Та взяла на руки девушку, принялась гладить и нежно укачивать ее, потом припала к крохотной ранке на горле. Вампиры собрались вокруг бесчувственной жертвы, и она переходила по кругу от одного к другому, провожаемая жадными взглядами зрителей. Вот ее голова упала на плечо мужчине-вампиру, и открылась хрупкая шея под затылком, не менее соблазнительная, чем маленькие круглые ягодицы, безупречная кожа долгих бедер или нежные складки под коленками.

Я откинулся в кресле и почувствовал во рту вкус ее крови. Меня терзала невыносимая жажда. Я не мог отвести взгляд от девушки, но краешком глаза следил за покорившим ее вампиром. Он отошел в сторону и держался особняком, как и прежде. Мне показалось, что его темные глаза отыскали меня в сумрачном зале. Да, он пристально смотрел на меня.

Один за другим вампиры исчезали за кулисами. Нарисованный лес беззвучно вернулся на прежнее место. Девушка, обнаженная, безжизненная и бледная, лежала на шелковой подкладке открытого черного гроба в тени огромных деревьев. Снова зазвучала музыка, мрачная и тревожная, она становилась все громче, а огни рампы медленно гасли. Все вампиры уже покинули сцену, кроме моего знакомца фигляра. Он подобрал косу и маску Смерти и медленно подкрался к спящей девушке. Свет погас, сцена исчезла, и только музыка властвовала теперь над темным залом. Вскоре затихла и она.

Несколько мгновений публика сидела молча и неподвижно.

Потом раздались неуверенные хлопки, и плотину прорвало. Бурная овация охватила зал. Огромные светильники на стенах вспыхнули ярким светом, и люди задвигались, возбужденно переговариваясь друг с другом. Женщина в середине одного из первых рядов торопливо поднялась, сдернула со спинки кресла меховое манто. Кто-то, опустив голову, быстро проталкивался к застеленному дорожкой проходу. Вдруг вся толпа разом, точно по команде, повалила к дверям.

Вскоре шум начал стихать. Последние изысканно одетые и надушенные зрители покидали зал. Чары рассеялись. Двери распахнулись навстречу свежему дождливому вечеру, и с улицы уже доносился стук копыт и голоса, подзывающие экипажи. Внизу под нами простиралось море кресел, на зеленом шелковом сиденье белела забытая кем-то перчатка.

Я сидел, опираясь локтем о поручень, прятал лицо под рукой, прислушивался и смотрел вниз. Жажда медленно отступала, но я все еще чувствовал вкус ее кожи на губах. Мне казалось, что ее запах примешивается к запаху дождя, а отчаянный стук обреченного сердца гулким эхом отдается под сводами пустующего театра. Я громко вздохнул и посмотрел на Клодию. Она сидела неподвижно, сложив ручки на коленях.

Я не знал, что делать. Казалось, про нас забыли. Я взглянул вниз и увидел швейцара, он поправлял сдвинутые кресла и подбирал программки с пола. Боль, смятение и слепая страсть оставили в моей душе чувство неудовлетворенности и тоски, и я знал только один способ избавиться от него: спрыгнуть в партер и очутиться за спиной у ничего не подозревающего швейцара, утащить его в темноту и забрать его жизнь так, как забрали жизнь девушки на моих глазах всего четверть часа назад. Клодия наклонилась ко мне и шепнула на ухо: «Терпение, Луи. Терпение».

Я поднял голову и краем глаза заметил неподалеку от нас неподвижную фигуру. Он сумел подобраться совсем близко, обманул мою бдительность и чуткий слух, на которые я полагался всегда, даже в минуты смятения. Но я ошибся и не услышал его приближения. Он стоял молча и неподвижно рядом с занавешенным портьерой входом в ложу и пристально смотрел на нас. Я тотчас узнал в нем вампира с каштановыми волосами, сыгравшего главную роль в спектакле. И мои догадки подтвердились: это он вручил мне приглашение на спектакль. Это был Арман.

Я мог бы испугаться, но он стоял там так неподвижно, его глаза глядели так спокойно и мечтательно; наверное, он уже давно следил за нами. Мы поднялись и двинулись к нему, но он не шевельнулся. Его взгляд словно околдовал меня. Наверное, я должен был радоваться, что это он, а не тот злобный шут, но даже не подумал об этом. Он неторопливо обвел глазами Клодию, не выказывая ни малейших признаков чисто человеческой привычки скрывать откровенно любопытный взгляд. Я положил руку на плечо Клодии и сказал: «Мы долго искали тебя».

Вдруг мое сердце забилось ровнее, и тревога покинула его, утонула в невозмутимом спокойствии, точно обломки кораблекрушения, смытые с берега волной отлива в морскую пучину.

Поверьте, я ничуть не преувеличиваю, скорее наоборот. Это невозможно описать словами. Его глубокие карие глаза говорили, что он знает меня, знает, зачем я здесь; и не нужно ничего объяснять. Клодия молчала.

