Литмир - Электронная Библиотека

Почти половина наконечников из этого густого ливня нашла себе цель, вонзаясь в тела лошадей, в ноги, в руки сидящих на них всадников, острые жала пробивали меховые шапки и стеганые халаты, впиваясь в плечи, рассекая ткань на спине и груди. И пусть только одна стрела из тысячи приносила смерть – раненые лошади спотыкались, а иногда и падали, получивший стрелу в руку разбойник терял копье и уже не мог схватиться за саблю, из посеченных ног текла кровь, и торчащая из бедра стрела бодрости воину тоже не добавляла.

Несущиеся во весь опор татары кувыркались вместе с лошадьми, выпадали из седел, спотыкались о своих товарищей, перепрыгивали через них, а где-то – и затаптывали, проносясь прямо по телам неудачно упавших земляков. Но – не останавливались. Многосотенная лава стремительно втягивалась в прорыв на правом краю, обходя русские полки и устремляясь дальше, к обозу, к главной, самой желанной цели любого сражения.

Ведь армии не передвигаются без припасов, и каждый обоз – это очень богатая, обильная добыча.

Большинство степняков ушло в атаку по самому легкому пути – справа. Но не меньше трети поскакали прямо на главные силы, словно и вправду надеялись опрокинуть легкими пиками тяжелую кованую рать.

– Ну что, новик, повеселимся? – выдернул из земли рогатину Юрий Дмитриевич и удобнее перехватил в руке. До врага оставалось всего с десяток шагов, разгоняться навстречу не было ни места, ни времени. Только твердо встретить удар.

– Я пе-е-ервы-ый!!! – Мальчишка неожиданно для всех, даже для собственных своих холопов, дал шпоры коню и ринулся вперед.

В него, бедолагу, и пришелся самый первый жестокий напор: сразу три копья ударили в щит, еще одно в бок, да еще в грудь…

Правда, своей рогатиной новик все-таки успел попасть в шею ближнего татарского скакуна – после чего буквально вылетел из седла и кувыркнулся назад через круп коня, высоко вскинув в воздух короткие красные сапоги. Следом летевшие по весь опор татары опрокинули и скакуна юного храбреца – врезавшись в него грудью сразу нескольких коней.

Холопы с отчаянным криком кинулись спасать своего господина – поймали на копья одного степняка, другого, сбили третьего…

Но куда там отчаянной отваге трех воинов супротив тяжелой многосотенной лавы!

В следующий миг звенигородскому князю стало уже не до новика. Его золоченая броня привлекла внимание многих врагов, на воеводу нацелились сразу пятеро разбойников – больше мешая друг другу, нежели помогая. Юрий Дмитриевич поспешно опустил щит, прикрывая живот сразу от двух наконечников, рванул его в сторону с полуоборотом влево, свою рогатину просто приподнял, позволяя круглолицему татарину с торчащими из плеча и головы стрелами напороться на нее грудью, и тут же наклонился, пропуская еще одну пику над спиной. Степняков справа и слева приняли на копья галичский сотник Олай из Басмановки и его товарищи. Увлекшись попытками убить князя, разбойники совсем забыли, что у воеводы есть охрана, причем очень умелая.

Однако татарская лава, даже лишившись передовых воинов, продолжала скакать, по инерции напирая на русскую дружину, и остановить тяжелую массу не могли никакие копейные уколы и взмахи сабель. На могучего чалого туркестанца звенигородского князя навалились сразу три низкие степные лошадки, на которых тоже давили задние скакуны, – и чалый начал заваливаться назад и набок.

«Надо было вставать позади!» – запоздало посетовал воевода, падая вместе с конем, но изменить что-либо уже не мог.

Не особо испугавшись, бывалый воин в первую очередь высвободил ноги из стремян, поджал, торопливо закрыл щитом голову и плечи. И уже через миг по щиту застучали копыта, с силой вбивая его в тело.

Успешно смяв два ряда боярской конницы, татары потеряли почти всех передних воинов, и схватка затихла – между русскими и степняками оказались зажаты десятки лошадей с уже мертвыми всадниками либо с пустыми седлами. Живые враги друг до друга просто не доставали.

И в этот миг над полем прокатился протяжный оглушительный гром, от которого у людей заложило уши, а многие лошади встали на дыбы.

