- И почему бы нам не заварить чайку покрепче?
- Я припасла кое-что получше. Посмотри в углу кабинки.
Заинтригованный, я пошел посмотреть. И увидел в ведерке с полурастаявшим снегом бутылку "Дом Периньон", которая числилась среди предметов первой необходимости, которые она собрала вначале. С одобрительным смешком я откупорил бутылку и разлил шампанское по чайным чашкам. Хохоча как гиены, мы выпили за появление Джека на свет и за быстрое окончание наших невзгод.
- Боюсь, моя веревочная сетка сильно запачкалась, - сказала Тереза.
- Подумаешь! Сегодня накрою ее плассом, а завтра сплету новую, если не сумею отмыть эту.
Тереза кивнула. Ее лицо сияло. Она меньше всего походила на стереотип истомленной роженицы. Я сказал:
- Мне как-то не думалось, что ты будешь... в такой хорошей форме... ну, после.
- Одни женщины чувствуют себя неплохо, другие выматываются. У меня такое ощущение, будто я вскарабкалась на гору и свалилась с вершины. Но завтра я приду в себя. И приготовлю тебе завтрак.
- Господи Боже ты мой! И все уже позади?
Она засмеялась.
- Ну, кровь еще будет идти. Но я приготовила тампоны. Если я не подхватила никакой инфекции, я еще до конца недели совсем оправлюсь. Но ближайшие шесть-семь дней я намерена полентяйничать - есть, спать и кормить Джека. Тебе, мой дорогой, придется поработать, ухаживая за мной с утра до ночи. Но завтрак утром я приготовлю: у тебя вид куда хуже моего.
- Я себя чувствую так, словно сам рожал. У меня до сих пор руки трясутся. - Я протянул к ней дрожащую пятерню. Мы сидели рядышком. Она на моей постели, а я в кресле, которое придвинул к нарам. - А я буду его крестным отцом?
- Тебе придется окрестить его.
- Что-о?!
- Завтра. Обстоятельства настолько необычны, что это оправданно. И таково мое желание.
Я укрылся за чашкой с шампанским.
- Как скажешь.
Некоторое время мы сидели и мирно молчали. Пощелкивал остывающий дымоход, Великий Белый Холод пробирался сквозь щели между половицами и пощипывал мне ноги сквозь шерстяные носки. Где-то раздался взрыв.
- Деревья опять постреливают, - заметил я. - Опять будет люто холодная ночь. Навещу-ка я нужничок перед сном и принесу еще дровишек - Я взглянул на свой наручный хронометр, который снимал, когда мыл руки. - Уже почти полночь.
- Мы хорошо поработали! - Она допила шампанское.
- Что так, то так.
Я забрал ее чашку, и она улеглась, готовясь уснуть. Младенчик рядом с ней ни разу не пискнул, ни вслух, ни телепатически, с того момента, когда она кончила его обтирать. Но теперь, когда все треволнения остались позади, я осознал непривычные вибрации в атмосфере хижины - причудливые, изумительные и совсем не похожие ни на одну человеческую ауру, какие я только знал. Я заключил, что их проецирует Джек.
Я посмотрел на крохотное личико, теперь розовое и симпатичное. Может, он вырастет в величайшее сознание, когда-либо существовавшее на Земле. Я сказал ему: "Que le bon dieu t'benisse, Ti-Jean!" [Да благословит тебя Бог, Ти-Жан! (фр.)]
Потом, чувствуя, как ноет все мое тело, я натянул сапоги и верхнюю одежду - слой за слоем и закутал лицо до носа шарфом, а потом надвинул на лоб капюшон парки. В такой холодище и минуты не пройдет, как обморозишь физиономию.
- Я быстро, - сказал я Терезе и вышел.
Небо полыхало северным сиянием, и каждая ветка, каждый прутик искрились иголками инея. Хрустальный пейзаж купался в бледном радужном свете. У меня даже дыхание перехватило от этакой красотищи.
"Благодарю тебя, - сказал я. - От всего сердца благодарю. А теперь пусть они живут. Пусть все обернется к лучшему!"
И, хрустя снегом, зашагал в горящую холодным пламенем ночь.
И уборная, и дровяной сарай находились к западу от хижины, и я даже не обернулся посмотреть на силуэты искривленных деревьев к востоку от двери. А оглянись я, так, быть может, увидел те существа, которые оставили огромные следы в снегу под окном, обнаруженные мной утром.
У одного из них, как я позже узнал из надежного источника, глаза были серые.
27
Обезьянье озеро, Британская Колумбия, Земля
22 января 2052
Дени дальнировал Роги на другой день после рождения Джека: он возвращается на Землю и заберет их с Обезьяньего озера. Он укроет их в более удобном месте до тех пор, пока Династия не добьется либо отмены Статутов Размножения, либо их изменения и не обеспечит амнистии Терезе и Роги.
Следующие две недели они провели очень спокойно. Буран за бураном намели столько снега, что погребли хижину почти по крышу. Однако Роги скрупулезно сгребал снег с самой крыши, а на индейских лыжах без особого труда добирался и до озера, и до склада лосиного мяса. Но проходы к уборной и дровяному сараю превратились теперь в снежные туннели, и Роги тревожился, как бы после нового снегопада не возникло неполадок с печной тягой.
Джек почти все время вел себя как обычный младенец: сосал, спал, а когда не спал, следил за ними большими серьезными глазами. Психоразговаривал он больше с матерью. Насколько понял Роги, Джек сосредоточенно осваивал множество новых данных, получаемых сенсорно, и для пустой болтовни у него не оставалось времени. Джек укрепил связь с матерью, как только "официально" признал ее отдельным от себя существом. А когда Роги крестил его, младенец прилепился и к старику, каким-то образом добравшись до воспоминаний о давнем крещении Дени и придя к выводу, что и Роги тоже можно любить без оговорок.
Зимой в этих северных краях солнце встает поздно, и Роги с Терезой обычно следовали его примеру, сберегая энергию, потому что становилось все холоднее. Колыбель она поставила вплотную к" нарам и, когда Джек ночью телепатически просил есть, забирала его к себе в постель, даже толком не проснувшись. Роги в таком же сонном состоянии несколько раз вставал ночью, чтобы подбросить дров в печку, и все равно утром дверь сверху донизу покрывал мохнатый ковер инея, а вода в ведре промерзала чуть не до дна. Взрослые обнаружили, что способны спать беспробудно по десять - двенадцать часов подряд, а младенец спал по двадцать. Все трое словно погрузились в подобие зимней спячки, оправляясь после напряженных месяцев до рождения Джека и накапливая силы для того, что ожидало их впереди.