Больше всего переживаю за малыша. Организм не спросит: кровотечение может начаться когда угодно. Надеюсь лишь на то, что мое состояние стабилизировали, и внезапный выкидыш не грозит.

Дима присел рядом. Ухмылка приклеилась к нему и не сходила.

— Отпусти… — сделала слабую попытку достучаться.

Он отрицательно помотал головой, и тут же проверил прочность узлов. Даже если каким-то чудом удастся освободиться от веревок, из этого подвала не выбраться… Где нахожусь? — тоже не знаю.

Что творится у него голове? Разве у доброго внимательного Гены может быть такой сын? Его уже по-человечески жалко, удивлению не будет предела, когда все станет известно. Поведение Димы — за гранью моего понимания… Какая роль отведена мне в этих планах? Ведь мы не общались и не виделись практически. Слово «привет» на корпоративе завода или при случайной встрече, заезжая к мужу — это максимум, и только из уважения к его отцу. Нас ничего не связывает, детские воспоминания тоже ни при чем.

— Я беременна… Поэтому оказалась в больнице.

— Знаю. Плевать. Завтра приедет специалист и устранит эту проблему навсегда, — со всей серьезностью говорит, на лице не дрогнул ни один мускул от подобного заявления.

— Что ты сказал? — нервно сглотнула, давить на жалость бесполезно. Он неадекватен.

— Что слышала! — Дима встал с матраца, расхаживая из стороны в сторону.

Я глубоко вдохнула и выдохнула, переваривая услышанное, заодно борюсь с тошнотой от жуткой вони, стоящей здесь. Правда мало помогает…

— С ума сошел? Чем наша семья помешала тебе?

— Достала эта идиллия! От отцовских увещеваний, какая вы замечательная пара, всем бы такое счастье и столько детей, выворачивает. Так ясно?

Банальная зависть… И поэтому мы удостоились мести? Да он болен!

— Ян уже знает о твоей причастности. Найти — вопрос нескольких часов. Можешь начинать трястись от предстоящей расправы, а лучше — беги! — в своих словах уверена, хотя не скрою: сама готова удариться в панику, контроль дается с трудом, в глазах — застыли слезы.

— Ну-ну… — не верит, зря…

— Предупредила, если жизнь дорога, — все-таки всхлипываю.

— А вот этого не надо… — Дима заметил слезы, опять присел, ухватив ладонями мое лицо.

Передернуло от мерзкого ощущения его губ, когда прикоснулся ими к щекам, собирая текущую влагу.

— Привыкай ко мне… Теперь спи, — с этими словами покинул подвал, заперев замок.

Оставшись наедине с собственными мыслями, дала волю эмоциям и расплакалась.

«Ян, приди…»

***

Тело безбожно ныло надоедливой болью, пыталась перекатываться с бока на бок, но это не спасало, еще очень хотелось в туалет… И стоит ли уточнять: ни о каком сне речи быть не могло в таких условиях. Все, что оставалось — стойко терпеть и ждать…

Понять, сколько времени прошло — не представлялось возможным из-за отсутствия окон. Но если учесть: выкрали меня поздней ночью, то сейчас вероятно не меньше шести-семи утра, и мои внутренние часы — так говорят.

Дверь подвала скрипнула, пропуская Диму с подносом, который был поставлен на небольшой столик. Судя по запаху: принес молочную кашу. Собрался кормить? Здесь кусок в рот не полезет.

— Мне нужно в туалет, — надеюсь, это позволит? Ведь еще немного и под себя схожу.

— А поздороваться? — скрестил руки на груди. Ему нравится наблюдать мое унижение и беспомощность.

— Здрасти… — если бы он знал, в каких случаях использую это разговорное слово, то не улыбался во все тридцать два белоснежных зуба.

— Так-то лучше, — приближается и поднимает меня с затхлого матраца. — Привет, — от него пахнет кофе. — Как спалось?

«Серьезно? Думает, буду говорить с ним?» — встречаюсь взглядом, и сразу становится ясно — просто издевается надо мной. Отворачиваюсь, не желая видеть наглых глаз, близость его лица неприятна, как и сам он.

Моя реакция вызывает усмешку у Димы.

Он несет из подвала куда-то наверх. Мы оказываемся в доме, довольно просторном, с современной отделкой и дизайном. Здесь тихо: ни звуков, ни шорохов — похоже, мы одни. Все окна занавешены, и какая местность раскинулась за ними — не видно. Интересно, как далеко увезли?

