Всё, не надо забивать этим голову. Сейчас идеальный шанс исправить ошибку, сделанную в Токио. Она всё-таки строит невидимую стену между лучезарной стороной беременности и тёмной, где будущая мать не хочет стать будущей матерью.

Из кабинета, куда девушки заходят редко, не решаясь прервать жизнь малыша, выходит медсестра. Не оглядывает никого, уткнулась в свои бумажки, а затем недовольным тоном вызывает следующего:

- Офелия Кёрк!

Сердце падает прямо в пятки, к горлу подкатывает ком, а всё тело будто бьётся в конвульсиях. Время пришло. Нельзя сворачивать с пути. И Терезу тошнит уже от собственных убеждений. Слишком резко, взбудоражив нескольких девушек, рядом сидящих, она встаёт.

***

Уже вечерело. В доме тихо. Ханна всё ещё гостит у бабушки, но завтра ей придётся вернуться. Теперь и на малышку легли маленькие, но приятные обязанности. Ещё месяц назад Тереза предложила Гарри отдать девочку на какой-нибудь кружок, чтобы там она начала общаться с другими детьми и возможно чему-то важному учиться. Выбирать за неё они не решились, посчитав, что это слишком эгоистично, тем более есть доступный способ позволить ребёнку самому выбрать. После того, как малышка сходила на несколько пробных занятий, куда были включены танцы, пение, театр, плавание и ещё несколько видов спорта, на удивление, Ханна выбрала театр, а затем просилась у отца ещё и на пение. Почему был против? Потому что малышка поделилась с Гарднер, что там хороший мальчик.

После слёзных упрашиваний он сказал, что подумает. И что ожидалось? Перед сном ему пришлось усадить рядом с Терезой и серьёзно поговорить о страхах. Но это всего лишь детский кружок, чем и аппелировала девушка. Тот эпизод она ещё надолго запомнит.

Сейчас же она не могла даже выдавить подобие улыбки. Чувствовала себя не к чёрту. Под глазами пролегли заметные синяки. Живот слегка тянуло. И как обычно кружилась голова. Любой бы доктор прописал покой и кровать, но там ей становилось только хуже. Мысли, что она всё же поступила неправильно, одолевали, поэтому руки просто необходимо занимать, как и голову.

Сначала прибралась в детской, после перешла на кухню, следом гостиная, а к четырём дом блистал. И ни разу за это время голова не освободилась от тяжких, мучительных мыслей. Пришлось перейти на готовку ужина, за которым она выбирала способ, как рассказать всё Гарри. А это вызывало только слёзы. Несколько раз она бросала нож и продукты, а затем мчалась к унитазу. Хотелось блевать от волнения, от ответственности. Затем возвращалась и снова себя накручивала с большей силой.

Это был болезнетворный, порочный круг, который никто, кроме Гарри не сможет остановить. Она соскучилась по его голосу. Разговоров не было уже несколько дней, пришлось избегать из-за чувства вины, что он многое не знает. Ведь ему надо было перешагнуть через себя, чтобы рассказать всё-всё о тёмном прошлом и ошибках, когда она в подобной ситуации предпочла отмолчаться.

Для неё всё выглядело отчаянно, когда она перекладывала тарелки, меняла одну посуду на другую, более красивую, чтобы ему угодить. Выбрала место на улице, рядом с особняком, чтобы быть на свежем воздухе, но поближе к гостиной арке. Наряжаться не стала. Как бродила в чёрном спортивном костюме и босиком, так и продолжила ожидать его приезд.

Когда послышалось, как подъезжает машина (настолько в доме было тихо), она сорвалась с дивана и помчалась к входной двери. Подоспела слишком быстро, поэтому воспользовалась зеркалом и ужаснулась. Всё очень плохо. Нереально. Будто по ней фура проехала пару часов назад. Потрёпанная, уставшая, неухоженная, так ещё и с затравленным взглядом.

- Хуже быть не может, Гарднер. - Закатила глаза, и в этот момент открылась дверь. Он торопился увидеть её спустя столько времени.

Ему плевать, как она выглядит. Рассмотреть каждый миллиметр он ещё успеет. Нашёл серые, любимые глаза и сразу, кинув дорожную сумку на пол, прошептал:

- Я дома, - улыбался он так тепло, и ей даже показалось, что такого выражения лица она ни разу не видела. Будто и не на неё смотрит, - Иди сюда.

