Ее голос, возвышавшийся в течение всей этой лихорадочной речи, сорвался в истерический плач. Каеска распростерлась на блестящем полу, цепляясь руками за неподатливый камень.

Я стоял не шевелясь, бесстрастный и невозмутимый, но по лицам, находившимся в поле моего зрения, я прекрасно мог оценить воздействие той живой картины, которую мы с ней представляли: Каеска, крошечная, незащищенная, раскрывающая постыдные тайны своей души, и я - показной в моем пышном наряде - возвышаюсь над ней, глаза спрятаны под шлемом, меч нависает над ее голой шеей.

Островитяне зашептались. Их голоса становились все громче и громче, пока разом не смолкли, когда Шек Кул встал и размеренной поступью спустился с возвышения.

- Успокойся.

Его мягкий голос достиг самых дальних уголков зала. Воевода присел возле плачущей женщины, и она замолчала. Взяв Каеску за руку, он поднял ее на колени и шелковым платком ласково вытер слезы с ее лица.

- Но почему этот раб обвиняет тебя в колдовстве?

Я с облегчением выдохнул, услышав жесткость в вопросе Шек Кула.

Каеска беспомощно развела руками.

- Не знаю. Я не могу сказать, мой господин, прости мне мою глупость, мое бессилие! Долгие дни я страдала, раскаиваясь в своей слабости. Я буду тебе хорошей женой - возвысь Ляо и Гар надо мной, и я займу свое место, как самая последняя из твоих женщин. Мои прегрешения ужасны, но я увидела свою ошибку - так позволь мне начать сызнова в тот момент, когда рождение нашего сына открыло новую книгу жизни для владения. Увенчай это радостное время драгоценным даром милосердия.

- Если этот раб не видел колдовства, то что он видел?

Шек Кул встал и, скрестив руки, сурово посмотрел на Каеску. Да, он тонко управлял настроением в зале.

- Можно ли мне сказать?

Запинающиеся слова Ледяного островитянина вызвали шипение у собравшихся, но в глазах Шек Кула я не заметил удивления.

- Я выслушаю тебя.

Эльетимм вышел из тени колонны и шагнул в свет на краю огромного мраморного символа.

- Я должен покорнейше извиниться за свое участие в этом деле. - Он немного помолчал, глядя на коленопреклоненную Каеску. - Это я снабжал твою жену дымом. Я приобрел листья, чтобы отвезти домой. С их помощью наши святые люди открывают свой разум более высокой сфере бытия. Я понятия не имел о тех веских причинах, по которым алдабрешцы не допускают подобные вещи на свои острова, и стремился только облегчить ужасные страдания этой госпожи, поднимая ее дух над ее печалями. Я не знал, что грешу против ваших обычаев, и искренне о том сожалею.

Итак, это его слова я слышал в пламенных стенаниях Каески.

- Раб слушал у двери, не так ли? - Этот змей даже не смотрел на меня. - Ставни были открыты, чтобы впускать воздух, и дверь, как мне помнится, не была занавешена. Думаю, ветер принес дым к рабу, и наркотик повлиял на его разум, вызвал галлюцинации. Такое нередко случается при воздействии дыма на неподготовленный ум. Я виню себя за эту беспечность, я должен был позаботиться, чтобы дым не отнесло ветром.

Шек Кул посмотрел на меня.

- Что скажешь ты?

Я сдержал рвущееся их моих уст опровержение и, прежде чем ответить, медленно сосчитал до трех.

- Нет, это не была галлюцинация.

Мой обдуманный ответ вызвал одобрение в глазах Шек Кула, и я приободрился.

- Прости меня, но откуда у тебя такая уверенность? - Слова Ледяного островитянина звучали вежливо, но я надеялся, что Шек Кул увидит враждебность в устремленном на меня взгляде этого человека. - Ведь галлюцинация во всем подражает реальности, такова ее суть.

- В юности мне случалось вдыхать дым, - ровно и бесстрастно сообщил я. - И те ощущения были совершенно иными.

- Конечно, - кивнул эльетимм, - ведь ты с материка, не так ли?

Это напоминание достигло своей цели. Островитяне зашептались, и лицо у воеводы стало задумчивым.

- Я личный раб жены воеводы, Ляо Шек.

Это был просто факт - никакого нарушения клятвы с моей стороны.

- Если отложить в сторону вопрос о воздействии наркотика, - вкрадчиво продолжал Ледяной островитянин, - то на чем именно основано твое обвинение в колдовстве и магии? На ритуалах, которые, по твоему признанию, ты видел и слышал? На словах, которые я произносил на языке, как ты сам сказал, неизвестном тебе?

Я молча кивнул, не желая запутаться в его хитроумных доводах. Колдун с удовлетворенным видом наклонил голову и повернулся к Шек Кулу.

- Как я уже объяснял, наши святые люди применяют дым, чтобы открыть свой разум более высоким состояниям осознания. Я прошел некоторую подготовку в этой сложной и рискованной процедуре. Мы используем песнопения, чтобы сконцентрироваться. Это то, что раб слышал и не понял; это не магия ни в каком смысле.

- То, что я видел, было колдовством. - Я возвысил голос над его тоном спокойной рассудительности, и меня обрадовал шепот, побежавший вокруг зала.

- И снова я спрашиваю, откуда у этого человека такая уверенность? Эльетимм не сводил глаз с Шек Кула.

- Я уже видел такую магию...

- ... шарлатанов с материка и тех, у кого сама кровь испорчена колдовством? Ты говоришь, что знаком с такими людьми? - Нетерпеливое желание жреца опорочить меня выдало его.

- Я видел эту магию, творимую людьми твоего племени, на островах в далеком океане, где вы обитаете, - открыто заявил я.

Негодяй понял, что я обыграл его этим ходом, и хотел взять реванш.

- Ты говоришь, что посещал мою родину? Как ты оказался там? Что ты делал в далеком океане?

- Я был на рыбацком судне, которое сбилось с курса и его занесло далеко ветрами и течением.

На что рассчитывает этот придурок? Что я начну рассказывать о шпионской поездке в компании с магом Хадрумала, который отчитывается непосредственно перед Верховным магом?

- Так ты не знаешь точно, где вы были?

Мне пришлось признать это, учитывая обстоятельства.

- Много ли ты видел на острове, куда вы прибыли? Как долго вы были там?

- Достаточно, чтобы знать, что на твоих островах нет ничего из тех ресурсов, которыми ты предлагаешь торговать: ни дерева, ни металлов, ни кожи, - решительно отрезал я. - Достаточно долго, чтобы нас встретили враждебностью и атаковали магией.