«Мы живем в атомной эре. АЭС оказались удобными и надежными в эксплуатации. Атомные реакторы готовятся принять на себя теплофикацию городов и населенных пунктов…» – писал О. Д. Казачковский в том же номере «Правды», забыв сказать, что атомные теплоцентрали будут возводиться вблизи крупных городов.

Месяцем позже академик А. Е. Шейдлин заявил в «Литературной газете»:

«С большим удовлетворением воспринято сообщение о замечательном достижении – вводе в действие четвертого энергоблока мощностью миллион киловатт на Чернобыльской атомной электростанции имени В. И. Ленина».

Не екнуло ли сердце у академика, когда он писал эти строки? Ведь именно четвертому энергоблоку суждено было прогреметь ядерным громом среди ясного неба гарантированной безопасности АЭС…

В другом своем выступлении на замечание корреспондента о том, что расширенное строительство АЭС может встревожить население, академик ответил: «Тут много от эмоций. Атомные электростанции нашей страны совершенно безопасны для населения окрестных районов. Никакого повода для беспокойства просто не существует».

Особенно большую лепту в пропаганду безопасности АЭС внес председатель Государственного комитета по использованию атомной энергии СССР А. М. Петросьянц.

«Нельзя не признать, – писал он за четырнадцать лет до чернобыльского взрыва, – что у атомной энергетики блестящее будущее… Атомная энергетика имеет определенные преимущества по сравнению с классической. АЭС полностью независимы от источников сырья (урановых рудников) благодаря компактности ядерного горючего и продолжительности его использования. АЭС весьма перспективны в отношении использования мощных энергоблоков… – и делал такой успокаивающий вывод: – АЭС как производители энергии являются чистыми источниками энергии, не увеличивающими загрязненность окружающей среды»[5].

Рассматривая далее вопрос о масштабах развития атомной энергетики и ее месте за пределами двухтысячного года, А. Петросьянц задумывается прежде всего о том, хватит ли запасов урановой руды, и полностью снимает вопрос о безопасности столь широкой сети АЭС в самых густонаселенных районах европейской части СССР. «Вопрос наиболее рационального использования чудесного свойства ядерного горючего – главный вопрос ядерной энергетики…» – подчеркивал он в той же книге. И при этом не безопасность АЭС, а рациональное использование ядерного горючего прежде всего беспокоило его. Далее автор продолжает: «Все еще бытующий некоторый скептицизм и недоверие к атомным электростанциям вызваны преувеличенной боязнью радиационной опасности для обслуживающего персонала станции и, главное, для населения, проживающего в районе ее расположения…

Эксплуатация АЭС в СССР и за рубежом, в том числе в США, Англии, Франции, Канаде, Италии, Японии, ГДР и ФРГ, показывает полную безопасность их работы при соблюдении установленных режимов и необходимых правил. Более того, можно поспорить, какие электростанции более вредны для организма человека и окружающей среды – атомные или работающие на угле…»

Тут А. Петросьянц почему-то умолчал, что тепловые электростанции могут работать не только на угле и нефти (кстати, эти загрязнения носят локальный характер и отнюдь не смертельны), но и на газообразном топливе, которое добывается в СССР в огромных количествах и, как известно, транспортируется и в Западную Европу. Перевод же тепловых станций европейской части нашей страны на газообразное топливо полностью мог бы исключить проблему загрязнения среды обитания золой и серным ангидридом. Однако А. Петросьянц и эту проблему поставил с ног на голову, посвятив целую главу своей книги вопросу загрязнения окружающей среды от тепловых станций, работающих на угле, и умолчав, конечно же, об известных ему фактах загрязнения среды обитания радиоактивными выбросами от АЭС. Сделано это отнюдь не случайно, а для того, чтобы подвести читателя к следующему оптимистическому выводу. «Приведенные выше данные о благоприятной радиационной обстановке в районах расположения Нововоронежской и Белоярской атомных станций типичны для всех АЭС Советского Союза. Такая же благоприятная радиационная обстановка характерна и для атомных электростанций других стран…» – заключает он, проявляя корпоративную солидарность с зарубежными атомными фирмами.

