— Будь… — моя самея парирует ее выпад, я чуть надавливаю, перенося вперед вес тела…

— …ты… — сила удара и инерция продолжает разворачивать нас, но мне легче удержать равновесие и я резко усиливаю натиск…

— …ПРОКЛЯТА!!! — ее рука соскальзывает с древка, я сильным толчком отбрасываю оружие слугини в сторону. Я разворачиваюсь на месте, не глядя, посылаю самею назад. Мой безумный, звенящий крик рушится на нее, срывает ее ментальные щиты, — и я чувствую ее страдание, ее муку, за то, что она сделала, за то, что заставила меня пройти через все, за то, что оживила угнездившуюся в памяти боль, заставила ее выйти наружу…

Полупрозрачная фигура передо мною, отшатывается, теряет равновесие… Впаянный бесчисленными тренировками и учебными боями разворот на месте, удар вслепую назад… Жесткий, тупой толчок, передавшийся через оружие в кисть, сдавленный стон из-за спины…

Раздвинувшее сгустившуюся в памяти пелену и тут же нырнувшее обратно видение, тем не менее не помешало мне, не затуманило рассудок, не заставило потерять хоть на миг вернувшийся контроль над собой. Да и не было это видением, собственно. Я как бы раздвоился: одна часть меня отчаянным усилием попыталась отклонить рванувшееся к шее слугини оружие, а другая заинтересованно изучало вспыхнувший в памяти проблеск, воспоминание.

Я все же сумел отклонить самею, и удар пришелся вскользь, зацепив застежку, а затем и вовсе срывая накидку с нее. Испуганной птицей, раскинувшей в тревоге крылья, плащ взмыл над нами. Поющая повалилась навзничь, не издав и звука; прощально всхлипнули наши самеи, наперегонки покатившись в сторону океана.

Пошатываясь, я подошел к ней, прилагая неимоверные усилия, чтобы устоять на ногах. Танец выпил все силы, опустошил скопившиеся в душе запасы ярости — да, на какой-то миг они заставили меня поверить, что со мною сражается Сенаш, заставили высвободить все то, до чего никак иначе не могли дотянуться. Вот… вот только откуда они…

Тихий вздох глядящей на меня снизу вверх тени, чуть более густой, чуть более плотной, чем ночь вокруг нас.

— Мы просканировали твою память. Только потому ты до сих пор жив.

Я бухнулся на колени рядом с ней. Особо удивляться не было чему: вполне разумная предосторожность — на месте Каш'шшода я и сам бы поступил так же. Оглянулся, вспомнив про второго Поющего, но увидел только одиноко зависший над пустынным берегом в антигравитационном поле светящийся шар. Ментальный импульс канул в пустоту: никого поблизости не было.

Меня коснулась волна сочувствия, — но не жалости.

— Месстр ушел. А я не она — извини.

— Ты была при сканировании, — я не спрашивал.

— Естественно, была — иначе, как бы мне удалось помочь тебе.

— А мне нужна помощь?

— А разве прислужники Дома Спокойствия должны спрашивать тех, кто приходит к ним? — в тон мне сказала она.

— Я шел не к вам…

— Но оказался здесь, тем не менее. Или ты будешь отрицать и это?

Я вновь усмехнулся: стоило бы помнить, что пререкаться с прислужниками Дома Спокойствия — гиблое дело. Я облизнул губы:

— Ты была при сканировании… Ты видела…

Сочувствие. Поддержка. Понимание.

— Все, что можно было увидеть. В твоей памяти два блока. Один поставил ты сам, а точнее — твое подсознание, спасая тебя от воспоминаний о пережитом. Мы пробили его — отчасти, не полностью, — но пробили. А второй блок — это действительно дыра, прореха в твоей памяти. Такого никто никогда раньше не видел, ни в одном архиве нет даже намека на подобное. И — прежде чем ты спросишь — нет, нам не удалось добраться до причин… — она, многозначительно помолчав, легко провела пальцами по моей шерсти на руке. — … этого.

— И тебя не беспокоит… это? — я, в свою очередь сделав паузу, шевельнул рукой.

— Беспокоит, — честно сказала она. — Но я, Месстр, те, кто работают с нами — мы видели результаты сканирования. И потом, имеем небольшое преимущество, благодаря знакомству с архивами Клана.

Я вздохнул.

— Прости, я не понимаю.

