Комнату заливал яркий солнечный свет. Разноцветные блики от витражного окна танцевали на стене и складывались в причудливые узоры. Офелии казалось, будто она очутилась внутри калейдоскопа, механизм которого только что крутанули. Пестрая картинка почти стерла воспоминания о минувшей ночи, но стоило повернуться, и все тело отозвалось глухой болью.

Умывшись и расчесав спутанные волосы, она почувствовала себя намного лучше. Чтобы оценить свой вид, не хватало только зеркала – а его не нашлось ни в ванной, ни в спальне, ни у лестницы. Поиски закончились, едва Офелия почуяла невероятные запахи: печеного хлеба, молочного какао и ванили. Голодный желудок капризно заурчал, требуя завтрак.

Когда она заглянула на кухню, Дарт как раз доставал противень с выпечкой, насвистывая веселую мелодию. Стол уже был накрыт (почему-то на три персоны). Памятуя о правилах дома, Офелия не стала спрашивать, кому предназначена третья тарелка. Может быть, Бо? Словно прочитав ее мысли, пес переметнулся к ней, выклянчивая угощение. За эти печальные глаза можно было отдать последний кусок, но ему перепал только краешек сырного кренделя.

После завтрака Дарт собрался к стекольщику, чтобы заказать окно взамен разбитого, и Офелия осмелилась попросить заодно отправить письмо в Лим. Благо она знала адрес, где Флори собиралась остановиться. В коротком послании Офелия просила сестру поскорее вернуться и прийти в дом за пшеничным полем. Чтобы не возникло путаницы, Дарт дополнил письмо простенькой картой, указав стороны света и ближайший ориентир – водонапорную башню. С удивлением Офелия обнаружила, что убежала не так далеко, как ей показалось ночью.

– У меня есть еще одна просьба, – смущенно добавила она напоследок. – Пожалуйста, не обращайся к следящим!

Дарт с интересом воззрился на нее:

– Это еще почему?

Она прикусила губу, не решаясь признаться, что им с сестрой нельзя привлекать внимание. Однажды стражи правопорядка отправили их в приют, а затем едва не упекли Флори за решетку. В тот раз сестре чудом удалось спастись, и теперь Офелия боялась, что нынешнее происшествие снова натравит на них следящих.

Она раздумывала над ответом слишком долго, чем и выдала себя. К ее удивлению, Дарт не стал выпытывать подробностей.

– Лезть в чужие проблемы себе дороже. – Он задумчиво потер подбородок и добавил: – Мне хватит разбитого окна.

Уходя, Дарт отдал команду Бо охранять дом – и на том скрылся. Судя по шуму, он последовал не ко входной двери, а на второй этаж. Офелия удивленно слушала, как наверху что-то грохочет. Оставалось гадать, что за выход скрывается там: неужели через крышу? Она бы проверила, но правила дома запрещали посещать другие комнаты, кроме тех, где она уже была, а также трогать вещи, шуметь и открывать любые двери. Проще перечислить, что ей дозволялось.

Пытаясь себя чем-то занять, Офелия обошла кухню. Приметила две двери по разным углам – одна вела в кладовую, а другая оставалась тайной, хотя в богатых домах к кухне обязательно примыкала просторная столовая, где проводились семейные завтраки, полуденные обеды и званые ужины. Проверять догадку Офелия не стала и прошествовала в холл. Разбитое окно Дарт заколотил широкой доской и закрепил ее согнутым гвоздем вместо задвижки. По левую сторону от двери было такое же окно, только целое. Выглядело это так, будто после драки у дома остался один здоровый глаз, а второй, подбитый, прикрыли повязкой. Унылая экскурсия завершилась прогулкой по длинному коридору с чередой запертых дверей. Раздосадованно вздохнув, Офелия скользнула в спальню.

Солнце больше не заглядывало в витраж, и от калейдоскопа осталось лишь несколько отблесков на полу.

Она улеглась на кровать под тюлевым балдахином и стала размышлять. Если Дарт отправит послание до обеда, то к вечеру оно доберется до адресата. Вся надежда на Плавучую почту. Так в Пьер-э-Метале называли контору связи, соединявшую прибрежные города. По Почтовому каналу ходили проворные суда, доставлявшие письма и посылки, а позже появились паромы, перевозящие пассажиров. Если Флори поспешит, то успеет на ночной рейс и вернется завтра к утру.

