– Я? Меня? Кто, кто ж-жалуется? – заикался трезвеющий Петушок, пытаясь застегнуть трясущимися руками верхние пуговицы мятой рубашки. С трудом справился, пригладил рукой волосы и застыл, вытянув руки по швам.

– Соседи, товарищи по работе – советские граждане. Вот, мне – руководителю страны – пришлось вмешаться. Может, предложишь сесть или так и будем разговаривать стоя?

Вмиг с лавки, подпирающей стену дома, были сброшены вёдра, тазы и прочий гремящий хлам. Нерадивый хозяин вытер рукавом освободившееся место и с поклоном пригласил сесть.

– У меня, – с трудом выговаривая слова, посетовал старый больной Леонид Ильич, – конечно, очень много забот, – отдёрнув брюки на коленях, он неловко уселся на низкую лавку. Покряхтел, пожевал губами и одышливо продолжил: – но как же я могу не помочь, не вмешаться? Ведь речь идёт о нашем, советском человеке. Очень хочется знать, что у тебя на душе. Сядь, не стой как истукан.

Петушок осторожно присел рядом. Генсек медленно повернул к нему голову и стал смотреть не мигая, будто пытался прочесть мысли.

Пьяница отвернулся, потупился, прохрипел через пересохшее горло:

– Ну да, я.…это, бухаю, то есть пью, прогуливаю работу. Так вот, вообще…

– Вообще! – передразнил Леонид Ильич. – Вся страна готовится в октябре отметить годовщину новой конституции – мощного средства дальнейшего развития и углубления социалистической демократии. Вдохновлённые граждане совершают трудовые подвиги – выполняют обязательства, взятые на третий год пятилетки. А что лично ты сделал для страны, партии, народа?

– Ничего… – удручённо прошептал Петушок и тихо заплакал, уткнувшись лицом в суконное плечо генсека.

– Ну-ну-ну. – Леонид Ильич по-отечески погладил вспотевшую голову пьяницы. – Бросай пить, вернись на работу – влейся в трудовой коллектив.

– Брошу, вернусь, – хрипы сменились всхлипами, – вольюсь, исправлюсь.

– Вот и хорошо. Знаешь что? Приезжай ко мне в Москву на праздник 7 ноября!

– А можно? – заплаканные глаза Петушка округлились.

– Конечно! Как приедешь, сразу иди в Кремль, на входе скажи охране, что ты мой друг и тебя пропустят. Посидим по-простому, без затей. Попьём чай с вишнёвым вареньем. Ты какое любишь – с косточками или без?

– С косточками.

– Я тоже.

Оба засмеялись.

– Побываешь на параде. Приезжай! – Леонид Ильич хлопнул себя по коленям. – Пора в путь, скоро стемнеет. Я вот подумал, нужно взять у тебя что-нибудь в память о нашем знакомстве. Подари мне… – генсек обвёл взглядом двор, – вот хотя бы его, – и показал на осторожно выглядывающего из-за будки Кая.

– Зачем он вам? Худой, вонючий, – Петушку стало стыдно, что у него такой пёс.

– Хочу! Старческая причуда, – пожал плечами Леонид Ильич и тяжело поднялся с лавки.

Пьяница засуетился, схватил цепь и с силой потащил упирающегося, скулящего Кая на середину двора. Пёс не хотел подходить к генсеку, будто чего-то боялся.

– Позови моего шофёра, он возьмёт собаку.

Проводив гостя до самой машины, Петушок услужливо открыл дверцу. Прежде чем сесть, Леонид Ильич неожиданно притянул его к себе и, заключив в объятия, крепко поцеловал три раза: сначала в левую щеку, потом в правую и, наконец, в губы. Обалдевший пьяница долго махал вслед лакированной «Чайке» и, вернувшись, начал кружить по двору, представляя чаепитие в Кремле, парад…

Вот стоит он, Фёдор Петушков, в ратиновом пальто и каракулевой шапке-пирожке на трибуне мавзолея. Рядом генсек. Вокруг важные политические деятели. Внизу с транспарантами, шарами и детьми на плечах шагают стройные колонны ликующих трудящихся. Из ртов, кричащих дружное «Ура!», вырываются облачка пара. Взгляды празднующих 7 ноября граждан обращены на руководство страны. Люди спрашивают друг у друга: «А кто этот интересный мужчина, что стоит рядом с Леонидом Ильичом?» «Как, вы не знаете? Это же Фёдор Петушков – лучший друг нашего дорогого генерального секретаря!» – отвечают другие. «Интересно, он женат?» – мечтательно закатывают глаза нарядные москвички.

