И тут пришёл хохот. Он обрушился на птицеклювого дядечку, разворотил нутро и распахнул ему рот. Хохот был всем, хохот был везде. В нём громыхали смешки, усмешки и детский смех - все поклонения Бликуну смешались и рвали теперь Бориса Семёновича на части. Он чувствовал, что и сам заливается, словно над шуткой, над катенькиным телом. И длилось это странно - то ли миг, то ли пропасть.

Пока Солнышко не стало всем, а всё - Солнышком.

(18.11.2001 года)