приступила к обработке вчерашней вскрывшейся раны, аккуратно перемотала бинтом, закрепила пластырем и натянула напульсник. Достала очередную кофту с длинным рукавом, излюбленные джинсы и затасканные белые кроссовки, которые скорее уже больше похожи на серые.

Спустившись вниз по лестнице, я не обнаружила очередного завтрака, там никого не было. Неужели мои часы неправильно ходят и вместо того, чтобы встать, как нормальный человек, я соскочила раньше всех? Всматриваюсь в часы на стене, но нет, мои предположения ложны — уже почти восемь. Наконец раздается звук шагов. Мистер Браун легкой походкой, поправляя манжеты, подходит ко мне.

— Школа отменяется, Кимми, — заявляет мужчина, — Нас ждут другие дела.

— Какие еще дела? — я в недоумении смотрю на своего опекуна.

— С тобой хочет поговорить психолог, она хочет знать, как проходит твоя адаптация. Она ждет нас в Портленде.

— Это обязательно? Просто, когда я последний раз говорила с мисс Ли, она сравнила мою жизнь с баклажаном и дала пару советов, которые даже пациент психушки посчитал бы ненормальными.

— Это не мое требование, а насчет баклажана, это не самое плохое сравнение, — усмехается Джон. — Суду нужно удостовериться, что они сделали правильный выбор, для этого они и прислали ее. Задаст пару вопросов и исчезнет.

Это то, что называется — «день не задался». Насчет мисс Ли, то она и вправду не в себе, ее маленькие азиатские глазки заставляют меня покрываться мурашками, сама не знаю почему. Но при каждом ее новом взгляде меня в дрожь бросает. Может, это от того, что я опасаюсь, что она прознает о моем «секретике» на руке и в мгновение ока отправит лечить весь «мой внутренний мир» в ближайшем психдиспансере.

Джон и я уселись в машину, тронулись с места. Мы едем в полной тишине, пока мой желудок не начал «петь дифирамбы».