После парада Фёдор, стройный и высокий, как кипарис, шагает по опустевшей Красной площади. Следом бегут те самые красотки, что интересовались его семейным положением. Каблуки модных сапожек стучат по легендарной брусчатке, звонкие голоса окликают, умоляя обратить внимание, поговорить. Фёдор благородно останавливается, загадочно улыбается, обернувшись вполоборота (при этом он похож на известного французского артиста, имя которого забыл) и голосом Рената Ибрагимова произносит: «Милые дамы…».

На этих словах фантазия отключалась. Уже который круг прошёл по двору, мечтая, и каждый раз на «милых дамах» всё заканчивалось. Так или иначе, но Фёдор Петушков твёрдо решил бросить пить, больше не прогуливать работу, начать копить деньги на поездку в Москву.

Глава 9

Кай со страхом выглядывал из-за будки. Нечто похожее на клубок веток с головой, сверкая глазками бусинками на страшной морде, ковыляло к лавке, опираясь на палку. Пёс испугался – никогда прежде не видел такого чудища! Спрятался, настороженно прислушиваясь к двум голосам: сиплому мужскому и скрипучему не человеческому. Любопытство заставило осторожно – одним глазом – посмотреть ещё раз. Удивился увиденному – его мучитель плакал, обняв страшилище, кивал, а потом чему-то обрадовался и даже засмеялся.

Самое ужасное случилось позже. Хозяин вытащил Кая за цепь и потянул в сторону пришельца с палкой. Он хочет отдать… этому страшному, непонятному! НЕТ! НЕТ! Пусть всё останется как было. Ему здесь очень хорошо – иногда добрый хороший хозяин бросает хлеб, а что воду не наливает, так это ничего. Может, скоро небо польёт двор – вот тогда можно будет напиться. И пусть хозяин бьёт сколько хочет! Пёс упирался, скулил, почти обезумев от паники.

Чудище что-то сказало скрипучим голосом.  Хозяин отпустил цепь и убежал за ворота. Поджав хвост, Кай юркнул за будку, распластался на земле, спрятал нос в лапы, закрыл глаза, стараясь стать невидимым. «Идём скорее. Вставай, вставай!» – кто-то потянул его за ошейник. Он узнал голос и запах одного из маленьких людей, которые приносили еду несколько последних дней. Ничего не понимая, но чувствуя, что пришло спасение, Кай позволил себя увести.

***

Тимур забежал с собакой за угол дома, там ждали Айка и Муравей. Оставив Кая с ними, вернулся к Петушкову. Фёдор с пустыми глазами, блаженно улыбаясь, стоял в воротах, махал рукой в пустоту, будто прощался с кем-то. Юный спаситель обиженных животных подхватил серую тряпку, упавшую с забора прямо в руки. Аккуратно сложил её и убрал в карман брюк.

Идея привлечь Муравья к «операции» по вызволению Кая пришла сегодня, в последний учебный день, в светлую голову Аи. Тимур сомневался.

– Почему нет? – запальчиво убеждала подруга на перемене, – не такой уж он и дурачок. Проведёт нас по переулкам к дому Аю́па. Как мы пойдём с большой собакой на цепи по улицам, где много людей? Нас в округе все знают – расскажут родителям. Что будем врать?

– Нашла проблему! Врать мы умеем. – ухмыльнулся Тимур. – Уговорила, но тогда сама объясни Муравью, что нужно сделать.

После школы направились к семейному бараку.

***

Вова Муравьёв и маленькая соседская дочка сидели на крыльце, рассматривая цветные картинки в книжке-раскладушке.

– Можно поговорить с тобой? – спросила подошедшая к крыльцу школьница. За нею стоял серьёзный мальчик в ученической форме.

Сначала Вова испугался, уверенный, что эти двое решили поиздеваться, но они представились, заговорили как с равным, тем более что были с ним одного роста. Девочка Ая рассказала про пса и злого хозяина.