Наконец он отошел от стены, жестом приветствовал нас и предложил следовать за ним вниз. Его движения были хотя и спокойны, но необычайно стремительны, и рядом с ним я казался карикатурой на человека. На нижнем этаже он отворил дверь в стене, за ней начиналась лестница в подвал под театральным залом, повернулся к нам спиной в знак полного доверия и пошел вниз, едва касаясь ногами ступеней.

Следом за ним мы очутились в громадной темной комнате, наподобие бального зала. Подвал был древнее, чем здание театра. Дверь над нашими головами захлопнулась, и свет пропал раньше, чем я успел рассмотреть помещение. Я услышал шорох одеяний нашего провожатого, потом вспыхнула спичка. Лицо его осветилось, словно пламя факела выросло из крохотного огонька. Из черноты выплыла темная фигура. Это был смертный юноша, почти мальчик. Он приблизился к вампиру, вручил ему свечу. Я вздрогнул: мальчик словно излучал волны чувственного наслаждения, как та девушка на сцене, сладкий запах горячей, пульсирующей крови. Юноша обернулся и посмотрел на меня, спокойно, как и наш провожатый; вампир зажег свечу и шепнул ему: «Иди».

Свет рассеял темноту даже у дальних стен зала, Арман высоко поднял свечу и медленно пошел вперед, поманив нас за собой. В дрожащем, неровном пламени вокруг нас открылся фантастический мир фресок в глубоких, мрачных тонах. Я всмотрелся в ближайшую картину. То была копия с ужасного «Триумфа смерти» Брейгеля, выполненная в таком грандиозном масштабе, что бесчисленное множество призрачных персонажей возвышалось над нами в полумраке. С содроганием я взирал на омерзительные, кровожадные скелеты, как они сталкивали беспомощные тела умерших в зловонный ров, тянули за собой телегу, груженную человеческими черепами, обезглавливали трупы, валяющиеся на земле или свисающие с виселиц. В вышине над бескрайним адом безжизненной дымящейся пустыни, над армией уродливых и обезглавленных солдат, спешащих на кровавую бойню, одиноко звонил колокол. Я отвернулся, не в силах сдержать отвращение, но наш спутник взял меня под руку и подвел к следующей фреске, изображавшей падение ангелов. Про́клятые существа, сброшенные с божественных высот в пылающую бездну, полную пирующих монстров, казались такими прекрасными и живыми, что я невольно поежился. Арман снова тронул мою руку, но я не шевельнулся, вглядываясь в парящие на недосягаемой высоте фигуры ангелов с трубами. На мгновение чары, окутавшие меня, спали, и во мне возникло то же чувство восхищения, что и при первом посещении Нотр-Дам. Но оно тут же прошло, оставив после себя только смутное сожаление, точно некая призрачная драгоценность выскользнула у меня из рук, прежде чем я успел насладиться обладанием ею.

Пламя свечи выросло и окрепло, из полумрака один за другим выступали кошмарные сюжеты. Нашим глазам предстали вырожденцы и уроды Босха, раздувшиеся в гробах трупы, принадлежащие перу Траини, чудовищные всадники Дюрера и выходящее за всякие мыслимые пределы грандиозное собрание средневековых гравюр, оккультной символики и барельефов. Росписи на потолке изображали корчащиеся тела, рассыпающиеся в прах скелеты, ужасных демонов и наводящие страх орудия пыток. Помещение производило впечатление храма смерти.

Наконец мы вышли на середину зала. Я огляделся по сторонам, и мне почудилось, что нарисованные монстры ожили. Мне показалось, что я падаю в знакомую черную бездну, как бывало в предчувствии видения, комната поплыла перед глазами. Я взял Клодию за руку. Она стояла задумчиво и неподвижно, ее равнодушный и отсутствующий взгляд на секунду встретился с моим, и я понял, что ее надо оставить в покое. Она вырвала крошечную ладошку и быстро пошла прочь от меня. Торопливый стук ее каблучков отдавался громким эхом в огромном зале и барабанным боем у меня в висках. Я сжал лоб ладонью и безмолвно опустил голову, словно боялся поднять глаза и увидеть ужасные, непереносимые страдания. Потом снова взглянул на вампира. Его лицо как будто парило передо мной во мраке свечи, древние мудрые глаза сияли в кругу темных ресниц. Каменные черты не дрогнули, губы не шевельнулись, но мне показалось, что он улыбается. Я разглядывал его все настойчивее, убежденный, что это всего лишь волшебство, иллюзия и я смогу преодолеть ее. Но чем дольше я смотрел на него, тем явственнее видел эту легкую и задумчивую улыбку. Вдруг он ожил перед моими глазами, и я услышал или, точнее, почувствовал, как он что-то шепчет, говорит и даже напевает. Неожиданно приблизившись, он притянул меня к себе, обнял за плечи. Его лицо очутилось так близко, что я разглядел каждый волосок густых ресниц, блестящих в лучах нестерпимо яркого сияния глаз; легкое дыхание коснулось моей кожи.