Высовываюсь в коридор, нахожу взглядом нужное. Подхожу к медсестре, кланяюсь:
— Гомен-насаи, где я могу найти такую же штуку? Нам нужно из палаты в палату оборудование перевозить, в руках уже не помещается.
— Можете взять мое, на посту еще три таких.
— Аригато гозаймасу.
Перегрузив поднос с мензурками, везу добычу в класс. Там показываю блестящий агрегат и технарям, и программистам.
— Штуку видите? Снизу полка, сверху полка. На нижнюю коврик резиновый, чтобы сервер не скользил. Позже можно будет бесперебойник воткнуть и не бегать между розетками. Сюда ноут. Сюда диагносты. Провода в жгут, чтобы по полу не волочились. Еще вопросы есть?
Вопросов нет.
В кабинете Коичи Сакамото ведет карандашом по разложенному на столе плакату с отрисованной нервной системой человека. Если память не изменяет, большая часть каналов абэноши так или иначе напоминает эту картинку.
— Неделя. Всего неделя и у нас прогресс, Такеши-сан. Одна неделя — и у Накаяма-сан ожили выгоревшие магистральные каналы на руках. Они откликаются, держат какое-то время энергию. У Сакураи-сан удалось прорастить одну линию слева. Справа пока мелкие очаги, но диагност их фиксирует и видны тонкие щупы по бывшему руслу. Мало того, твоя идея резонанса отлично работает. Мы считываем их ауру, затем сигнал обратно с той же модуляцией и формой. Получается, что организм лечит себя сам, без явного врачебного вмешательства. Ведь когда я пытаюсь как-то помогать пациенту, то фактически переделываю его под себя. В твоем случае воздействие намного легче переносится и не вызывает отторжения… Ты бы только знал, сколько у нас было шоковых реакций во время неотложных манипуляций. И все, что делают целители в итоге накапливается и дает сбой. Рано или поздно. Даже термин есть: “отложенный коллапс”.
— Видел в книге. Там еще черты специфические у поврежденных каналов получаются. У Накаяма и Сакураи этого нет.
— Именно. Это значит, что в случае излечения им не придется каждые три месяца приезжать на поддерживаю дорогую терапию. Они просто станут снова самими собой.
Пользуясь моментом, прошу:
— Сакамото-сэнсей, а не могли бы вы посмотреть одну девочку? Для меня это важно.
— Что у нее? Спалила источник?
— Нет. Рассеянный склероз, терминальная стадия. Мне надо, чтобы если девочка выздоровеет, то это считали вашей заслугой. Исключительно вашей.
Старик долго задумчиво меня разглядывает, затем тихо интересуется:
— Не страшно лечить других, не имея нужных знаний?
— Очень страшно. Но у меня нет выбора. Пока вы доведете до ума новую методику, уйдет год или больше. Пока попробуете что-то похожее использовать для больных с поражением центральной нервной системы — еще лет десять. Я смотрел статистику — в этом направлении мало кто работает. Это не рак, где просто нужно спалить больные клетки. Здесь их надо восстановить, а для этого нужен одаренный с талантом в манипулировании жизненными силами. Их вообще единицы на всю страну, вы это отлично знаете. Поэтому, если я не попробую, то девочка умрет. А мне она нужна живой и здоровой.
Усмехнувшись, профессор бросает карандаш на плакат:
— После того, что ты уже сделал, это я должен спрашивать, чем и как смогу расплатиться. Вези своего пациента. Будет интересно взглянуть, что же такое мой шебутной ученик успел еще учудить.
— В воскресенье утром устроит?
— Разумеется. Я с семи утра здесь, если не забыл. Раньше меня твои мордовороты не пускают.
***
В субботу утром в городе тихо. Это не рабочий день, когда множество машин спешит по своим делам. И это еще не час активного выезда за покупками. Затишье в гигантском мегаполисе. Редкие машины. Редкие прохожие. Солнышко, только-только начавшее припекать. Идиллия.
