Страшно.
Непонятно.
Странно хорошо.
Ярко и грешно. И даже грязно.
Но больно?
И не понятно, нравится ли мне эта его сторона, ведь раньше он был очень нежен и обходителен, только иногда мельком проглядывала эта его натура.
А если она и есть его основная, и он просто сдерживался в угоду мне?
— Ну что ты молчишь, Вика? — Назар смотрел испытывающе.
Его обнаженная фигура напряженно застыла. Всё тело словно из камня высечено.
— Я не знаю, Назар… — промолвила я, подтягивая колени к груди.
Он резко подтянулся и обнял меня за ноги, уткнулся в колени носом, поцеловал.
— Я не за что не причиню тебе вреда, Птичка, — пробормотал он, — не надо меня бояться.
— Я не боюсь, я не понимаю…
— Чего? — он поднял глаза, и в них снова мелькнул опасный огонёк, и губы сжались в линию.
— Чего не понимаешь? — переспросил он.
— Того что я безумно хочу тебя? Того что я только и думаю о тебе? Чего не понимаешь? Того что я хочу обладать тобой? Хочу тебя! Вот именно, как сейчас! Хочу!
Он говорил, а у меня от его взгляда жар по телу разливался. Слова его такие откровенные заставляли вздрагивать, словно раскалённые буквы к коже обнажённой прикасались.
— Ты раньше не был столь… — я замолчала, подбирая слова, и сглатывая подступивший ком к горлу.
Назар так и сверлил меня взглядом. Тёмным и обволакивающим. Всё так же держал мои бёдра в руках, сжимая их.
— Каким? — хрипнул его голос, и я вздрогнула.
— Таким жестким и неумолимым, — наконец нашла в себе силы сказать это, — ты так смотрел на меня… я… мне было страшно, и одновременно… это заводило за грани…
— Тебе было хорошо? — снова хрипнул он, и поднялся выше, развёл мои ноги в стороны, и навис надо мной, на вытянутых руках.
И я почувствовала, что этот безумный акт, нисколько не остудил его. Мне в лоно снова упирался его твёрдый член.
— Да, — шепнула я, не сумев слукавить под этим пристальным взглядом.
— И мне с тобой всегда хорошо, — Назар склонился к моим губам, — ты просто будишь во мне зверя, и порой он вырывается наружу, но даже он приручен тобой, Птичка!
Назар накрывает своим горячим ртом мои губы, и медленно целует. Тягуче и ласково водит языком по губам, сплетается с моим языком. Сладко и жарко. Его вкус снова со мной, во мне. И жаркий аромат тела, забивает ноздри.
— Я хочу быть с тобой собой, — шепчет он, — покусывая мои плечи и шею, — и иногда мне хочется быть вот таким, жестким. Брать тебя быстро, и грязно. Ты моя женщина, и я не хочу лицемерия и компромиссов между нами.
— Я тоже, — выдохнула с дрожью, потому что заводилась, оттаивала. Прогибалась вновь под ним. Загоралась от ласк нежных. От губ горячих, что скользили по моей коже.
Он всё же чувствовал вину, потому что в этот раз делала всё максимально медленно и тягуче. Считывал мою реакцию, и дарил вновь блаженство.
И я отвечала ему, и понимала, что если он снова захочет быть грубым и не сдержанным, я не буду возражать.
Я его женщина, а он мой мужчина.
24. «Развлекательная программа»
Назар проснулся, не ощутив тепла под боком. Вскинулся, и прислушался. В тишине квартиры он различил тихие шорохи и шипение, и перевёл дух.
Он напугал вчера Птичку, своим напором, и, потеряв её тепло, сразу же проснулся, опасаясь, что Вика сбежала.
Он и сам не ожидал, что его так накроет. Но с Викой так всегда. Он не ожидает, а она бьёт по всем болевым точкам.
Во-первых, он соскучился по ней неимоверно, и только прагматичный склад ума, не давал совсем сойти с ума от тоски. Он думал только о делах, он почти и не спал всё это время, пока ждал её.
Во-вторых, она завела его просто не на шутку. Встала на колени, и сама откровенно его распалила, разгорячила, воспламенила. Её рот, такой горячий и влажный. Пухлые губки кольцом сомкнувшиеся на его члене. И стоны её приглушённые, тихая дрожь, и ручки, что гладили его и притягивали, не оставляли ей не единого шанса.