— Развяжи, — прошу, когда ставит на ноги в туалете.

— Нет, — сам пытается снять с меня трикотажные пижамные штаны.

— Нет! — сильно сжимаю бедра. — Куда я сбегу отсюда?

— Хорошо, — смотрит с подозрением, но освобождает от пут.

Облегчившись и убедившись, что опасных выделений нет, освежила лицо и рот прохладной водой, тщательно вымыла руки, разминая их — кожу избороздили ссадины, местами до крови.

Посмотрела в зеркало. Там отразилась замученная и уставшая незнакомая женщина, словно постарела на десяток лет за столь короткий период: сосуды полопались и глаза стали чудовищно-красного цвета; губы бледные, щеки впалые, а цвет лица серо-зеленый от тошнотворного состояния.

«Ян, где же ты, когда приедешь за мной?» — удержалась от новой волны слез, жалость к себе сейчас не поможет.

Дима постучался, поторапливая меня…

Еще раз умылась и вышла.

Связывать он не стал, но в подвал обратно увел. Всучил тарелку с едой. И ждал, когда поем. Это показалось подозрительным. Зачем так настаивать на выпитом соке? Подмешал что-то? — по запаху не понятно.

— Пей или насильно волью! — говорит приказным тоном.

Смотрю с сомнением на стакан в руках, потом специально роняю — тот звонко разбивается…

— Ты… — прошипел от злости он. Значит, планировал навредить «чудо-напитком».

Но вот удар наотмашь точно не ожидала получить. Скулу обожгло. А я отлетела на пол…

***

— Подумай над своим поведением! Хочешь или нет: придется быть ласковой и сговорчивой! — закричал Дима, склонившись надо мной, от этого жеста и пронзившей боли сжалась, опасаясь, что удары продолжатся, на всякий случай сгруппировалась, подтянув колени к груди.

Ничего не произошло… Он провел рукой по моей пострадавшей щеке и покинул подвал, закрыв на ключ.

Я перебралась на матрац. Трясущимися руками обняла свои плечи, прислушиваясь к ощущениям в теле. Может, успокаиваю себя или опять обманываюсь, но, кажется, все в порядке — падение не вызвало бунта организма.

«Боже… Дай сил вытерпеть…» — прикрыла глаза, думая о своей семье. Что там сейчас происходит? Даже боюсь представить: в каком отчаянии находится Ян… Одно знаю точно — найдет быстро, возможностей достаточно. И тогда Дима ответит за все содеянное со мной…

Усталость все же взяла верх, тяжелые веки не оставили шансов на бодрствование и контроль ситуацией. Немного удалось поспать… И боль казалась не такой навязчивой.

От громкого удара дверью, резко проснулась, и, вздрогнув, обернулась на вход.

— Вставай, — сказал мучитель. А потом навел на меня пистолет. — Живее!

Делаю, как говорит. Смотрю на него, желая понять степень вменяемости.

— И без глупостей, — дуло упирается в мою спину, подталкивая вперед.

Поднимаемся по лестнице.

— В ванную комнату иди, — дает дальнейшие указания.

«Что ему нужно?» — сердце колотится трепыхающейся в клетке птицей, ритмичные удары отдают в висках, а к горлу подкатывает тошнота.

Открываю дверь. Захожу. В зеркале ловлю его взгляд, от которого снова возникает противное ощущение прикосновения.

— Раздевайся, — изгибает бровь в ожидании.

— Что… — тихо спрашиваю, а голос дрожит.

— Да, ты правильно поняла. Приведи себя в порядок, будь красивой для меня. И скоро врач приедет — избавить тебя от ублюдка. Никакого напоминания о муже не останется.

Это какой-то жуткий сон… Просто не верится, что все это происходит в реальности, как будто не могу вырваться из оков, и изощренная пытка продолжается.

— Ну! Быстрее! — разозлился он, сняв пистолет с предохранителя.

На мне лишь пижама, белья нет…

Под пристальным требовательным взглядом снимаю одежду. Прикрываюсь руками. Опускаю глаза в пол. И снова плачу. Такой униженной никогда себя не чувствовала.

— Что он сделал с тобой? — Дима приближается сзади. Свободной рукой проводит по моим шрамам. — Я буду беречь тебя.