Хрис покачал головой отворачиваясь.
Он и сам думал об этом, но почему-то ему казалось, что именно у него не получится восстановиться. Если он все-таки выберется…
Он крепко зажмурился, прогоняя от себя дурные надежды.
Нет, не выберется. Амир не отпустит его.
— Мы никогда не говорили о прошлом, — тихо произнес Юрка, пытаясь заглянуть ему в лицо. — Ты когда-то говорил, но я забыл… Как тебя зовут?
— Женя, — ответил парень, пальцами комкая край одеяла. — Воскресный Женя. Мать зачем-то назвала и сестру тоже Евгенией, поэтому, чтобы не путаться, я придумал себе имя Хрис. Типа Воскресный — Христос — Хрис. Но… мать религиозная очень, сказала, что это богохульство. А здесь… здесь бога нет, а если и есть, то меня он не слышит.
Юрка вдруг всхлипнул и порывисто обнял его, прижимаясь щекой к щеке, и Хрис оцепенел, совсем не зная, что говорить и что делать. А потом силы вдруг оставили его, маска равнодушия спала, и он с громким судорожным вздохом уткнулся носом ему в плечо, обнял в ответ, согреваясь в кольце теплых рук, хватаясь ослабевшими пальцами за его одежду.
Его затрясло, шум в ушах заглушил все остальные звуки, но он все равно отчетливо услышал слова Юрки, отдающиеся глухими вибрациями в его груди.
— Мне очень жаль, что это с тобой случилось.
Они посидели так еще пару минут, пытаясь собраться с мыслями, а потом осторожно расцепили руки, отстранились, почему-то чувствуя себя неловко.
— Как… как ты? — смущенно пробормотал Хрис, чувствуя, как отчаянно краснеет.
— Привыкаю, — дернул плечом Юрка, накручивая прядь светлых волос на палец. — Стас не запрещает мне выходить из квартиры, оставил мне ключи, дал карточку…
— Карточку?
— Да, ну, банковскую.
Истерично всхлипнув, Хрис закрыл лицо руками и прошептал:
— Боже, я уже и забыл, что такое банковская карточка. В начале двухтысячных в моем городке они еще были редкостью, а теперь, как я понимаю, все через них, да?
— Я тебе больше скажу, еще до моего заключения в «заповедник» все почти проходило через терминалы. Но ты привыкнешь.
Хрис слабо улыбнулся, но спорить не стал.
— Ну вот, он не запрещает выходить, покупать что захочу, дал мне свой ноутбук, и я в принципе всем доволен, только скучно очень. Стас часто в командировках или у вас тут, приходит домой ближе к полуночи, уходит рано. Я даже стараюсь ему что-то готовить, — Юрка хмыкнул, покачал головой, видимо, вспоминая попытки соорудить нормальное блюдо. — Знаешь, я и не подозревал, что, когда снова буду свободен, не захочу никуда идти. Вернее, не так. Что я не буду никуда спешить. Хочу вот с сентября пойти снова в университет, только пока не знаю на кого. Ну, все равно не скучно.
— А родители?
Улыбчивое лицо будто сияющего изнутри Юрки вдруг омрачилось.
— Понимаешь, мои родители — очень богатые люди. Отец равнодушен ко всему кроме денег, а мачеха — стервозная дрянь, которая только рада, что единственный сын мужа пропал, освободив дорогу ее собственным детям. Я не хочу возвращаться в этот кошмар. Лучше Стас, чем родной отец.
— Но ты же его не любишь, да? — осторожно спросил Хрис.
Юрка только плечами пожал.
— Я думаю, что никогда не был способен любить. Да и он тоже. Нам просто комфортно вместе.
Подавить горестный вздох у Хриса не получилось. Он на секунду зажмурился, нервно покусал губы и произнес:
— Это так несправедливо, что Амир позволил тебе уйти со Стасом, а ты ведь даже его не любишь! И он тебя не любит, но все равно спас. А Амир твердит мне о любви и оставляет гнить в этом болоте…
Юрка сжал его руку так, что пальцы побелели. Прицельно взглянув в мокрые от невольных слез глаза, он твердым голосом произнес:
— Он заберет тебя. Обещаю, Хрис, заберет.
========== 3.2 Новая жизнь ==========
— Ребята сказали, ты не хочешь никуда уезжать?
Кьяра шагнула в комнату, приковывая к себе внимание.