Поле за спинами русских воинов, между московской дружиной и ее обозом, заволокло дымом. Это вкопанные между соснами три десятка пушек Большого наряда с расстояния всего в три десятка шагов ударили единым залпом по увлеченным погоней татарским сотням, оказавшимся в одиночестве на открытом поле. Крупная речная галька, щедро забитая в стволы, буквально снесла ближние ряды конницы, выбила многих всадников, скачущих посередине, и повалила немало людей даже у самого ручья.

Боровская дружина, уже доскакавшая почти до самого обоза, после громового раската за спиной стала, словно бы по сигналу, натягивать поводья и разворачиваться, опуская рогатины. Примерно полусотня степняков, успевших проскочить смертельное поле до залпа, частью налетели на эти копья, частью успели отвернуть и ускакать между сосен либо увязли в топкой земле возле ручья.

– За Ру-у-усь!!! – вскинув рогатину, громко закричал князь Ярослав. – Не посрамим имени батюшки моего, Владимира Храброго!!! За Ру-у-усь!!!

Три сотни идущих стремя к стремени бояр, одетых в прочное сверкающее железо, на тяжелых, породистых и хорошо откормленных скакунах, с низко опущенными копьями стали разгоняться для таранного удара – и уцелевшие после залпа степняки, хорошо знающие, во что превращает любого вставшего на пути врага даже обычный скачущий табун, предпочли со всех ног метнуться в стороны, открывая дорогу кованой лавине.

Главные татарские силы, почти окружившие русскую дружину и теперь прижимающие ее к лесу, – почуяли неладное, слегка отступили, прислушиваясь и вглядываясь в дым. Напор ослаб, оставшиеся без всадников скакуны, пользуясь возможностью, стали разбегаться в стороны, а бояре – пробиваться между ними вперед, пытаясь сблизиться с ворогом хотя бы на расстояние копейного укола.

И вот тут вдруг из густых белых клубов на поле брани стала вылетать на рысях ряд за рядом русская конница. Бояре в сверкающих мертвыми ухмылками железных масках склонялись к гривам коней, вытягивали вперед похожие на маленькие мечи наконечники рогатин и подгоняли, подгоняли оскалившихся и хрипящих, покрытых розовой пеной лошадей.

Несколько мгновений тяжелого мерного топота – и кованая рать врезалась в задние ряды окруживших главную дружину татар, протыкая беззащитные спины и опрокидывая легких лошадок, чтобы тут же пронзать, рубить и опрокидывать следующих врагов.

– Москва! Москва! – Окруженные бояре и сами дали шпоры скакунам, расталкивая перепуганных бесхозных лошадок, пробиваясь вперед и тоже рубя, коля, оглушая.

И разбойники не выдержали, попятились, стали разворачиваться и уноситься прочь, растворяясь между деревьями сухого и редколесного соснового бора.

Плевать на добычу! Мертвым меха не нужны. Коли жив останешься – завсегда новое барахло награбить можно… Так что выноси, кобылка верная, спасай, вывози! Ныне главное – оторваться. А опосля к родному кочевью как-нибудь выберемся…

* * *

Когда щит наконец-то перестали топтать, Юрий Дмитриевич отпихнул его в сторону, вытянул ноги из-под какой-то горячей туши, столкнул обмякшее человеческое тело, липкое от парной крови, поднялся на ноги, задрал личину, вглядываясь в пыльную свалку впереди.

Там, судя по всему, изрядную часть татарской шайки дружина прижала к обозу и теперь успешно добивала. Разбойники и хотели бы сбежать – но по плотно забитой телегами дороге разве токмо поодиночке можно пробраться, да и то без спешки. Даже возничие, прыгая с облучков, предпочитали искать спасения в топком, но непролазном осиннике, а не по дороге драпать. Меж повозок, рыдванов и кибиток быстро не побегаешь.

– Кажется, победили, – сделал спокойный вывод опытный воевода. Затем наклонился, всмотрелся под ноги. Взял за сапог степняка в шапке с торчащей стрелой, оттащил в сторону, передвинул на пару шагов другого. Присел, ласково погладив по морде скакуна: – Ты как, Чалый? Живой?

2
{"b":"800856","o":1}