– Моя мать не нанимает тех, в кого не верит. О твоем таланте говорит то, что она не только предложила тебе одно из мест в особняке, но и наняла тебя работать в свою компанию.

Если бы шпионом оказалась Блэр, то уровень ее осведомленности был бы самым высоким из всех сотрудников. Потому что тогда она не просто обманывала своего работодателя, но и совала нос во весь конкурсный процесс, чтобы ее выбрали на место в особняке. Потенциальные резиденты соперничали за признание, представляя резюме и эссе о том, чего они надеялись достичь, находясь в Нью-Йорке. Каждого кандидата рассматривал небольшой комитет друзей его матери, но окончательное одобрение исходило от самой Сибил.

Учитывая, каким ударом будет для его матери обнаружить, что один из ее сотрудников продает секреты компании, Лукас очень надеялся, что ошибается насчет Блэр.

Глубоко вздохнув, она кивнула:

– Хорошо. Я сделаю Сибил макияж, если она этого захочет. Я польщена, что меня пригласили.

Она поерзала на стуле, и это движение приблизило ее голое колено к его. Высокие каблуки ее розовых лодочек исчезли в густом переплетении темного турецкого ковра под их ногами. Его внимание медленно переместилось вверх по ее икрам. Его пальцы чесались проделать тот же путь.

Их глаза встретились.

Держись.

У Лукаса участился пульс.

Ее зрачки расширились, дыхание участилось.

– На этом все?

Блэр вскочила и отступила на шаг, чтобы между ними было больше пространства.

Спешила ли она отступить, потому что чувствовала то же притяжение, что и он? Или из-за нечистой совести? Больше времени, проведенного с ней, поможет ему выяснить правду.

– Да. Это все. – Он поднялся медленнее, а она направилась к выходу. – Я буду ждать твоего ответа, когда увижу тебя в субботу.

Ее шаги замедлились.

– Ты будешь там на съемках? – Ее взгляд на мгновение метнулся к окну, прежде чем снова вернуться к его лицу.

Лукас поборол в себе желание потянуться к ней и ответить на это женское любопытство каким-нибудь своим откровенным мужским интересом. Вместо этого он просто кивнул:

– Это значительная рекламная возможность для бренда матери.

– Хорошо. Это… хорошо. – Блэр практически бросилась к двери. – Тогда увидимся.

Проскочив мимо Лукаса, Блэр выбежала из кабинета. Он уловил легкие нотки ванили в ее запахе, как будто аромат всех лакомств, которые она пекла, постоянно цеплялся за нее.

И хотя он сопротивлялся тому, чтобы смотреть, как она уходит, когда закрывала дверь, Лукас не мог сдержать желания сделать глубокий вдох и снова уловить этот легкий аромат. По причинам, которые не мог полностью определить, он хотел Блэр с голодом, которого не испытывал ни к одной женщине в течение долгого времени.

Но будь он проклят, если будет действовать так, пока не убедится наверняка, что это не она продает секреты компании.

– Блэр, что с тобой?

Блэр взглянула на Тану Блэкстоун – одну из ее соседок по комнате, которая стояла у лестницы рядом с кухней. Блэр в это время поливала горячим соусом кастрюлю с пахлавой. Должно быть, сегодня у начинающей актрисы было прослушивание, потому что волосы, которые она обычно красила в радужно-яркие оттенки, были естественными глянцево-каштановыми. Даже ее одежда была сдержанной: облегающее черное платье с наброшенной поверх джинсовой курткой и золотые обручи в ушах. Обычный стиль Таны отдавал предпочтение коже и шипам с легким блеском, так что ее наряд был далек от ее обычного, хотя она все еще носила свои любимые армейские ботинки с платьем. При росте сто семьдесят пять сантиметров Тана обладала утонченной красотой, которую редко демонстрировала, предпочитая уникальный вид традиционной красоте.

Тана хмуро посмотрела на Блэр, когда та прошествовала на кухню, скрестив руки на груди.

– Что это за беспрерывная выпечка? Вот уже три дня подряд ты здесь как одержимая. Я никогда не видела столько выпечки за пределами кондитерской.

Встреча в кабинете Лукаса состоялась три дня назад. Ее внутренности все еще сжимались при мысли об открытом предложении работы от ее бывшего работодателя. Бывший босс лично перезвонил ей пару часов назад. Они усилили давление.