Ведь он не хотел её будить. В планах было, завалиться рядом, обнять теплое тело, и зарыться носом, в персиковый рай, и успокоится, наконец, но…
Назар и сам не понял, как это произошло.
Затмение.
Вот она стоит перед ним на коленях, а в следующее мгновение, он уже беспощадно долбится в неё. Вбивается в тугое, горячее лоно. Погружается раз за разом.
Мозг отключен полностью.
Есть только кайф. От тесного проникновения. От глаз её испуганных. От власти над ней. Он сжимал её горло, дозируя кислород, и смотрел в ошалелые глаза, и ловил, как её простреливают искры удовольствия. Таранил её своим языком одновременно с членом, и чувствовал дрожь взмокшего тела, под собой. Ловил в глазах, и страх, и непонимание, и сменившее их удовольствие, когда они стали закатываться. А тесные стенки её лона, стали сдавливать его член, вибрируя от удовольствия. И он больше не держал, позволяя ей выгибаться. Впитывал эту неповторимую реакцию, и сам кончал. Сладко и долго, наполняя её собой до краёв, не думая на тот момент не о чем.
А потом пришлось отвечать за свой порыв. Птичка испугалась. Смотрела недоверчиво и затравлено. И это был край.
Назар любил страх, от признания его силы. Любил когда женщины смотрели снизу и с придыханием.
Но Вика испугалась реально.
И не только его.
Она испугалась своей реакции на такой разнузданный секс. Своего возбуждения. Своего ответа на его действия. И ему пришлось её успокаивать, донести до неё, что так тоже бывает, и это не мене сладко, чем тягучие и нежные прикосновения, и осторожные движения. И она поняла вроде. Но он всё же, решил закрепить результат, и в следующий раз был таким как ей привычно. Ласковым и мягким. Все его движения были направлены на то, чтобы её успокоить, и расслабить. И она отвечала ему, отдавалась.
И потом, когда он просыпался посреди ночи, ощущая её теплое тело, и снова брал её сонную и мягкую. Целовал, гладил, бормотал пошлости, и входил медленно, растягивая удовольствие, Вика не противилась. Прогибалась, подставляя ему все, что он хочет. Поворачиваясь, так как ему нужно, и отдавалась с его именем на устах.
И поэтому, не ощутив её под боком, он реально испугался, что Птичка сбежала. Но услышав тихие шорохи на кухне, он облегченно откинулся на подушки и перевёл дыхание.
Нет, потерять её подобно смерти, и если ради её спокойствия ему придется следить за собой, сдерживать свою натуру, он готов и на это.
Назар встал с постели, и, не озаботившись одеждой, пошел на звуки в кухне.
Из окон смотрело хмурое утро. Серое и неприветливое. Такое, когда проснуться тяжело, а проснувшись, всё равно не понимаешь, явь или сон, настолько пасмурно.
Но для Назара это было самое лучшие утро, за много дней, ведь где-то здесь была Птичка.
Его нежная зарянка.
Вика и в правду нашлась в кухне, стояла спиной к нему, лицом к плите. Что-то готовила, и тихо мурлыкала под нос какую-то песенку.
Её ладная фигурка, была спрятана в черный шёлковый халатик, и влажные волосы откинуты за спину.
И Назар испытал сожаление, при мысли, что она успела сходить в душ, и смыть весь тот аромат секса, что исходил от неё всю ночь. Его аромат, запах, которым он пропитывал её, окутывал, помечал её. Свою Птичку. И вдыхая эту сумасшедшую смесь из персиков, пионов, пота и его собственного терпкого аромата, он дурел. Как кобель на случке. Рычал и урчал, вдавливая её в себя. Подминал, и брал раз за разом, эту сладкую женщину.
Его женщину.
Назар подошёл сзади и обнял вздрогнувшую Вику, за талию, зарылся носом на макушке.
— Испугал? — вместо приветствия поинтересовался он, прижимаясь обнажённым телом.
— Не ожидала, — отозвалась Вика, — задумалась.
Она обернулась и посмотрела на него. Её серо-зелёные глаза, смотрели с интересом, словно спрашивая, что дальше. Исцелованные губы, алели на бледном личике, и в вырезе халата, на шее и груди виднелись его отметины на нежной коже.