Как только позвал, Тереза автоматически двинулась навстречу. Раскрыл руки и ждал, когда же на него уже набросятся с поцелуями и горячими объятиями. Шла к нему только потому, что он сам этого хотел, а не она. В ней до сих пор пустота, будто прекрасная жизнь медленно сворачивается и машет ей напоследок.

Девушка разводит в стороны руки и нападает на него с объятиями, по которым скучала. По нему скучала. По поддержке. По заботе и защите. Только обнимает его, только вздыхает терпкий аромат его тела, сразу расслабляется мысленно и теряет остатки трезвого разума. Аккуратно поднимает её голову за подбородок, отводит пару прядей за ухо и касается губами, опьяняя окончательно. Таков эффект любого его поцелуя. Ноги подкашиваются, желудок сжимается в конвульсиях, а внизу живота теплеет и сворачивается что-то в клубок. Но она умудряется найти в себе силы и оторваться от тактильного наркотика, который он ей запросто продаёт каждый раз.

Сводит брови на переносице и не понимает, почему они не зашли немного дальше. Она ведь даже не позволила приоткрыть рот и насладиться поцелуем вдоволь, вместо этого решительно возвела границу. А ей здесь не место!

- Я ожидал более горячего приветствия, - непонимающе прошептал, пока в голове ещё раз прогнал тоску по ней за это время.

Только сейчас он смог оценить в целом её внешний вид. Выглядит болезненно - не так, как в последнюю их встречу в Токио. Гарри обхватывает подбородок и начинает крутить её головой, чтобы получше разглядеть. Его охватывает тревога, что явно что-то пошло не так.

- Выглядишь не очень. - Хмыкнул недовольным тоном, пока Гарднер избегала его изучающих глаз, отводя свои в сторону.

- Неважно себя чувствую, - ответила деликатно, не нарушая обещание самой себе не лгать, - Я приготовила ужин, ты, наверное, голоден?

Поведение её было спокойным, слишком спокойным. Гарри естественно насторожился, но позволил ей взять себя за руку и повести по дому в сторону кухни. Мельком обращает внимание, что она выставила его титулы и награды на всеобщее обозрение, как и намеревалась, затем не ускользает от него, что в доме появилось больше предметов интерьера. Тереза делает всё уютнее, и ему это нравится. Неожиданно для него из кухни они медленно выплывают на улицу, где накрыт большой стол, но только на двоих.

- Я скучал по твоей еде, - довольно отозвался за её спиной.

- Знаю, поэтому решила побольше приготовить, - она не уступала в любезности, пока тон голоса сквозил лестью. Что-то было не так, и он это видел, чувствовал.

- В отелях ужасно кормят, - Гарри сел за стол, будто не акцентировал внимание на её странном поведении, рядом на стул переместилась и она, - Мне приходилось заказывать разную еду, чтобы брать из каждого ингредиенты. Где-то вытаскивал отварное мясо, где-то овощи, где-то фрукты. Нелегко без тебя жить. А здесь всё по моей диете, - Тереза переводит на него взгляд и не замечает каких-либо глобальных изменений. Не худой, не пополневший. Обычный, свежий Гарри с едва отросшей щетиной.

- Я рада, что могу тебе угодить. - Прошептала в ответ, а затем подняла ноги с прохладного пола и загребла их на стул, прижав к груди. Защитная реакция.

- Ханна всё-таки у мамы? - опечаленно спросил. В последний раз они разговаривали по видеосвязи, тогда он и видел личико дочери.

- Да, но завтра она вернётся, и нам придётся провести кэмпинг на заднем дворе. - Гарри тут же удивлённо выкатывает глаза, - Что?! Я ей обещала! Знаешь, как трудно постоянно держать ребёнка заинтересованным. У нас с ней каждый вечер была развлекательная программа.

- И чем вы занимались? - мужчина набирает себе еды в тарелку, чувствуя, как уже сдаётся под натиском этого великолепного, аппетитного запаха.

- Недавно делали домашний лимонад. Неделю назад устроили пижамную вечеринку, смотрели мультики и ели сладости.

- Да у вас и правда были насыщенные будни, - посмеялся умилительно в ответ, - Привыкли друг к другу? - вопрос этот его давно волновал. Впервые он оставляет Ханну с кем-то, кого не нанимал.