Считаю необходимым отдать должное даже людям противоположных взглядов. Поэтому без колебаний скажу, что такие личности, как Гучков, Шульгин, Родзянко, проявили в кризисные дни мужество настоящих патриотов, истинно революционный дух. Сражаясь за революцию, они безусловно гораздо глубже понимали происходящее, гораздо искренней болели за Россию, гораздо острее переживали ужасное положение, в котором оказались перед революцией, чем многие представители революционного пролетариата, впоследствии приписавшие себе все заслуги. Задолго до наступления революции они сознавали все гораздо лучше других, лучше были осведомлены о положении дел в государстве, в правительстве и при дворе, собственными глазами видели то, о чем другие лишь догадывались – зияющую пропасть, в которую катилась страна. Да, повторю: им все было ясно задолго до тех, кто приписал себе славу вершителей революции.
Фактически Совет рабочих и солдатских депутатов в тот момент еще не был полностью сформирован, и, когда Дума уже стала центральным органом власти в стране, пролетариат только начал организовываться в самостоятельную силу. Думский Временный комитет поддерживал связь с царем и с армией, контролировал железные дороги, отправил первую телеграмму о событиях в Петрограде, которая, как электрический разряд, привлекла к столице внимание всей России. Все это Комитет делал без всякого нажима со стороны «революционной демократии». Он начал революцию исключительно и единственно потому, что пришел ее час. Вспомним, что его телеграмма о событиях в Думе стала первым дошедшим до фронта известием о революции, и успешное развитие революционного движения во многом обеспечил переход воюющей армии и офицерского корпуса на сторону революции. Фронтовые войска (возможно, за исключением Балтийского флота) лучше всех понимали, что Россия движется к неминуемой катастрофе, и именно на фронте Дума пользовалась самым высоким авторитетом.
Лидеры Совета, обязанные внезапным возвышением лишь факту своего участия в революции 1905 года и откровенно считавшие собственную роль в Думе главной, немедля признали революцию 1917 года «буржуазным» движением. Они твердо заявили, что по законам «научного» социализма представители революционной демократии не должны входить в такое буржуазное правительство. Однако эти так называемые вожди были весьма далеки от верного понимания ситуации. Они не только считали неоспоримым фактом непременную склонность буржуазного правительства к монархическим тенденциям, но к тому же считали его сильным и способным практически воплотить эти теории, а поэтому решили препятствовать ему всеми силами. Самые влиятельные члены первого Исполнительного комитета Совета явились и представили выработанный ими проект декларации нового правительства с поразительным пунктом, согласно которому правительство должно было воздерживаться от любых действий, которые могли заранее определить новую форму власти в России.
Насколько помню, Временный комитет Думы отверг эту статью, и она не вошла в окончательный проект декларации Временного правительства. Но в результате сложилось прискорбное мнение, что лидеры Совета лишь выдают себя за революционную демократию, ибо вместо того, чтобы сразу потребовать провозглашения России республикой, довольствовались этой жалкой попыткой ограничить власть тех, кого они считали хозяевами положения.
Победа революции была уже свершившимся фактом, но мы не имели точных сведений о силах, на которые еще могла рассчитывать старая власть. Не знали даже, где находится прежнее правительство, чем занимается, на кого опирается за пределами Петрограда. Предполагалось, что члены правительства соберутся вечером в Мариинском дворце. Мы решили их арестовать и доставить под охраной в бронемашинах в места заключения. Но к полуночи солдаты вернулись с известием, что попали под пулеметный обстрел на Морской и не добрались до дворца. Уже ходили слухи, будто правительство засело в Адмиралтействе под защитой частей, прибывших с артиллерией из Гатчины. Говорили, что верные правительству войска идут из Финляндии и надо организовать оборону с той стороны вдоль железной дороги на Выборг.
Мы многого не знали, не имели даже точных сведений, что происходит в Ставке Верховного главнокомандующего и где сейчас находится царь. Части во главе с генералом Ивановым, героем 1-й Галицийской кампании, были направлены в Петроград восстанавливать порядок. Полк прибыл в Царское Село на рассвете 14 марта, в первых лучах солнца революции. Однако генералу пришлось отступить.
