Горяев позвонил, когда Валя устала ждать. Пациент чуть не свалился с кушетки, услышав из её сумки сотовый.

– Здравствуй, ласточка моя! Залети чайку попить, – попросил Горяев без предисловий.

– Когда?

– Через полчасика Слава заедет.

– Не могу. У меня приём.

– Сделай паузу, домчит как на ковре-самолёте. Скажи больным, что едешь к занятому идиоту, потому что ему без тебя, как без витаминов. Только паспорт захвати.

Валя велела Вике остановить тех, кого ещё можно найти по телефону, и домассировала лежащего на кушетке. А паспорт, как все понаехавшие, всегда носила с собой. Ужас был в том, что утром надела старые джинсы и простенькую кофточку.

– Прикид обсосный, – покачала головой Вика, распустила Вале волосы, намотала на шею свой модный шарф и подкрасила своей косметикой.

А Слава уже звонил на сотовый из машины, что припаркован у подъезда.

– И часто я буду объясняться перед больными об изменении ваших планов? – начала было Маргарита, заметив на Вале шарф и косметику.

– Не базар, тётя Рита, в баблосиках вы ничего не теряете, – напомнила Вика, выталкивая Валю за дверь.

Вокруг автомобиля толпились мальчишки.

– Дяденька, это правда «Мерседес»? – спросил самый смелый.

– Ну.

– А чё мигалка такая фуфловая? – надменно выступил второй.

– У президента такая же, – с каменным лицом ответил Слава, и Валя увидела в нём мальчишку, хвастающегося машинкой.

– Велел паспортные данные продиктовать, – угрюмо сказал Слава.

Валя протянула паспорт, и Слава кому-то зачитал его содержание по телефону, вмонтированному в автомобиль.

– Зачем это? – насторожилась Валя.

– Сказал, в Белый дом.

И они рванули со скоростью реактивного самолёта.

В Белый дом? У Вали перед глазами вспыхнуло, как стоит неподалёку от Белого дома в голубом платье возле возводимых баррикад с плакатом: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!», а Марк целует её в щеку, подсмеиваясь: «Сегодня всё можно!»

Потом вспыхнуло, как через два года там же перевязывает раненых, а рядом суетится пьяный старичок, вместе с которым чуть не погибла от снайперского обстрела. Растерянно спросила:

– А в джинсах пустят? В наше министерство женщин в брюках не пускали.

– После девяносто первого года везде пускают, – ответил Слава и больше не проронил ни слова.

Валя очень нервничала, пока суровая охрана бокового КПП проверяла её паспортные данные и изучала содержимое сумки. Но рядом хотя бы был Слава. А внутрь первого этажа Белого дома вошла одна и перепугалась ещё больше.

Здесь было уныло: киоски, гардероб. Напоминало большую гостиницу, небрежно построенную в застой. Люди были одеты по-деловому, и Валя забилась в своих старых джинсах в уголок холла.

Горяев появился минут через десять, оживлённо разговаривая с группой невидных мужчин в тёмных костюмах, с портфелями, распухшими от бумаг. На их фоне он был такой элегантный, такой эффектный, что у Вали перехватило дыхание. Распрощавшись с мужчинами, поцеловал её в щёку, словно они сто лет вместе, и повёл коридорами к лифту.

Заботливо спросил:

– Голодная?

– Нет, – от напряжения забыла, что хочет есть.

– Экскурсию?

– А Ельцин тут сидит? – спросила она, чтоб хоть что-то спросить.

– Ельцин в Кремле.

– А тут кто?

– Раньше министры сидели, потом депутатов посадили. После 1993 года депутатов пересадили в бывший Госплан, а министров вернули сюда.

– А ты почему тут, если теперь депутат, а не министр?

– Окно между двух совещаний.

– Ничего, что я в старых джинсах? – прошептала она.

– Тебе идут джинсы, – успокоил Горяев.

Они шли по коридору, выложенному дорожкой отталкивающего красного цвета. С двух сторон были двери, двери, двери, и на стенах ни одной картинки.

– Показать, как живут вице-премьеры? – весело спросил Горяев.

Вошли в какой-то кабинет. Молодой человек вскочил из-за стола.

– Сиди, Ваня, сиди. Любимую девушку привёл на экскурсию.

