Используя статистические данные и сведения о производственной кооперации одного из мощных производственных объединений страны – завода ВАЗ – он менее чем за год разработал образец тартарианских производственных и экономических связей различных подразделений завода и его многочисленных партнёров. Теперь уже с учетом получения финансовой выгоды каждым участником производства, но при возможности влиять на равномерность уровня такой выгоды для всех вовлеченных в это производство.
Но эти расчёты носили чисто теоретический характер, а он жаждал проверки на практике. В этом деле дружба со мной оказалась очень даже полезной. Ещё до начала «перестройки» я пробовал применять предложенное им в сельском хозяйстве, организация в котором несколько отличалась от организации в промышленности, с которой он был знаком лучше. Мне очень даже нравились его предложения. Построение отношений внутри первичных коллективов и между такими коллективами и отношение коллективов с руководителями и специалистами виделись идеальными.
Но в своём колхозе я занимал должность, не допускающую заметной независимости. Поэтому в 1979-80 годы увлёк возможными перспективами от применения метода на практике в сельском хозяйстве молодого и инициативного первого секретаря Калининского РК КПСС Краснодарского края Бочкарёва Ю.И. Он попытался «пробить» выделение из территории колхоза «Победа», в котором я тогда работал, отдельной площадки для создания экспериментального совхоза с новыми приёмами организации труда и управления. Нам удалось заручиться поддержкой Макурина – начальника главка организации труда в Министерстве сельского хозяйства. Министерство даже решило инициировать создание такого экспериментального предприятия с центральной усадьбой в хуторе Ангелинском, входящего в состав населённых пунктов этого колхоза, где я был управляющим. Было направлено ходатайство Совмину об учреждении такого совхоза. Но Краснодарский крайком КПСС выразил возмущение не согласованной с ним инициативой. В результате Бочкарёв был освобожден от должности первого секретаря райкома за инициативу, не укладывающуюся в политику партии.
Потом, работая в качестве главного агронома колхоза «Путь Ильича» Успенского района Краснодарского края, я успешно применял элементы новой организации производства в растениеводческой отрасли колхоза. Новшество помогло добиваться заметных успехов.
Но сама структура управления и организации в социалистических предприятиях заметно препятствовала росту эффективности от внедрения новшества. В этой связи я обратился к начальнику районного управления сельского хозяйства Акулинину с предложением реформировать структуру, отношения и связи тружеников внутри колхоза с целью увеличения мотивации колхозников для повышения производительности труда, повышения качества произведённой продукции и ликвидации дефицита рабочей силы. Акулинин предложил мне написать на эту тему доклад и обсудить его на совещании руководителей сельхозпредприятий района, что я и сделал.
Но надо признать, что из нескольких десятков руководителей, участвующих в обсуждении, лишь немногие согласились, что предложенные перемены будут эффективными. Остальные уповали на то, что, если бездельничающая в течение 6-7 часов своего рабочего времени заправщица ГСМ станет в свободное время трудиться в одной из производственных сфер, а во внеурочное время еще и участвовать в срочных производственных операциях, то сможет, по моим расчётам, заработать больше, чем получает председатель колхоза. А это будет в корне нарушать принципы социалистической материальной заинтересованности в повышении образования и в стремлении к карьерному росту.
После обсуждения Акулинин показал текст моего доклада руководителям края, и там отнеслись к нему серьёзно. В результате на очередном партактиве первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС Воротников, говоря об ужесточении социалистической дисциплины, указал председателю крайисполкома Голубю, что в Успенском районе работает агроном, который подпольно внедряет несоциалистические способы организации труда и находится до сих пор на свободе.
Такое заявление вызвало всплеск мероприятий по моей дискредитации со стороны районных органов. Сажать по политическим статьям тогда уже не брались, и против меня трижды возбуждали уголовные дела за нарушение агротехники в колхозе. Но поскольку благодаря применению новшеств и творческим подходам к труду, валовые сборы с/х культур, и урожайность, и качество продукции с моим приходом в колхоз выросли значительно, эти уголовные дела прекращались, не доходя до суда.
Особо ценным для моего духовного состояния той поры, оказался решительный настрой коммунистов колхоза отказать райкому в его предложении исключить меня из партии, когда было вынесено решение районного суда о лишении меня свободы на 2,5 года за раннюю уборку семенников люцерны (которой, кстати, я спас семена от заражения трудно отделимым сорняком).
Потом мне пришла мысль, что можно не ждать поддержки от властей и попытаться применить все особенности новой организации труда, пользуясь формально предоставленной полной самостоятельностью колхозов и принципами колхозной демократии. Для этого в 1984 году мы специально переехали в Горьковскую область, где было намного проще получить должность председателя колхоза. В колхозе «Луговской», имеющем историю самого отсталого колхоза Сергачского района, я, будучи председателем колхоза, начал внедрять разработки и узаконивать их решениями правления. Такими же решениями я менял производственные связи подразделений и способы управления. Колхозникам такие новшества нравились.
Появились и ощутимые результаты в производстве. Особенно в животноводстве, где влияние заботливого подхода более заметно. Так, сохранность телят выросла до 98% вместо предыдущих 52%. На колхозных фермах значительно улучшилось качество молока. Многие в райцентре стали специально приходить на молокозавод, чтобы приобрести молоко из автомобильной емкости «молоковоза», возившего молоко в райцентр из нашего колхоза. А дело было в том, что при новой организации дояркам не было необходимости тайно подмешивать в молоко воду при учёте её надоя. Так как её денежное вознаграждение теперь не было привязано к величине надоев каждой, а зависело от экономических результатов всего коллектива фермы. А её личный вклад в достижения коллектива учитывался и оценивался её коллегами по тартарианским правилам.
В растениеводстве в некоторых видах работ производительность выросла не в разы, а на порядок. Раньше для выполнения очередных работ не хватало рабочих рук, потому что трудоспособные сельчане стремились уехать из этого заброшенного и удалённого от коммуникаций населенного пункта. В сезон всегда привлекались временные работники из соседних перенаселённых колхозов с татарским населением и даже рабочие из далёкой Чувашии. Но эти люди не отличались большим усердием. При новой организации со всеми работами стали справляться своими силами. За этот период мы понастроили жилых домов и производственных сооружений чуть ли не больше, чем за всё время существования колхоза.
Перемены вызывали недовольство только у бывших руководителей: они привыкли пользоваться большими (по сельским меркам) привилегиями, которых теперь не было ни у кого. Некоторые из них пытались настраивать людей против изменений. Но безуспешно.
Потом недовольные делегировали «ходоков» в районные органы с сообщениями о «незаконных» новшествах. Они рассказывали, что колхозники незаконно получают огромную зарплату, что сами начисляют её себе и друг другу, что выручку делят, чуть ли не как рыбаки улов. В районе всполошились. Направили множество комиссий, но они нигде не могли найти компромата. Начальница планового отдела управления с/х считала ситуацию вообще парадоксальной. Если до перемен колхоз ежемесячно перерасходовал фонд заработной платы (спускаемый и контролируемый сверху), а зарплаты оставались самыми низкими в районе, то теперь зарплаты колхозников выросли у некоторых даже в несколько раз, а фонд заработной платы не перерасходовался. Весь фокус заключался в том, что теперь гораздо большие объёмы работ и с лучшим качеством стали выполнять намного меньшим количеством работников.
