В просторной комнате, среди мебели из красного дерева, сидели двое мужчин. Несколько секунд назад они пожали руки. Человек среднего возраста в хорошо отглаженных брюках и белой рубашке представился Сергеем, а мужчина в летних шортах с карманами по бокам – Андреем Михайловичем. Они были спокойны и сидели молча, словно играли в молчанку. Плотный красный ковер с узорами расположился под ногами гостей, создавал домашний уют. В воздухе стоял аромат древесных духов вперемешку с запахом сирени. Над входной дверью напротив них висели механические часы в деревянной оправе. Они ходили так тихо, что необходимо было приложить усилия, чтобы услышать их.

– Все началось со стихов Бродского, – начал Андрей Михайлович. – Вы любите стихи?

– Люблю, – коротко ответил Сергей.

Сергей пробежался взглядом по клиенту. Андрей Михайлович сидел в коричневых босоножках, одетых на черные носки, и красной футболке с принтом Микки Мауса на груди. Его седые волосы и серая борода никак не сочетались с его возрастом и вызывали неоднозначные чувства. Внешний вид подростка и нестандартное расположение глаз – они располагались далеко друг от друга – делали Андрея Михайловича комичным персонажем из нашумевшего фильма Спилберга “Инопланетянин”.

– Вот и я люблю, – сказал Андрей Михайлович. – Раньше читал Маяковского, Есенина, реже – Бунина, а тут ко мне попался сборник Бродского – такой, знаете, видавший виды. Я бы сказал, потертый жизнью, а раз он потертый, то, значит, толковый сборник. Такой вывод я сделал. – Мужчина задумался и перевел внимание на окно, за белыми занавесками просматривалась полоска синего чистого неба. – Если книга чуть ли не разваливается в руках, то, значит, ею зачитывались. А раз ее читали, то она наверняка знала тепло людских рук и кому-то помогла скоротать не один вечер. – Он посмотрел на Сергея. – Вот скажите, если бы вы были книгой, то какой бы стали: домашней на полке или книгой в чьем-то рюкзаке?

Сергей закинул ногу на ногу, повторяя положение тела мужчины напротив. И поправил свои аккуратно зачесанные волосы:

– Книга не может выбирать, – ответил он.

– А если использовать эту идею как метафору? Если бы книга имела такую возможность? Прямо как человек. Человек же способен делать выбор?

– Способен, – сухо заметил Сергей.

– Вот если бы вы были той самой книгой, которая, как и человек, способна делать выбор, то какой бы стали? Книгой с полки, как за вашей спиной, – Андрей Михайлович кивнул на стеллаж с разношерстной литературой в шесть рядов, – или той, которая знала десятки читателей и не боялась быть порванной, которая приносила пользу и, возможно, поплатилась за это своим состоянием?

– А разве род моей деятельности не дает вам ответ? – поинтересовался Сергей.

– То, что вы выбрали профессию психолога, не говорит о том, что вы делаете это с такой же отдачей, как сборник стихов Бродского, гуляя по рукам. Хочу быть с вами честным. – Гость сделал паузу. – Вы слишком лощено выглядите: хорошо выглаженная рубашка, брюки, ровный пробор на голове, идеальная окантовка бороды, – все это говорит о вашем перфекционизме. В вас нет импровизации, свободы. Вы знаете, как жить правильно, но не знаете, как жить играючи. Я осмелюсь предположить, что если вы танцуете, то заученный танец, и совсем не отдаетесь музыке.

– Вы всегда выбираете метафорический способ изложения мыслей? – поинтересовался Сергей.

– А вы всегда избегаете прямых ответов и переводите внимание с себя?

– Хорошо, если я отвечу, какой книгой стал бы, вы продолжите историю про Бродского?

– Конечно, я как раз для этого сюда и пришел, – усмехнулся Андрей Михайлович. – И, чтобы начать, я должен понять, тому ли человеку собираюсь открыться.

Сергей спустил правую ногу на пол и крепко уперся на обе пятки. Он немного подался вперед, прихватив планшет с чистым листом с подлокотника кожаного кресла.