Хрис поспешно отложил гитару в сторону и даже хотел встать, вспоминая, что о чем-то подобно рассказывали на школьных уроках в его далеком прошлом, и когда заходит женщина, нужно вставать, но все-таки не сделал этого, не чувствуя в себе сил совершить даже столь простое действие.
— Мне это уже не нужно. Я больше не хочу свободы, — спокойно произнес он, удивляясь тому, что голос его не дрогнул.
Недовольно поджав аккуратно накрашенные красной помадой губы, Кьяра прошлась к окну, посмотрела вниз на затянутый вечерними сумерками сад, а потом, не оборачиваясь, мягко пробормотала:
— Хорошо, я на другое и не рассчитывала. Но мы можем совершить маленькое путешествие и уже к вечеру вернемся. Ты не против?
— Как скажешь, — Хрис тронул пальцами струны, не чувствуя в себе ни радости, ни грусти, ни злости. Только безразличие.
То, что раньше для него было недостижимой роскошью — выйти за ворота, сейчас казалось, если не скучным занятием, то уж точно чем-то бессмысленным, утомительным и, чего скрывать, болезненным.
— Вот и славно, — девушка кивнула, обнимая себя руками за плечи. — Тогда я переночую в гостевой, а завтра в пять утра выдвигаемся в путь.
***
— Я понимаю, что он сделал тебе очень больно, но…
— Нет, ты не понимаешь, — прикрывая глаза рукой, пробормотал Хрис. — Ты не можешь этого понять.
— Нет, я понимаю, — Кьяра коснулась его плеча, но тут же вернула руку на руль. — Потому что он мой отец, и я знаю его всю жизнь. Он тоже страдает. Он несколько раз порывался все это закончить, вытащить тебя, как-то разобраться с остальными, но не мог. Потому что я была еще маленькая, он боялся, что мама будет манипулировать мною, а еще, что она растратит все деньги, поэтому учил меня, создавал фонды на мое имя… Он боялся, что, если раскроется его помешательство на тебе, то семья открестится и от меня тоже, и он отчасти был прав.
Кьяра горько усмехнулась, не спеша заводить двигатель. Печальное выражение ее лица вдруг резко сменилось на хищное, губы исказились в жестокой, слишком знакомой Хрису, улыбке.
— Ты… что? — переспросил парень, не до конца понимая.
Девушка многозначительно вскинула бровь и нажала на кнопку зажигания. Автомобиль тихо и утробно заворчал, как разбуженный зверь. Кьяра выжала сцепление, потом газ и медленно выехала через распахнутые ворота.
— Если бы ты увидел мою семью, то понял бы, что я никогда не была их частью, — хмыкнула девушка, сворачивая на трассу. — Все женщины носят платок, все совершают намаз, постятся, а дома — хозяюшки, умницы и красавицы. Но папа учил меня, что я свободный человек и не обязана делать то, что делают они. Он готовил меня к тому, что родня может не принять мою позицию, но не он, нет. Папа всегда будет на моей стороне. Так все и получилось. Теперь я его наследница и единственный партнер по бизнесу. А все почему? Потому что наша семья отвернулась от нас.
— Так посадить за решетку его пытаются…
— Родственники, да, — кивнула Кьяра. — Они всегда были жесткими людьми.
Хрис помолчал какое-то время, бездумно рассматривая сумеречные пейзажи за окном, а потом тихо пробормотал:
— Это его не оправдывает.
— Не оправдывает, — согласилась девушка. — Но многое объясняет. Да, возможно, были и другие варианты, но в тот момент искать их не было времени. А сколько он держал бы тебя взаперти — месяц или двенадцать лет, уже не важно. Результат мог быть один. А подвергать опасности меня он не хотел.
Дальше они ехали в полном молчании. Хрис сидел неподвижно, устремив взгляд вдаль, и глаза его то наполнялись слезами, то вдруг становились совершенно сухими.
— Ты как хочешь, а я просто требую кофе! — заявила Кьяра, заруливая на первую попавшуюся ночную заправку с более-менее приемлемой кофейней внутри.
Они выбрались из машины, и Кьяра поспешила в здание, но уже у двери замерла, заметив, что Хрис не пошел за ней. Парень неотрывно разглядывал вывеску, тяжело дышал, будто только что пробежал кросс, и пытался собраться с мыслями.
— Идем?
— Подожди. Дай мне минутку. Я… я сейчас… — его лицо побледнело, и Кьяра всерьез забеспокоилась, уж не хватил ли его удар. Но Хрис лишь закрыл глаза и задержал дыхание, кажется, пытаясь не разреветься.