— На днях я покину страну на неопределенный промежуток времени. — Он сделал глоток и перевёл глаза на сад. — Дела можно вести дистанционно, проблем не должно возникнуть. Плюс, я смогу уже заключить новый договор с якудза и здесь все станет стабильным.

Кэтрин потеряла дар речи. Для неё было неожиданным слышать такое от близкого друга Ходжа, но и она была не дурочкой, замечая как Уоррен на неё смотрит. Она правда тешила себя надеждой, что они смогут просто дружить, но их частое времяпровождение лишь усугубляло ситуацию.

Доминик был в ее вкусе и откровенно говоря, он нравился ей во всех аспектах: внешность, характер, телосложение. Но она не хотела даже и думать о том, что она сможет бросить Ходжа, чтобы быть вместе с его лучшим другом. Лучше уж одной, чем так, как в дешёвых драмах.

— Это из-за меня? — Она не хотела поднимать эту тему, но молчать было уже не в ее стиле. Слишком много пережитого вместе, слишком много несказанного в прошлом.

— А ты как думаешь, Кэтрин? — Уоррен усмехнулся. — Хочешь знать всю правду, хочешь знать, что я хочу сделать с тобой, когда смотрю на тебя?

— Думаю, это лишнее, Дом, — робко улыбнувшись, она поставила чашку на стол и взяла его руки в свои.

— Доминик, я не хочу, чтобы все происходило так. Я не хочу терять такого человека как ты, но и мучать тебя — не лучшее решение. Я хочу, чтобы ты остался, но также хочу чтобы ты уехал.

Уоррен усмехнулся и притянул девушку к себе, ничего не ответив на её слова. Он хотел насладиться последним днём в городе, последним днём в кругу тех, с кем он провёл достаточное количество времени, чтобы скучать.

***

Прошло три недели. Ходж уже встал и даже несколько раз наведывался в Сириус, раздавая всем указания в привычной ему манере. Кэтрин сопровождала его везде, всячески поддерживая. Но внутри было неспокойно: Доминик уехал. Лиз перестала проводить с ней свободное время, от чего её мысли иногда метались к желанию покурить чего-то крепче сигареты.

— Ходж, я бронировала столик, мы идём? — Кэтрин взяла мужчину за руку, но он в ответ не сжал свою.

— У меня дела, я забыл, что обещал тебе. Перенеси.

Хилл кинула ключи от машины в сторону и, закрыв за собой дверь, сползла вниз по стене. Слёзы душили её, она не так представляла себе выздоровление Ходжа. После того, как ему стало лучше, Бейкер ушёл в криминальные дела с головой, заботясь только о своём клубе и делах, которые остались после решения всех проблем с якудза. Он решил расширяться в другую сторону, увеличивая поставки оружия в другие страны.

Подростковый возраст — самый ранимый период в жизни каждого человека. У людей в таком возрасте очень чувствительная психика, поэтому отрицательное влияние на неё приводит к серьёзным последствиям. Те, кто сталкивается с этим, выходят уже с набором психологических травм.

Кэтрин впитала в себя все, что только могла и всего чего ей хотелось — любви и заботы. Если в начале Ходж проявлял к ней заботу и повышенный интерес, то после тяжёлого ранения был ослеплён дальнейшей местью и ему было плевать, как себя чувствует Хилл.

Кэтрин и Ходж приехали на выходные к Мэри. Бейкер ездил к ней чуть ли не каждый день, ведь когда доктор Джон не мог следить за его состоянием — это делала она. Но он почему-то упускал тот факт, что Хилл кормила его с ложечки, когда он только начинал приходить в себя, переодевала его, следила за его состоянием и даже под руку выводила посидеть на веранду, лишь бы ему стало хоть чуточку легче.

Хилл сидела в саду и любовалась падением листьев с деревьев; она любила эту красоту, когда с вишен облетали белоснежные лепестки при каждом дуновении ветра. Это было божественно красиво, ярко-зелёная трава и белые лепестки цветов вишни. Если бы она была художником, то точно хотела бы запечатлеть этот момент. Надо было идти готовить ужин и готовиться к приезду Ходжа, который уехал на собрание к своему отцу. Их дела были налажены, но ему и этого была мало.