– Вы хотите знать, какой книгой я бы стал, если бы у меня был выбор? – Сергей откашлялся. – Растрепанной. Если жить, то жить на полную катушку, таков мой девиз. Нет ничего тоскливей, чем делать что-то наполовину. Это не мой стиль. Моя философия – отдаваться без остатка. Погружаться в дело с головой.

– Поэтому у вас столько сертификатов и дипломов на стене?

Действительно, рядом с дверью висело множество разноцветных документов под стеклом. На них пестрели печати и голограммы. Подписи профессоров и докторов наук.

– Я не слышал о том, чтобы у Иисуса или Будды был хотя бы один сертификат, как у вас. И не читал о том, что они выглядели так опрятно, как вы. Они, скорей, походили на изгоев, вот они для меня “потрепанная книга”, а вы – книга с полки.

– К чему этот фарс? – Сергей откинулся на кресло. – Если вы сомневаетесь в моей компетенции и мои заслуги вам ни о чем не говорят, то зачем пришли сюда и ведете со мной это диалог? Почему не кончить сессию и не покинуть помещение в поисках потрепанного бродяги?

– Вы знаете, как общаются дельфины?

– К чему этот вопрос?

– Вы знаете, как дельфины узнают план местности в радиусе сотни метров, или нет? – настаивал Андрей Михайлович.

– Они делают это с помощью эхолокации, – небрежно ответил психолог.

Клиент не торопился продолжать беседу. Он поправил футболку, провел рукой по своей колючей щетине и посмотрел на часы на стене. До окончания встречи, которая, к слову сказать, стоила десять тысяч рублей, оставалось пятьдесят минут.

– Именно, Сергей, именно! Я же могу обращаться к тебе на ты?

Сергей развел руки в стороны, покачивая головой. Андрей Михайлович улыбнулся и продолжил:

– Как дельфины используют эхолокацию для пространственного ориентирования, так и я применяю этот метод для познания окружающих меня людей. Я задаю рамки и предлагаю поразмышлять на тему в определенном контексте. Я провоцирую и смотрю, как будут вести себя люди. Только нетипичные события выбивают из колеи, а выбитый из колеи человек испытывает…

– Стресс, – продолжил психолог.

– Бинго! – подмигнул посетитель. – Только в стрессе человек способен продемонстрировать свое истинное лицо. А меня не интересует картинка и маски, мне важно увидеть человека в своем первозданном обличии, в своей натуральной форме.

– И к чему вы ведете? – задумчиво спросил Сергей.

– Это не мне решать! Это я у тебя на приеме, а не ты у меня, – играючи ответил посетитель.

– Бросьте уже, что это за игра? – Скулы у Сергея чуть сжались.

– Ты злишься? – подхватил Андрей Михайлович.

Из приоткрытого окна донеслись звуки проезжающих мимо автомобилей с тревожными сиренами скорой помощи.

– Злюсь, – признался Сергей.

Посетитель кивнул:

– Я рад, что ты понимаешь свои чувства и не боишься их называть. Все же не зря у тебя на стене висит столько документов. – Он снова улыбнулся.

Психолог поставил руки пред собой домиком. Андрей Михайлович в ответ попытался прижать чуть растрепанную шевелюру. Сделал он это не для того, чтобы выглядеть опрятней, а скорее машинально, как бы почесывая свою голову.

– Теперь, когда вы проверили меня на вшивость, вы готовы продолжить свою историю про Бродского?

– Бродский? Да. Бродский! – Андрей Михайлович радостно поерзал на кресле. – Как я говорил, все началось со стихов. Ты слышал когда-нибудь такие строчки: “В каждой музыке Бах, в каждом из нас Бог”?

– Ну а как же? Слышал! Баста написал целую песню на это стих. – Сергей торжествовал. Его подбородок потянулся к потолку, а плечи расправились. Посетитель заметил изменения и улыбнулся. Улыбка была вовсе не радостной, скорее она походила на умилительную. Такой сорт улыбок обычно появляется на лицах родителей, ставших свидетелями первых успехов детей.

– Ну, Басту я не знаю, не тот возраст, но, прочитав эти строки в сборнике, я подумал: если в каждой музыке живет гений Баха, то, по логике произведения, в каждом человеке существует Бог? И если он внутри, то почему я его не слышу? Странно иметь что-то и не понимать, что это у меня есть, – заметил Андрей Михайлович.