Х.П. Мэллори и Дж. Р. Рейн

«Джентльмены предпочитают русалок»

Серия «Русалка средних лет» #2

Переводчик и редактор — Лена Меренкова

Обложка — Лена Меренкова

Глава первая

— Скажи мне правду, Ева.

Сойер не сводил с меня глаз. Он все еще смотрит на меня темными, полными надежд глазами. Ищет правду. Правду, которую я, кажется, не могу вытолкнуть из своих уст, как бы я ни старалась. Мы долго смотрим друг на друга, не мигая и не двигаясь. Я хочу бежать, но мои ноги застыли. Если бы я была в воде, я могла бы развернуться и уплыть так же свободно, как если бы была барракудой, избегая тоски в его глазах. На суше я так не могу

Всего пару часов назад Каллен был здесь, ворвался в мой дом и угрожал нам обоим. Полиция и медики приехали и уехали. Венди взяла Тома, моего пса, к себе в кабинет, чтобы вылечить его раны. Как только я закончу здесь с Сойером, мне нужно убедиться, что с Томом все в порядке.

Но «здесь с Сойером» начинает жить своей собственной жизнью.

— Ева, — снова начинает Сойер — надрыв в его голосе почти разрывает меня. Кажется, он не может продолжать, поэтому отворачивается, его взгляд останавливается на чем — то вдалеке. Затем он подходит к моей кладовой на кухне, открывает ее и достает метлу и совок. Он сметает разбитое стекло от окна в урну, затем выбрасывает его в мусорное ведро, возвращается, чтобы снова подмести.

Все, что я могу сделать, это смотреть на него, смотреть и мечтать, чтобы между нами все было по — другому — чтобы он не слышал от Каллена то, что он сказал, и не видел того, что видел. Могу только представить, какие мысли крутились в его голове.

Слезы щиплют глаза. Я чувствую соленый вкус на языке, прежде чем вытираю расцветающие слезы.

— Сойер, — медленно начинаю я, потому что действительно не знаю, что сказать или как облегчить эту ситуацию.

— Нам нужно заколотить это окно, — говорит он, выбрасывая очередную партию битого стекла в мусорное ведро. — Завтра парень заменит его. А пока нам нужно это прикрыть.

Он говорит небрежно — будто все нормально, будто того, что только что произошло, на самом деле не было. И меня смущают его действия. Если он думает, что это сложно для него, у меня невозможный секрет. Я делаю вдох, чувствуя, как холодный воздух наполняет мои легкие, и говорю:

— Ты заслуживаешь правды, и я хочу дать ее тебе, но это не так просто.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и выражение его лица непроницаемо.

— Правда всегда самая простая.

Я качаю головой.

— Не в этом дело, — надеюсь, он поймет. — Это касается не только меня, но… это касается и других, Сойер. Другие… мой народ, который я должна охранять.

— Охранять значит прятать? — он не улыбается, но его хмурый взгляд чуть менее выражен, и от этого у меня в груди пробегает искра облегчения.

Я думаю о Каллене, который никогда не улыбался, сколько я его знаю, и содрогаюсь. Ситуация с Калленом еще слишком свежа в моей памяти. Произошла слишком недавно, слишком болела.

— Тогда ты признаешь, что ты… — его голос дрожит, он не может найти нужных слов. — Русалка? — заканчивает он, наконец.

Его хмурый взгляд возвращается, портя его красивые черты. Это заставляет меня чувствовать себя ужасно, потому что я просто не могу… Я не могу сказать ему, но не знаю, почему. Может, потому что, как только я подтвержу то, что он уже знает, правда выйдет наружу, и меня разоблачат. А это значит, что он не будет думать обо мне так, как раньше.

Я открываю рот, чтобы ответить, но тут же закрываю его.

Он хмурится сильнее.

— Ева, — выдавливает он. — Я знаю. Ты знаешь. Так почему ты не можешь просто признаться?

Он прав. То, что я — русалка, теперь открыто, все из — за Каллена, и нет смысла отрицать правду. Если я это сделаю, это вызовет еще больший раскол между нами, и я не хочу лгать Сойеру. Не хочу врать, и точка, но в последнее время кажется, что это все, что я могу делать.