Кэт приготовила вкусный ужин на двоих со свечами с бутылочкой шампанского и тихой душевной музыкой, чтобы просто насладиться моментом, улыбаясь друг другу и даже не разговаривая. Старушка Мэри уехала в город, чтобы навестить своих внуков, но к полуночи, люди Бейкера ее привезут домой.

Бейкер приехал к шести часам вечера и отказался от ужина; выпил кофе, закурил сигарету и спросил Кэтрин, какой подарок она бы хотела на день рождения. Надо же, в суете Кэт забыла о предстоящем дне рождении и даже сразу и не нашла ответа на его вопрос. Слишком сухо это прозвучало, слишком расстроена она была из-за неудавшегося ужина.

— Ходж, я совсем не знаю. — Она взглянула на сад и ветер, будто чувствуя ее настроение, сбросил с вишни белые лепестки. — Хочу картину этого сада, именно когда с вишен облетают белоснежные лепестки при каждом дуновении ветра.

— Кэтрин… — он выдохнул из себя будто весь воздух. — Пора взрослеть, сдалась тебе эта картина? Девушки просят у таких как я машины, виллы, бриллианты, а не вшивую картину, с которой нужно будет каждый день сдувать пыль.

— Ты не понял, Ходж, я хочу чтобы мне ее нарисовал ты.

— Я? — Он громко рассмеялся, стряхивая пепел в пепельницу. — Нет, Кэтрин, у меня совершенно нет времени на такие глупости.

О желании отметить день рождения наедине с Бейкером Кэтрин не рискнула спросить. Даже в свой день рождения она предоставила ему право решать, как лучше отпраздновать, чтобы его родители и окружение богатеньких не огорчились, что их не пригласили или обошли вниманием, а главное, чтобы ему нравилось и он смог снова заключить с кем-то сделку.

***

Кэтрин так и не дождалась празднования своего дня рождения. Купив себе билет на самолет, она направилась туда — где ее действительно ждали. Ходж совсем перестал обращать на нее внимание, ограничиваясь холодными приветствиями и вопросами: «Как дела?». Она устала ждать, когда черная полоса закончится и тот, кто, казалось бы, без памяти был в нее влюблен снова обратит на нее внимание.

— Я так скучал, малышка Кэт. — Доминик забрал тяжелую сумку и спрятал девушку в своих горячих объятиях. — Ну чего ты плачешь? Все будет хорошо, не нужно этого. — Он поцеловал ее в макушку и взял за руку, направляясь к своей машине.

На этот раз это была не Италия. Уоррен перебрался в Чехию и достаточно не плохо успел обжиться; собственный бизнес по изготовлению наручных часов, которые собирались в Швейцарии и никакого криминала.

Квартира была в центре города на последнем этаже: с балкона и лоджии можно увидеть весь город. Особенно красиво было ночью, когда огни окон жилых домов, фонари, которые освещают улицы, фары автомобилей, горят яркими красками электрических лампочек.

— Я приготовил ужин перед твоим приездом, ты голодная с дороги. — Доминик не торопил события; он прекрасно понимал, что Кэтрин нужно время.

Пару месяцев назад

Уоррен только перебрался в Чехию и все еще был вынужден помогать Бейкеру. Его порядком такая жизнь напрягала и он хотел оставить все темные дела в прошлом, начать что-то свое, а не пахать на кого-то. Пусть они были не только коллегами, но и друзьями, Доминик не мог упустить факт того, что после пулевого ранения Ходж перестал быть тем, кем когда-то являлся.

На этой почве, Доминик стал все сильнее переживать за Кэтрин, хоть и ругал себя за это, внушая себе, что это не его проблемы и дело.

Однажды вечером, Уоррен позвонил ей. Не вовремя — через минуту в груди, будто бы прошлись лезвием ножа. Не снять трубку она не смогла, и он услышал приглушенную музыку и заспанный, недовольный голос мужчины.

— Да, привет…

— Ты можешь сейчас говорить?

— Нет. Я тебе сама перезвоню.

Кэтрин не перезвонила. Ни в этот вечер, ни в следующий… Конечно, он всё понял. Не перезванивал и не доставал расспросами. Понимал, что она его любит и к нему не уйдет. Для этого он и уехал, но чувства свои побороть так и не смог. В конце неделе Хилл все-таки перезвонила, заливаясь горькими слезами от боли внутри за то, что не смогла удержать их отношения с Бейкером. Поэтому Доминик дал ей время, чтобы она сама решила чего ей хочется.