Она нервничала, отсюда и выпечка.

– Ты жалуешься? – Блэр отодвинула кастрюлю с пахлавой в сторону, чтобы продолжить размешивать тесто для сахарного печенья. – Я думала, тебе нравится, когда я пеку.

– Мне нравится, – но не нужно быть гением в психологии, чтобы понять, что у тебя какое-то обсессивно-компульсивное расстройство. Или, может быть, ты используешь приготовление пищи как выход для беспокойства. Или, возможно, прячешься от своей жизни, проводя каждую свободную минуту на кухне.

Помещение было небольшим, но его недавно переделали, чтобы сделать каждый дюйм функциональным, так что даже с Таной, занимающей часть стойки, у Блэр было место для работы.

– Очень много вариантов, – сухо заметила она. – Может быть, тебе все-таки нужно быть гением психологии?

Деревянной ложкой Блэр смешала масло с сахаром. Ей нравилась высококачественная посуда, но она скучала по некоторым кастрюлям и сковородкам из домашнего обихода. С помощью этих предметов мама учила ее печь. Острая боль страха за маму прорезала все остальные эмоции, которые бурлили в ней всю эту неделю.

– Для тебя быстрее просто пообщаться со мной, – возразила Тана, указывая ложкой в сторону Блэр. – И дешевле тоже. Я даю достаточно хорошую разговорную терапию.

Блэр не знала, что сказать. Ей нужен был друг. Но она не хотела говорить о Лукасе. Хотя, учитывая, как ее захлестывала тревога о матери, Блэр задавалась вопросом, имеет ли смысл беспокоиться еще и о Лукасе. Ее соседки по комнате уже знали, что она проводила большую часть своих выходных в Катскиллах, навещая Эмбер, но они не знали почему.

Блэр испытывала облегчение, что не придется говорить об этом.

Но теперь? Раскаленное добела копье беспокойства пронзило ее изнутри, и ей до боли захотелось поделиться с кем-нибудь своими тревогами.

– О боже мой. Что случилось? – Тана соскользнула со столешницы, позволив сковороде и ложке со стуком упасть в раковину, не сводя глаз с Блэр. Она нежно обняла Блэр за руку. – Я сказала что-то оскорбительное? Ты же знаешь, что я просто болтаю чепуху, верно? Я ничего не знаю о разговорной терапии. Ничего ни о чем. Тебе обязательно нужно готовить, если это делает тебя счастливой.

Искренняя забота ее подруги ослабила страх Блэр. Она отставила миску, радуясь тому, что кто-то в ее жизни заботился о ней настолько, чтобы спросить, что с ней происходит.

– Ты меня не обидела, – заверила ее Блэр, слегка коснувшись лбом лба Таны. – Ты потрясающая.

Похвала заставила Тану немного отшатнуться, взволновав ее.

– Что ж, я действительно стараюсь.

Она пожала плечами, прежде чем выражение ее лица стало серьезным.

Блэр уже не в первый раз задавалась вопросом, какие жизненные обстоятельства сформировали Тану. Блэр знала, что в ней есть глубокое сочувствие. Иногда она наблюдала, как Тана орудует старой видеокамерой вокруг особняка, снимая мельчайшие детали их жизни – Блэр чистит кисточки для макияжа в раковине, или Сэйбл укорачивает подол платья – таким образом, что это казалось личным. Даже интимным.

Блэр собиралась заговорить, поделиться тем, что происходит, когда этажом выше открылась дверь в квартиру.

– Пожалуйста, скажите, что мы устраиваем «счастливый час» в пятницу вечером! – раздался знакомый голос с лестницы, и связка ключей со звоном упала на пол. Теннисные туфли запрыгали по ступенькам в сторону кухни. – Я знаю, что не могу пить, но у меня серьезная тяга к попкорну и девичьим разговорам во время беременности.

Сэйбл Кордеро, модный стилист и их соседка по комнате, которая теперь проводила много ночей со своим боссом после неожиданной беременности, остановилась у подножия лестницы. Она была одета в зимние белые брюки и тунику в тон, с накинутым на плечи свитером устричного цвета. Одежда Сэйбл создавала драматический фон для ее густых волос цвета воронова крыла, которые за последние несколько месяцев стали длиннее и гуще. Она светилась всеми гормонами будущей мамы.