Молодой человек заулыбался во весь рот. Валя не понимала, кто такой вице-премьер, но всё равно удивилась, что совсем мальчишка. А он подошёл к двери, распахнул её в небольшой зальчик для заседаний и показал:

– Вон там след от снаряда.

Валя с Горяевым зашли внутрь. В стене зальчика зияла дыра.

– Не отремонтировали? – удивилась Валя.

– Чтоб не забывалось…

– Сейчас ещё ничего. А когда заселялись, по стене, извините, мозги были размазаны, – заметил молодой человек.

– Я внизу на площади раненых перевязывала, – сказала Валя.

– А кто ж тебя командировал? – присвистнул Горяев.

– Сама.

– Сама? Потом расскажешь. – И Горяев скомандовал: – Ваня, покажи кабинет.

– Чей? – спросила Валя.

– Вице-премьера, – ответил молодой человек.

– А вы не вице-премьер?

И мужчины захохотали.

– Я – помощник, – объяснил молодой человек, – пропуск вам делал.

За новой дверью нарисовался огромный кабинет с таким огромным столом, что на нём можно было демонстрировать одежду, как на подиуме. А сзади кабинета – комната отдыха с диванчиками и креслами, туалет и душевая. И всё это безвкусно и неуютно.

Зашли ещё в один кабинет. Там было то же самое, но на порядок круче и немного другая планировка. В одной из комнат за накрытым столом что-то отмечали секретарши с помощниками. Предложили чокнуться.

– Выпей глоток, – шепнул Горяев.

Валя взяла чистую рюмку, протянула громогласному пожилому человеку, разливающему напитки.

– На весу не наливают, плохая примета, нас Труба так учит.

– Труба – это кто? – спросила она.

– Это ЧВС, – ответил Горяев.

– А ЧВС – это кто?

– ЧВС – это Черномырдин Виктор Степанович. Прости, заработался, говорю на фене. Пошли в буфет.

После рюмки шампанского на голодный желудок стало не так страшно, хотя и непонятно, зачем Черномырдину придумали столько кликух. Буфет смотрел стеклянными стенами на Краснопресненскую высотку. Внизу виднелся парк, полный кипящей молодой зелени, утыканной красными транспарантами.

– Откуда там красное?

– Коммуняки устроили кладбище по погибшим во время путча. – Горяев наставил перед Валей закусок и сладостей.

– А ты не коммуняка?

– Я партбилет перед камерой не сжигал, ласточка моя, но хочу видеть Россию реформированной. – Зазвонил сотовый, и Горяев ответил: – Не надо Ушастика. Ушастик перебежал к нам, как только «Выбор России» пошёл на дно. Бегает из блока в блок как… сам понимаешь кто.

– Ушастик – это кто? – спросила Валя, когда он закончил говорить.

– Это маленький Рыжков, – ответил он устало.

– Что значит «маленький Рыжков»?

– Есть большой Рыжков. А есть маленький.

– А большой – это кто?

– Большой – это «плачущий большевик», – ответил он уже раздраженно, понимая, что ничего до конца не объяснит. – Прости, разучился говорить по-людски, только на сленге.

– И про партбилет не поняла.

– Марк Захаров сжёг партбилет в прямом эфире и сразу же огрёб за это звание народного артиста. Почему не ешь?

– Этот Белый дом строил архитектор, который не любит людей. – Валя стеснительно ковыряла вилкой салат.

– Точно. Здесь дико темно, и после двух у всех болит голова, – пожаловался он. – Но в Думе не лучше.

– В таких нездоровых условиях решения про нас принимаете? – возмутилась Валя.

– Смешная ты моя!

– Почему не звонил?

– Зачем, если нет возможности увидеться?

– Чтобы услышаться…

У него снова зазвонил сотовый.

– Горяев. Да знали мы всё это полгода тому назад! Секрет Полишинеля, мать их! – сказал он в трубку. – Передай, что мы отрежем ему нефть по самое «ай-яй-яй». А «Лукойлу» скажи, пусть идёт лесом. Конец связи.

– Думала, на дачу повезёшь, – сказала Валя. – А комната отдыха и душ в кабинетах для этого?

– Для этого не нужны комната отдыха и душ. Достаточно ключа, запирающего кабинет. Комната отдыха, чтоб замертво не упасть.

Снова зазвонил сотовый.