В письмах от Адама Вейде много разных поздравлений Петру: с днем рождения, по случаю прибытия в Азов, по случаю удачной проводки кораблей в море. Вейде сообщает также о праздновании этих событий в компании друзей в Москве. Но главным предметом переписки с ним было порученное ему составление «Воинского наказа». Вейде не только извещает царя о ходе этой работы, но и пересылает изготовленные ее части на его рассмотрение и ждет исправлений, которые делает Петр, принимая, таким образом, самое деятельное участие и в этой законодательной работе. «Allergnadigste grotte Неr, – пишет Вейде 6 июля, – воинские правилы, конечно, в будущей почте до милости вашей пришлю». Задержка вышла из-за Брюса, также привлеченного к этой работе: он не успел изготовить порученных ему статей, посвящая много времени на выправление русского языка – больше, чем он ожидал; станет сколь возможно спешить. «Воинский наказ», пишет Вейде 13 июля, а также артикулы, в которых содержится уложение о наказаниях, изготовил по образцу подобных же уставов, принятых у других великих государей, и посылает Петру. Пусть Петр прикажет прочесть себе изготовленное подряд с начала до конца, тогда ясно будет видна последовательность; сделано, конечно, не без ошибок. «Изволите пожаловать с самова с начала все сряду велеть прочитать, то возможно будет видеть, что после чево последует и что милости вашей годно и негодно будет; только, чаю, не без погрешению быть для того, что не прочтена и с подлинною сличить не успел. Стану еще готовить, чтоб подлинно справно было». В письме от 20 июля он сообщает: «Воинские артикулы по прошлой почте до милости вашей послал; только еще одну (статью или главу?) с прилежанием выправлю»[137]. Но помимо главного предмета переписки в письмах Вейде передаются и разного рода другие известия. Елизарий Избрант поручил просить указа о заготовлении леса в Архангельске. От типографа Тессин-га из Амстердама прислан листок из какой-то печатаемой у него русской книги (по-видимому, титульный лист). Все издание в количестве 600 экземпляров будет прислано через Архангельск. В письме от 20 июля сообщается об увеличении числа недорослей, надо полагать вступивших на военную службу, и возбуждается вопрос об их обмундировке: «Недоросли почали прибавляться; а некоторые есть дело свое нарочито знают. Прошу милости, чтоб им такие ж перевязи дать, как у преображенских; а кафтаны зеленые мало не все сделали»[138].
Яков Брюс в письме от 29 июня вслед за поздравлением «со днем ангела» сообщает Петру о приезде в Москву француза инженера де Шампи с рекомендательным письмом от курфюрста Бранденбургского и с другими письмами, свидетельствующими о том, что он служил инженером во Франции и в Италии и строил во Франции «славную гавань Havre de Grace»; по разговорам с ним кажется человеком ученым и искусным. При письме Брюс пересылает царю какой-то сложный инструмент, очень пригодный для путешествующих, «как сыскать полус гогде (или элевацию поли), без всякого вычету и не ведая деклинации солнца и не имея инструментов, кроме циркуля и линиала». К инструменту он приложил чертеж и описание, как им пользоваться[139]. В другом сохранившемся письме его от 13 июля читаем: «Милостивейший государь! По твоему государскому писанию к Адаму Вейде послал я к тебе, государю, краткое описание законов (или правил) шкоцких, агленских и францужских о наследниках (или первых сынах). Також напоминая (т. е. вспоминая) твой государев приказ в Агленской земле, послал к тебе, государь, описание чинам, которые были у агленского короля у артиллерии на войне и во время миру, такожды о их жалованьи поденном в войне и о годовом во время мировое (т. е. мирное)»[140]. Переданный Брюсу через Вейде приказ царя прислать ему выписки о праве наследства из законов английских, шотландских и французских показывает, что царя продолжает занимать мысль о переменах в русском наследственном праве в смысле наследования первых сыновей, которое его заинтересовало при наблюдении за английскими порядками. Эта записка Брюса будет положена впоследствии вместе с другими материалами в основу знаменитого закона о единонаследии 23 марта 1714 г. Присылка описания артиллерийских чинов в Англии показывает, что мысль Петра работает над планом устройства в России регулярной армии, которое и началось в том же 1699 г.