К тридцатиэтажному небоскребу подъехал привычный для города белый микроавтобус с россыпью голубых иероглифов с изображением веселого парня с намыленной щеткой в руках. Зарулив в гараж, водитель провел карточкой перед считывателем и покатил вниз по пандусу. Покрутился между бетонными столбами, пристроил машину на пустой стоянке недалеко от лифтов. Вылез, поправил хирургическую маску на лице, пошел выгружать все необходимое для уборки: легкую тележку с большими колесами, пластиковые ведра, швабры, банки с разнообразной химией. Аккуратно все расставил, прихватил ярко-желтой синтетической лентой с замком-зажимом. Закрыл микроавтобус и покатил имущество. Обычный уборщик, которых так много на выходных бродит по опустевшим этажам многочисленных небоскребов. Комбинезон, кепка, резиновые перчатки на руках. Безликая рабочая единица.
Большой зал для проведения совещаний с окнами во всю стену. Любимое место разнокалиберных начальников в любой местной корпорации. Любят здесь по любому поводу ответственность по куче народу размазывать. Чтобы не с тебя спросили, а с кого-то другого. Удивительно, что с подобным подходом страна метит в промышленные мировые лидеры. Почти каждый день до четырех часов болтологии, а задачи с тебя никто не снимает. Вот и сидит народ до полуночи в хроническом стрессе.
Ладно, мне это уже не столь важно. Я еще утром проверил, что за картинку показывают местные камеры, перед выездом закольцевал их. Потому как иногда господа абэноши во внутренней сети тоже просматривают, кто в конторе болтается. Четверка хитрых предпочитает проблемы обсуждать без посторонних ушей. Так что — нет тут никого. И меня тоже нет. Когда буду уходить, еще и на серверах подчищу. Благо, там с Гонконга будет организован взлом и все последующие радости компьютерной жизни. Сетка рухнет, а на оборудовании останутся адреса “проклятых дикарей”. Кстати, триады подобными проблемами не особо заморачиваются. Гонконг сейчас грандиозная помойка, кого только там нет. Три года назад независимая экономическая зона вернулась под крылышко материкового Китая, сейчас тянется безвременье. Формально вроде новые власти порядок начали наводить, но до реальных результатов еще лет десять авгиевые конюшни разгребать.
Убедившись, что в офисе и в самом деле никого, закрываю за собой дверь в зал. Теперь даже случайно меня врасплох не застать. Отсмотрев часть предыдущих бесед, я для себя вариант атаки уже продумал. Вот у нас шесть кресел с мягкой обивкой. Клиенты обычно у левой стороны кучкуются. Старик с абсолютно лысой головой занимает место босса, остальные рядом. Эти креслица и “зарядим”, с парой про запас. На всякий пожарный.
Тонкие иглы с проводками, которые ведут к мощному электрическому конденсатору. Крохотный радиодатчик и пружины. Кнопочку нажать на пульте — прошьет сиденье и вонзится в задницу. Заряд такой, что человека с ног сшибает. Газы, стрельба на поражение и прочие развлечения решил не использовать. Арбалет с двумя магазинами у меня в сумке, я его под рукой буду держать на всякий случай. Слишком мне не понравилось, как в парке пара одаренных гоняла. И ведь информации нет, чтобы прогноз составить: это были специальные уникумы, подобранные государством для своих нужд и шабашившие на стороне? Или такими монстрами любой хорошо прокачавшийся становится? Поэтому — импровизированный шокер и затем металлические стяжки для фиксации. Я в методичке вычитал, что поражение электрическим током крайне плохо сказывается на абэноши. Природа дара и короткое замыкание бьют подобно кувалдой по голове. Вот и проверю.
Нет, если не сработает, я развернусь уже в стиле Робин Гуда. Но господ желательно живыми взять. Вдруг у меня возникнут вопросы?
Расстелив на столе мягкое покрывало, взбираюсь и монтирую миникамеры в потолочных панелях. Шесть штук, под разными углами. Это для того, чтобы нужную информацию записать. Из камеры в углу зала такого обзора нет, зато я видел, как четверка ноутбуками пользуется. Вот для этого и приготовил “подарочки”.
Через десять минут все необходимые манипуляции были закончены. Проверив, что никаких следов не оставил, в маленькую подсобку закатил тележку с барахлом, на ручках щеток подвесил два замызганных халата. Теперь у меня норочка, куда я пристроюсь и где буду наблюдать будущее представление. Арбалет и остальные безделушки разложил на полу, дверь в зал открыл и спрятался. Ждать часа три-четыре. Но мне не трудно, я даже подремать успею. Когда выполняю заказы, у меня голова холодная и никаких лишних эмоций. Металлический бульдог, нацеленный на жертву. И фиг-вам, кто сможет с намеченного пути спихнуть.