Я вздыхаю, скрещивая руки на груди, и говорю:

— Это правда. Я пришла из моря, и я… русалка.

Его брови удивленно поднимаются, будто он не ожидал услышать слова, но ждал их.

— Когда ты учила моих детей плавать в озере за домом, — начинает он. — И я видел твой хвост… мы все видели.

Я киваю.

— Мой хвост был настоящим. Я думала, что смогу притвориться, что это подделка, потому что Венди сказала, что люди иногда носят подделки, когда пытаются притвориться русалками…

— Венди знает? — в голосе Сойера отчетливо чувствуется боль, и все во мне сжимается от внезапной тревоги.

— Нет, — мгновенно отвечаю я, качая головой. Я хочу дотянуться до него, заключить в объятия и никогда не отпускать. Но когда я тянусь к нему, он отступает на шаг. Разочарование нарастает во мне, но я опускаю руку. — Я не говорила правду ни Венди, ни кому — либо еще, если на то пошло, — говорю я, переводя взгляд на пол, и мой голос ослабевает. — Я волновалась, что… если я кому — нибудь расскажу, они сочтут меня сумасшедшей. Или что раскрытие себя может быть опасным.

— Опасным? Думаешь, я причиню тебе боль?

Я поднимаю на него взгляд, потому что его голос срывается, будто слова застревают у него в горле.

— Нет, не ты. Но такая информация… она выходит наружу, и если бы она вышла, если бы люди поняли, что в море целая цивилизация, кто знает, что бы они сделали? И… я напомню… это мой народ в море, Сойер. Поэтому я должна защищать их, — я вздыхаю и чувствую, как растет мое разочарование. Разве он не понимает, что не так просто сказать правду? То, что я читала о человеческом мире, противоречиво; есть рассказы о злых людях, об их эгоистичной и жадной природе, об убийствах и жестокости. Некоторые истории утверждают, что все люди такие, что они хотели бы нашей смерти, если бы узнали о нашем существовании. И хотя я не верю, что все люди такие, я все же не могу рисковать тем, что мой народ будет обнаружен.

За то короткое время, что я провела здесь, в Шелл — Харборе, я убедилась, насколько неверно утверждение, что все люди плохие; но осторожность в моей природе. С таким секретом, как мой, так и должно быть.

— Я тщательно защищала себя и свой народ, Сойер, — почти шепчу я. — Вот почему я до сих пор не говорила тебе правду. Я надеюсь, ты понимаешь. Не то чтобы я хотела солгать тебе, но я не могла… у меня не было другого выбора.

— Где твой пылесос? — спрашивает он, резко меняя тему и звуча кратко. Я указываю на шкаф в гостиной, и он идет за ним. Затем он включает пылесос и всасывает оставшиеся осколки стекла, пока я ищу, что сказать, громкий статический шум разрывает тишину между нами. Что я могу сказать, чтобы исправить эту ситуацию? Я не уверена, что есть что сказать. Кроме того, я не уверена, что эта ситуация может улучшиться. Все вот так.

Он выключает пылесос, наматывает на него шнур и увозит его прочь. Затем он подходит к раздвижной стеклянной двери в гостиной, открывает ее и осматривает повреждения с другой стороны. Он тянется к метле и убирает осколки стекла, засоряющие крыльцо. Я иду через гостиную и выхожу на крыльцо, но он поднимает руку, чтобы я не порезала ноги об оставшиеся осколки.

Тишина опускается на нас. Я не могу смотреть ему в глаза, вместо этого смотрю на дерево под ногами. Оно потрескалось и засохло, краска местами облезла.

Первым говорит Сойер. Когда я поднимаю взгляд, он проводит рукой по своим густым волосам с усталым выражением лица.

— Этот мужчина, от которого ты сбежала, Каллен, и твой брак… этот мужчина приходил к тебе раньше, да?

Я не отрицаю этого, мое молчание почти равно подтверждению. Сойер тяжело вздыхает и прикусывает губу до боли. На мгновение он, кажется, разрывается между тем, чтобы потянуться ко мне или уйти. Мое сердце трепещет при мысли, что он может обнять меня, может простить меня за то, что я не сказала ему правду, что он может принять меня такой, какая я есть.