Л.К. Нарышкину Петр писал 5 июля из Азова и 26-го из Таганрога. В ответах на эти письма от 20 июля и от 17 августа Нарышкин уведомляет царя о здоровье членов его семьи: царевны Натальи Алексеевны и царевича. Во втором письме он оправдывается против упреков Петра в том, что не предупредил шведских послов, приехавших в Россию, о продолжительном отсутствии его из Москвы. Как припомним, перед своим отъездом в Воронеж Петр приказал уведомить назначенных в Московское государство шведских послов через шведского резидента Томаса Книппера, чтобы они приезжали в Москву до Масленицы, так как на Масленице он уедет в Воронеж[141]. Шведское посольство тогда не явилось, а теперь, в двадцатых числах июля, приближалось уже к Москве. Петр упрекает Нарышкина в том, что посольству не было сообщено через Книппера об его отсутствии. «А что, мой асударь, – оправдывается Нарышкин, – изволил писать о свейских послех, что им не говорено, о чем Томосу Книперу указ твой был, и у меня то не забыто и все то им предлагал; в то же время при послех и Томос Книпер был, о чем изволишь по записи уведомитца». Нарышкин принял подъезжавшее к Москве шведское посольство в своей подмосковной усадьбе Чашниково и во время разговора с послами действительно выговаривал присутствовавшему при приеме резиденту Книпперу за непередачу сообщения. О разговоре с послами в Чашникове была составлена особая записка, которую он и переслал Петру[142].
Петр переписывался также с оставшимся в Москве генералом Гордоном. В письме от 28 июня Гордон сообщает царю о приезде в Москву на русскую службу из Польши одного своего родственника в чине корнета; едут из Киева еще два других родственника его, оба в чине капитанов, кажется, искусные люди; если царь согласен принять их на службу, пусть напишет. Гордон сообщает далее царю, надо полагать, очень печальное для последнего известие: 20 июня пропал без вести находившийся в Москве капитан Рипли, командир подаренной Петру английским королем яхты «The Transport Royal», которую он привел в Архангельск. «А чают, – пишет Гордон, – что сам себя изгубил, потому что долгое время вельми был меланколичны и смерть себе часто желал. А тело его ищут везде, только то се число нигде не найдут»[143].
В следующем письме от 6 июля Гордон уведомляет Петра, что 1 июля нашли тело Рипли в реке Яузе, пониже Лебяжьего двора в Преображенском. «А по осмотру голова избита назади, на правой руки знаки синие, пуговицы серебряные с кафтана обрезаны и карманы выворочены; однако неведомо, от себя пропал или от людей». В этом же письме Гордон сообщает Петру известие о следующем чрезвычайном происшествии: 29 июня во время «вечерен» дворовые люди князя Никиты Ивановича Репнина, а с ними и другие напали у Воскресенских ворот на караульных солдат и избили их, били также и находившегося с ними офицера и надругались над ним. Некоторые из виновных переловлены и приведены на Потешный двор; дьяк Преображенского приказа Яков Никонов ведет по этому делу розыск и по окончании пришлет его в Азов к князю Ф.Ю. Ромодановскому[144]. Это, вероятно, тот эпизод, о котором повествует Корб в своем дневнике под 30 июня (10 июля): «Князь Репнин… у которого под влиянием какого-то сильного душевного потрясения помутился рассудок, дерзко напал со своими слугами на городской караул. Когда князь намеревался схватить знамя, то знаменосец поступил очень похвально, именно – он ударил Репнина древком; очень много других лиц во взаимной борьбе получили раны»[145].
