Внезапно сквозь закрытую дверь до Роги доносится детский крик.

И этот звук выводит его из шока, он бросается к двери, распахивает ее - и замирает.

В вестибюле на восточной ковровой дорожке лежат навзничь три трупа: Ивонны, Луи и Леона. Искаженные лица, широко раскрытые глаза.

Из дверей спальни напротив на них в растерянности смотрела миссис Гилберт, медицинская сестра, а двухлетний малыш у нее на руках отчаянно вырывался и кричал.

Рука Роги машинально опустилась в карман брюк, где всегда лежало кольцо с ключами и брелоком - шариком из красного стекла. Его сильные пальцы сжались, обхватив маленькую алую сферу.

"Все в порядке, - сказал Роги Марку на персональной волне. - Его больше нет".

И мальчик оборвал свой крик. Весь красный, взлохмаченный, судорожно всхлипывая, Марк протянул руки к старику. Роги взял его из рук медсестры, прижал кудрявую головку к груди и побежал вниз.

3

Оканагон - Земля

24 августа 2051

Его вызвали.

Принудили. Его, не поддающегося принуждению!

Ничего конкретного, как, например, вызов по личной телепатической волне. Нет, чистейшее принуждение, ноющее, болезненное побуждение, которое не имело ничего общего с обычными процессами его мощного, упорядоченного молодого сознания. Его угнетало ощущение, что мать на Земле, отделенная от него расстоянием в 540 световых лет, находится в опасности, что некто или нечто стремится причинить ей непоправимый вред. И только он, Марк Ремилард, может ее спасти.

Это шло вразрез со всякой логикой, а он организовал свою жизнь так, чтобы подавлять в себе все капризные, интеллектуальные аспекты человеческой психики. Когда чувство все-таки прорывалось, он воспринимал это как личное поражение и, тщательно анализируя случившееся, старался восстановить самоконтроль, чтобы в следующий раз снизить свою податливость. Но почему-то, когда дело касалось его матери, эмоциональные всплески оказывались слишком упорными. Странно, что он продолжает ее любить с такой нерассуждающей нежностью, несмотря на ее доброжелательное равнодушие. Никакие метасозидательные пересортировки и переключения не помогли ему преобразить сыновью привязанность к Терезе Кендалл во что-нибудь более безопасное...

С отцом это ему удалось гораздо лучше. Поль уже не мог причинить ему боли или даже вывести из равновесия. Так почему же, спрашивал он себя, отношение сына к матери не поддается рационализации так же легко? Досадно, а в теперешней ситуации, подсказывала ему интуиция, даже опасно.

Но интуиция также часто бывает алогичной.

Марк попытался установить связь с матерью, но обнаружил, что она поставила непроницаемый психоэкран. И ему пришлось вызвать ее с Оканагона по подпространственному коммуникатору, словно он был метапсихический малыш или даже неоперант.

Когда он соединился с ней, Тереза весело заверила его, что все в полном порядке. Она сказала, что скучает без него, как и без остальных троих детей, отправившихся в свои летние путешествия. Но скоро они снова будут вместе, а она чувствует себя очень хорошо, и так не похоже на Марка поддаваться гипервоображению... А он совершенно уверен, что не подхватил каких-нибудь экзотических микробов?

Он заверил ее, что пройдет проверку, сухо извинился, что потревожил ее.

Она ласково засмеялась: переходный возраст, несомненно, нелегок даже для юного операнта класса Великого Магистра вроде него. Она еще раз сказала, что любит его и что дома, на Земле, все идет хорошо, а затем отключила связь.

Марк не мог решить, солгала ли ему мать или нет. Мысль о том, что в скверных ощущениях повинен переходный возраст, он отверг сразу: гормональная секреция у него была совершенно нормальной для тринадцатилетнего мальчика, и он не сомневался, что она, как и остальные функции его организма, полностью подчинена его самовоздействующим метаспособностям. Но назойливое побуждение не было воображаемым. Оно, несомненно, результат принуждения, очень точно сфокусированного на нем, и, пока он тщетно пытался установить его источник, тревога с каждым часом возрастала.

Он телепатически связался со своей рассудительной двенадцатилетней сестрой Мари, которая пыталась писать свой первый роман на старой даче их деда на Атлантическом побережье. Мари ответила ему, что виделась с матерью неделю назад и дома все как обычно. Тереза явно радуется возможности побыть некоторое время одной. Никаких внешних симптомов дисфункции сознания у нее нет. Немного возится в саду и с видимым увлечением работает над переложением загадочного песенного цикла с архаичного полтроянского лада на современный язык.

По мнению Мари, предчувствия и безотчетная тревога Марка объяснялись "несварением психического желудка". Его гигантский мозг, без сомнения, страдает от перегрузок в результате всех жутких цереброэнергетических опытов, которые он так упорно над собой проделывает; ему необходимо притормозить, расслабиться, понаслаждаться, пока его синапсы не полопались.

Марк поблагодарил Мари за совет.

Затем он попытался поговорить со своим двоюродным дедом. Роги жил над своим букинистическим магазином всего в полутора кварталах от фамильного дома. Слабая метапсихика Роги не засекла попыток Марка, из чего следовало, что старикан впал в очередную депрессивную фазу и запил. Но вообще-то дядюшка Роги вряд ли мог знать, как по-настоящему обстоят дела у Терезы. Он всегда старался держаться в стороне от родителей Марка и других галактических знаменитостей из клана Ремилардов, хотя и, как ни странно, был привязан к старшему сыну Поля и Терезы.

В конце концов мальчик решил, что ему остается только одно: вернуться домой и незамедлительно проверить все самому.

Перелет с Оканагона на Землю на космолете "Фунакоси Мару" занял трое суток при максимальном факторе смещения, выдерживаемом людьми класса Магистров. Марк Ремилард почти не испытывал боли во время трех цепных глубоких гиперпространственных перебросок. Погруженный в свои предчувствия, он, кроме того, не обратил внимания, что цена билета на суперлюминальное транспортное средство первого класса почти полностью истощила все, что оставалось на его личной кредитной карточке для карманных расходов. Когда космолет приземлился в Ка-Леи, Марк обнаружил, что ему нечем заплатить за билет на яйцо-экспресс и такси, чтобы добраться домой с Гавайев. На всякие непредвиденные случаи он возил с собой кредитную карточку семейной корпорации, открывавшую неограниченный кредит, но, поскольку ему до совершеннолетия оставалось три года, несмотря на свой редчайший метапсихический коэффициент, воспользоваться карточкой он мог только с родительского разрешения, что сразу бы насторожило Поля. А чертово предчувствие прямо-таки требовало, чтобы он скрыл свое возвращение от всех - и особенно от отца.