Сожаление. Решимость. Сочувствие.

— А я не та, кто может тебе объяснить что-либо.

— Не может — или не хочет?

— Для тебя есть разница?

— Вы пробили первый блок, но я все равно ничего не могу вспомнить… почти ничего, — я постарался вложить в каждое слово максимум холода. — Блок был восстановлен?

Стальная броня спокойствия, о которую разбиваются в мелкую пыль льдинки.

— Ты вспомнишь все сам — довольно скоро, полагаю. И поблагодаришь за те дни, когда был свободен от прошлого.

— Тогда зачем эта сцена, там, у лазарета?

— Были сомнения. У многих. Мы решили понаблюдать за твоей реакцией на неожиданность, на жесткое давление с нашей стороны, как ты справишься с шоком.

Я исподлобья взглянул на нее.

— Мне не доставило это удовольствия.

— Это никому не доставило удовольствия.

— Ты была там?

— На крыше лазарета, вместе с Месстром. Мы хорошие теневики.

— Он твой спутник?

— Брат.

Что ж, стоило с самого начала догадаться: слажено вести танец намного легче родственникам, а эти двое Поющих танцевали очень хорошо. Я растянулся во весь рост, и устало зажмурил глаза: хотелось спать, но такой роскоши я позволить себе не мог.

— Почему ты никогда не сказал ей? — сначала мне показалось, что Поющая встала с песка, но затем едва заметный шелест подсказал, что она лишь передвинулась в сторону, чтобы лучше видеть меня.

— Не сказал «что»?

— Не сказал, как относишься к ней. Не сказал, кто она для тебя. Не пробовал довериться.

Уточнять, про кого она говорит, я посчитал излишним.

— Я Х'хиар Империи, тушд-руал… Это важнее.

— Это был твой выбор? Или то, в чем ты себя пытался убедить?

Я фыркнул:

— Твой брат сказал, что у меня не было никогда выбора!

— Он сказал, что ты никогда не пробовал выбирать. Отказываясь от выбора, ты меняешь форму. Не суть.

— «Каждый шаг уже есть Путь…» — чуть насмешливо процитировал я.

— Ты считаешь Цель важнее Пути? — не сговариваясь, мы полностью заблокировали собственной эмпатический фон, и я не мог понять, что скрывается за ее словами. — Ты считаешь, можешь понять Цель, не пройдя Пути? Ты считаешь, раз избранный Путь отбирает у тебя выбор навсегда? Как минимум два варианта есть всегда: идти или стоять на месте.

Я хмыкнул.

— Особенно, если падаешь со скалы!

— Тогда взмахни руками и пробуй лететь — хуже все равно не будет.

Я открыл глаза и внимательно посмотрел на нее.

— Значит, я и должен это сделать? Попробовать лететь?

— Ты никому ничего не должен! Ни Империи, ни Клану, ни родным или друзьям — только себе. Тебе могут подсказать, направить, облегчить выбор — выбирать придется тебе самому. Тебе — или тому, что ты прячешь в своей душе, чему боишься дать волю.

— У вас на все и всегда есть ответ, Стражи Небес! — буркнул я, нервно рыхля когтями влажный песок под боком. — Чего ты хочешь от меня, слугиня? Кроме разгадывания твоих ребусов?

— Освободи свои чувства, свой страх, свою любовь! Позволь им пройти сквозь тебя, смирись со случившимся, приготовься к худшему и надейся на лучшее! Кошмары, которые не дают тебе заснуть — это не тень прошлого, а твой страх, твое отчаяние, пережитая боль. Ты выпустил ярость, обуздал гнев — так дай волю и всему остальному! — почти крикнула она мне.

До меня постепенно начало кое-что доходить:

— Какому Залу ты служишь? Ты ведь не…

Тень рядом со мною рассмеялась:

— Ты удивишься — но и Поющая тоже: иногда это позволяется. Но вначале Храм призвал меня в Зал Страсти. И потому сейчас я знаю, что говорю!

Я попробовал приподняться, отодвинуться от слугини — куда там! Перекатившись, она наклонилась надо мною и толкнула: легко — ладонь в грудь, и со всей силой — разумом. Гул океана, посвист ветра между камнями, шорох песка — вдруг все звуки стали странно далекими, играючи отброшенные подхватившим меня штормом чувств, эмоций, вскипевшим всепожирающим водоворотом меж нами.