А между тем А. Петросьянц не мог не знать, что весь период эксплуатации, начиная с 1964 года, первый двухконтурный блок Белоярской АЭС постоянно выходил из строя: «козлили» топливные урановые сборки, ремонт которых проводился в условиях сильного переоблучения эксплуатационного персонала. Длилась эта радиоактивная история почти без перерыва пятнадцать лет. Уместно сказать, что на втором, уже одноконтурном, блоке той же станции в 1977 году расплавили пятьдесят процентов топливных сборок атомного реактора. Ремонт продолжался около года. Персонал Белоярской АЭС довольно быстро переоблучили, и пришлось на грязные ремонтные работы командировать людей с других атомных электростанций. Не мог не знать он и о том, что в городе Мелекессе Ульяновской области высокоактивные отходы закачиваются в глубинные скважины под землю, что английские атомные реакторы в Виндскейле, Уинфрите и Доунри сбрасывают радиоактивные воды в Ирландское море с пятидесятых годов по настоящее время. Перечень подобных фактов можно было бы продолжить, но…

Не делая преждевременных выводов, скажу только, что именно А. Петросьянц на пресс-конференции в Москве 6 мая 1986 года, комментируя чернобыльскую трагедию, произнес поразившие многих слова: «Наука требует жертв». Этого забывать нельзя.

Но продолжим свидетельства.

Естественно, что на пути развития новой отрасли были и препятствия. Соратник И. В. Курчатова Ю. В. Сивинцев приводит в своей книге «И. В. Курчатов и ядерная энергетика»[6] интересные воспоминания о периоде внедрения в сознание общественности идей мирного атома и о трудностях, с которыми пришлось столкнуться на этом пути.

«Противники развития ядерной энергетики за рубежом и в нашей стране иногда одерживают “успехи” в борьбе с новым. Наиболее известным из них является запрет на пуск атомной станции в Австрии, принятый недавно после шумной антиатомной кампании. Эту АЭС западные журналисты уже успели окрестить “мавзолеем стоимостью в один миллиард долларов”. (Тут уместно сказать, что Ю. Сивинцев опустил одну деталь: население Австрии добровольно оплатило стоимость АЭС, внеся деньги в казну, после чего правительство, расплатившись с фирмачами, законсервировало станцию. – Г. М.) Развитие ядерной энергетики в нашей стране тоже проходило не без преодоления трудностей. В конце пятидесятых годов сторонники традиционной энергетики подготовили и почти провели в жизнь решение ЦК КПСС и Совмина СССР о приостановке строительства Нововоронежской АЭС и сооружении вместо нее обычной ТЭЦ. Главная аргументация – неэкономичность АЭС в те времена. Курчатов, узнав об этом, отложил все дела, поехал в Кремль, добился созыва нового совещания руководящих работников и в острой дискуссии с маловерами добился подтверждения прежних решений о строительстве АЭС. Один из секретарей ЦК КПСС спросил его тогда: “А что мы будем иметь?” Курчатов ответил: “Ничего! Лет тридцать это будет дорогостоящий эксперимент”. И все-таки добился своего. Недаром многие из нас называли Игоря Васильевича “атомным реактором“, “человеком-танком” и даже “бомбой”»[7].

Пора сказать, что приведенные выше оптимистические прогнозы и заверения ученых мужей никогда не разделяли эксплуатационники атомных электростанций, то есть те, кто имел дело с мирным атомом непосредственно, ежедневно, на своем рабочем месте, а не в уютной тиши кабинетов и лабораторий. В те годы информация об авариях и неполадках на АЭС всячески процеживалась на министерском сите осторожности, гласности предавалось лишь то, что в верхах считалось нужным опубликовывать. Хорошо помню этапное событие тех лет – аварию на американской АЭС Тримайл Айленд 28 марта 1979 года, нанесшую первый серьезный удар по атомной энергетике и развеявшую иллюзию безопасности АЭС у многих. Но не у всех.