От размышлений Офелию отвлек странный шум: вначале послышалось что-то вроде короткого всхлипа, а затем громкий хлопок. Она подскочила и завертела головой, но в комнате не нашлось ничего подозрительного, кроме шкафа, занимающего стену напротив кровати. Может, Бо забрался внутрь? Она решила проверить, чтобы не бояться понапрасну.

Дубовые дверцы с патиной распахнулись от легкого прикосновения, из шкафа дохнуло смесью ароматов из старого дерева, лаванды и календулы. Все пространство было забито платьями, и рука сама потянулась к одному из них, расшитому серебристым стеклярусом. Наряд выглядел как доспехи и весил, наверно, так же. Едва Офелия подумала о том, чтобы примерить его, зрение уловило движение: изящное, мимолетное и неестественное – потому что принадлежало платью. Оно протянуло к ней ярко-алые рукава, окольцевало запястья и рывком потащило в шкаф.

Офелия попыталась сопротивляться, упереться ногами в пол, но узлы сдавили сильнее, и пальцы пронзило игольчатой болью. Она успела только вскрикнуть, прежде чем нутро шкафа поглотило ее. Дверцы захлопнулись, ключ дважды провернулся с той стороны, а Офелия нырнула в душную глубину платьев. Одни наседали пышными юбками, другие царапались нашитыми камнями, третьи щекотали отделкой из перьев, а то, что утащило ее сюда, продолжало стягивать узлы на запястьях. Она почувствовала себя пленницей в кандалах, брошенной в темницу.

Со злости Офелия толкнула ногой дверцу и отчаянно заворочалась. Рукава не давали свободно двигаться, и все, чего она добилась, – запуталась в юбке с кринолином. Были платья живыми или только мерещились такими, лучше им не сопротивляться. Офелия смирилась и обмякла, поняв, что самой отсюда не выбраться. Оставалось дожидаться Дарта.

Время тянулось издевательски медленно. Ей казалось, будто она просидела здесь несколько часов, чихая от запаха саше. В закрытом шкафу аромат душистых сухоцветов был навязчивым до тошноты.

Наконец слух уловил звонкий лай Бо. Офелия встрепенулась, и узлы затянулись крепче. Она хотела позвать Дарта по имени, вот только все согласные померкли на фоне пронзительной и протяжной «а-а-а-а-а-а». Крик прервался на вдохе и превратился в сдавленный хрип, когда атласный пояс по-змеиному обвился вокруг шеи в удушающем захвате. Связанные руки не могли дотянуться, чтобы помешать этому. Всерьез испугавшись, Офелия заколотила ногами.

Напуганная, она не сразу поняла, откуда этот слепящий свет и что за сила тащит ее наружу. Дарт действовал быстро и решительно: проворными пальцами ослабил петлю на шее и стянул пояс через голову, затем вцепился в рукава повыше тугих узлов и с силой рванул на себя. Ткань затрещала, а следом раздался оглушительный вопль. Офелия была готова поклясться, что он донесся прямо из глубины шкафа.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что случилось и как она очутилась на кровати. Может, всему виной ее кошмары? Офелия пошевелила рукой и заметила на запястье синий обод – след от крепких узлов.

– Это был не сон, – мрачно сказал Дарт. Он сидел на полу у изножья кровати. Взгляд строгий и прожигающий, на губах ни намека на улыбку. – Ты должна уйти.

Она резко села, отчего голова закружилась.

– Пожалуйста, не прогоняй меня!

– Хозяин не хочет видеть посторонних. – Дарт бросил на нее виноватый взгляд. – Гостеприимство безлюдя недолговечно.

Офелия ахнула. Она считала истории о безлюдях городскими легендами – далекими от истины, приукрашенными воображением. Поговаривали, что заброшенные дома дичали без жильцов, обретали разум и магические свойства. Кто-то называл их заразой на теле города, а кто-то считал отдельным народом с собственными устоями, историей, традициями. В родном Лиме чаще говорили не о безлюдях, а о том, как не допустить их появления. Поэтому Офелия знала о них лишь по рассказам сестры.