Мы спешно занялись организацией серьезной системы обороны на подобные случаи и взяли в свои руки войска Петроградского гарнизона. Только в нашем распоряжении пока не было ни офицеров, ни технического персонала. По-моему, Гучков[3] начал отдавать первые распоряжения только вечером 13 марта. Между тем собравшийся вечером 12 марта думский Временный комитет приступил к формированию Военного комитета, состоящего из штатских лиц с определенным опытом в военных делах, нескольких офицеров и солдат. Я тоже вошел в Комитет, который несколько позже возглавил кадровый полковник Энгельгардт, консервативный думский депутат. По некой странной иронии Комитет, которому предстояло бороться с полицией Протопопова, расположился в том самом помещении Таврического дворца, которое последний временно занимал в качестве вице-председателя Думы до назначения в 1916 году на пост министра внутренних дел.
Проблемы с наведением порядка в войсках сильно осложнялись фактическим отсутствием в первые дни революции офицеров, способных возглавить массу солдат, имевшихся в нашем распоряжении. Помню, с каким нетерпением мы ожидали прибытия в Думу армейских командиров, сильно надеясь, что в армии не возникло такого конфликта между солдатами и офицерами, как в Петроградском гарнизоне. Вечером 12 марта к Думе пришел 1-й резервный пехотный полк. Мы впервые увидели полную войсковую часть во главе с полковником и офицерами. В моем рассказе хорошо будут видны катастрофические последствия для всей нашей армии злосчастного раскола между солдатами и офицерами столичного гарнизона. Не рискуя ошибиться, я могу сейчас утверждать, что, если бы петроградские офицеры немедленно возглавили движение, подобно своим коллегам на фронте, русская революция избежала бы серьезных осложнений.
Военная секция, сформированная Исполнительным комитетом Совета, поспешила наладить контакт с гарнизоном. В течение двух первых революционных месяцев она небезуспешно оказывала на него влияние, пока Гучков занимал пост военного министра, а петроградскими войсками командовал генерал Корнилов.
Вечером 12 марта думский Временный комитет отправил депутата Бубликова с революционным отрядом занять центральную железнодорожную телеграфную станцию. Это сразу позволило Думе взять под контроль сеть железных дорог, и назначенный комиссаром путей сообщения Бубликов начал управлять движением поездов. Именно он разослал по всей России телеграммы с известием о революции. Железнодорожники с энтузиазмом ее приветствовали и проявили высочайшую дисциплинированность, обеспечивая регулярное отправление военных составов без нарушения общего графика.
Одним словом, к вечеру 12 марта мы так сильно продвинулись, что исключили возможность возврата к прошлому. Уже не стоял вопрос о компромиссе, о согласии со старым режимом. Но если Временный комитет вступил с последним в открытую борьбу, Дума в целом еще не до конца поняла ситуацию и медлила с официальным признанием решительного разрыва между народом и властью. Она все надеялась, что та в конце концов полностью прозреет и призовет к руководству людей, пользующихся в стране доверием. Надо было как можно скорее покончить с такой нерешительностью, невыносимо отягощавшей ситуацию.
Всю ночь мы просидели в кабинете председателя Думы, бурно обсуждая насущные вопросы, затихая при малейшем доносившемся снаружи шуме в жадном ожидании новостей. Недавнее создание Совета грозило нам огромными осложнениями: новая сила вполне могла объявить себя верховным органом власти в стране. Дольше всех колебался Родзянко, которого никак невозможно было убедить в необходимости немедленных действий. Наконец решили дать ему время на размышления и покинули кабинет. Пробило полночь. Через несколько минут он вошел в зал заседаний и объявил о своей готовности остаться на посту председателя думского Временного комитета при условии, что возьмет на себя функции власти до формирования нового временного правительства. В полночь 13 марта Россия уже могла сказать себе, что обладает, так сказать, зародышем нового общенационального правительства. Его в любом случае можно было назвать представительным, хотя оно вышло из Думы, избранной главным образом из представителей высших слоев населения, но, тем не менее, правительство опиралось на народное волеизъявление, насколько то выражалось при весьма несовершенном избирательном законе. Впрочем, это позволило Четвертой Думе заложить основы новой российской власти. Этот неопровержимый исторический факт подтверждает только идею представительной власти. Несомненно, было бы гораздо лучше для Думы и для всей страны, если бы новую государственную власть торжественно провозгласило официальное думское собрание. К сожалению, большинство депутатов не обладало достаточным революционным пылом (чего от них и нельзя было ожидать), чтобы немедленно присоединиться к восстанию, овладеть развитием событий и уверенно, твердо двигаться к конечной цели – созданию единой центральной власти в России.
