В сердце ворона вспыхнула извечная жажда крови. Перед его принудительным напором кошки отступили, шипя выгнули спины, но ворон, не обращая на них внимания, нацелил клюв - острый эбонитовый кинжал - в огромный черный глаз газели. Животное перестало биться, отказавшись от борьбы. Ворон напился водянистой слизи, потом крови.
Но не почувствовал облегчения. Прежде все было иначе.
Он вспорхнул обратно на ветку и стал покачиваться там, отупелый, несчастный, глядя, как свирепые кошки возобновили свою трапезу. Ну никакого удовольствия! Почему он не чувствует прилива горячей энергии, как бывало раньше, когда ему удавалось утвердить свою власть над жертвой? Почему нет былого восторга даже при проникновении взглядом в земную твердь?
Это его вина.
Солнце расползалось вширь, словно кровавый омут. Ворон уцепился за ветку, чувствуя, что мозг его туманится, а кишки пухнут. Наконец он выблевал темную слизь, затем, внезапно обессилев, выпустил ветку и, поскольку крылья не держали его, тяжело плюхнулся на землю, прямо в лужицу мерзкой блевотины.
И тут у нее возникло знакомое ощущение, будто ее колесуют, руки и ноги в колодках, а палач, зверея, концентрирует боль, которая вливается во все отверстия ее тела. Колесо вращается, глубже и глубже погружая ее в чан с нечистотами. Хотя во рту у нее распорка, она закрывает глотку вспухшим языком, чтоб не захлебнуться, а подавленный крик разрывает легкие. И едва симфония боли достигает апофеоза, палач применяет еще более изощренную пытку: сажает ее на кол. Солнечная вспышка. Поворот колеса в воздухе. Освобождение. Страх, смешанный с экстазом, отступает, остаются унижение и позор.
"Хватит, довольно, - молит мучителя ее ум. - Нет..."
"Что, не хватит?"
Он заботливо счищает с нее скверну, смеется; его прекрасное лицо проглядывает сквозь кровавую пелену тумана; то и дело он осыпает поцелуями ее неподатливое тело (и это страшнее всего, потому что она готова разрыдаться от любви, от ненависти, от ужаса и полнейшего отупения).
"Кричи, - уговаривает он ее. - Проклинай меня, это станет твоим избавлением". Но она не произносит ни звука, закрывает глаза, чтобы не видеть его, и ум, чтобы не знать, что будет дальше, - теплые, нежные струйки на щеках.
"Тебе нравится. Ты получаешь удовольствие, потому что в этом твоя суть, из этого тебя сотворили..."
"Хватит, не хватит. Пусть я умру, лишь бы не видеть, не чувствовать. - Агония разума. Очищающая боль сжигает мозг, яростно струится по его каналам. - Хватит. Не хватит..."
"Ну давай, кричи, - принуждает он. - Крикни хоть раз, напоследок".
Но она не кричит, и колесо, пройдя полный оборот, снова окунает ее в зловонный чан. Душа съежилась, укрылась в крохотном святилище, не заметное за раздражающими противоречиями наслаждения-боли, унижения-экстаза, любви-ненависти. Он разрушает, созидает ее. Сводит с ума и невольно высвобождает ее сверхчеловеческие метафункции. Убивает, совершая с нею акт любви.
"Хватит. Не хватит. О возлюбленный мучитель!"
Ворон едва барахтается в лучах кровавого солнца. Его диск вращается, стряхивает с нее вонючие капли, изъязвившие тело, потом один луч вытягивается, как ракета или огненный вихрь, и снова хочет пронзить ее лоно.
"Нет, не выйдет, - говорит она солнцу. - В боли уже нет наслаждения. И никогда не будет, пока я не сотру тебя с лица земли, о любимый!"
Саблезубые хищники насытились и уселись на солнышке, облизывая морды и лапы. Это были великолепные создания, мраморно-пятнистые, с темными полосами на голове и хвосте. Самец подошел к издыхающей вороне, но птица источала жуткую вонь и страдание, поэтому он лишь презрительно ткнул ее лапой, затем повернулся к своей спутнице и позвал ее в чащу отдохнуть после сытного обеда.
Ворон очнулся от забытья и окликнул:
"Куллукет".
"Фелиция".
"Это ты, любимый?"
"Это я, Элизабет. Бедная моя девочка. Дай я помогу тебе".
"Поможешь?.. Хватит?.."
"Я прерву твои кошмары".
"Прервешь? Прервешь боль-наслаждение?"
"Наслаждения уже нет. Оно уже ушло. Осталась только боль. Больное сознание, исполненное муки, раскаяния. Я помогу".
"Ты? Только он может мне помочь. Если умрет".
"Неправда. Я сумею тебе помочь. Навсегда смою грязь. Ты станешь ясной и чистой, как новорожденная".
"Меня больше нет. Презренная, отверженная, изгаженная тварь - вот что я такое".
"Ошибаешься. Тебя можно исцелить. Иди ко мне".
"К тебе? А как же они? Ведь они идут сюда, чтобы воздать мне должное и последовать за мною. Чтобы утолить жажду моего сердца. А ты хочешь заманить меня к себе? Ты дурадурадура..."
"Они лгут, Фелиция. Они не смогут дать тебе то, чего ты жаждешь. Они только используют тебя в своих целях".
"Не верю, они приведут ко мне моего возлюбленного, вернут мне радость!"
"Нет. Это ложь!"
"Они не могут лгать, они - ангелы тьмы".
"Они - люди. Активные операторы".
"Не дьяволы?"
"Люди. Лживые люди. Слушай меня, Фелиция. Ты ведь знаешь, я была в Галактическом Содружестве одной из лучших целительниц. Я вылечу тебя, если ты придешь ко мне по своей воле. И не потребую ничего взамен. Не посягну на твою свободу. У меня в мозгу блокировано супер-эго, поэтому я никогда не причиню зла живому существу. Я только хочу видеть тебя свободной, счастливой, в здравом рассудке. Другие ничего подобного не сделают".
"А вдруг сделают?"
"Спроси их".
"Спрошу! Я выясню, правду ли они сказали, что приведут ко мне Куллукета".
"Испытай их".
"Да. Хорошо. Элизабет! Ты в самом деле можешь стереть мои кошмары! Знаешь, это не та боль".
"Знаю. Она - часть твоего недуга. Порой ты воспринимаешь боль как наслаждение. У тебя есть нарушения мозговой деятельности. Еще с детства. Но это можно поправить, если ты откроешься и добровольно впустишь меня. Согласна?"
"Не знаю. Хватит боли? Не хватит! КУЛЛУКЕТ! КУЛЛУКЕТ! КУЛЛУКЕТ!"
С хриплым карканьем ворон взмыл в воздух. Внизу в густой чаще дремали саблезубые хищники, а стадо газелей продолжало беззаботно щипать траву на равнине Испании.
