Таким образом, несмотря на родовые счеты, возводившие иногда младшую линию Ольговичей на черниговский стол, история, однако, вела к некоторому обособлению Новгород-Северского удела, пока татарский погром не нарушил естественного хода в развитии Чернигово-Северского края. Впрочем, этому обособлению мешало и самое положение Северской области; вся юго-восточная половина ее лежала на пограничье с Половецкой степью и должна была постоянно бороться с хищными кочевниками. В борьбе с ними удалые северские князья совершили много подвигов; но при этом они нуждались в деятельной поддержке своих старших родичей. Мы видели, как после поражения северского ополчения на берегах Каялы только энергичные меры главы Ольговичей, Святослава Всеволодовича Киевского, спасли Посемье от грозившего ему погрома.
Ядро Чернигово-Северской земли составлял угол, заключающийся между Десной, с одной стороны, и ее притоками Остром и Семью – с другой, а также примыкающая к нему полоса правого Подесенья. Если будем подниматься вверх по Десне от ее низовьев, то первые черниговские города, которые здесь встречаем, назывались Лутава и Моравийск. Они были расположены на правом берегу реки, как и другие подесенские города, потому что правый ее берег обыкновенно господствует над левым. Лутава находилась почти насупротив Остёрского устья, а Моравийск несколько выше ее. Последний известен нам по миру, заключенному здесь в 1139 году после жестокой войны между Мономаховичами и Ольговичами. Вообще оба названных города упоминаются обыкновенно по поводу междоусобий этих двух княжеских поколений из-за киевского стола. Находясь на прямом судоходном пути между Киевом и Черниговом, они, вероятно, принимали деятельное участие в торговом движении. Это географическое положение их объясняет, почему они нередко служили местом княжеских съездов при заключении мира, а также оборонительного или наступательного союза. Но то же положение подвергало их частым неприятельским осадам и разорениям во время междоусобий черниговских и киевских князей. Однажды (в 1159 г.) Изяслав Давидович, временно владевший Киевом, разгневался на своего двоюродного брата Святослава Ольговича, которому уступил Чернигов. Он велел сказать Святославу, что заставит его уйти обратно в Новгород-Северский.
Услыхав такую угрозу, Ольгович сказал: «Господи! видишь смирение мое. Не желая проливать кровь христианскую и погубить отчину, я согласился взять Чернигов с семью пустыми городами, в которых сидят псари и половцы; а он с своим племянником держит за собою всю волость Черниговскую, и того ему мало». Первым из этих пустых городов Святослав назвал Моравийск; но в его презрительном отзыве о них видно несомненное преувеличение.
Поднимаясь далее вверх по Десне, мы пристанем к стольному Чернигову, который красуется на ее правом берегу, при впадении в нее речки Стрижня. От устья этой речки направо вниз по Десне, на расстоянии нескольких верст, идут довольно значительные береговые холмы, оставляя небольшую луговую полосу, заливаемую вешнею водою. Это так называемые Болдины горы, по гребню которых и раскинулся самый город, со своими двумя древнейшими монастырями. Внутренний город, или «детинец», огороженный валом и деревянными стенами, был расположен на довольно плоском возвышении, ограниченном с одной стороны долиною Десны, с другой – Стрижня, а с остальных сторон лощинами и оврагами. Лицом он был обращен к Десне или к своей судовой пристани. С противоположной стороны к нему примыкает город «внешний», или «окольный», иначе называемый «острог»; последний был опоясан земляным валом, который одним концом упирался в Стрижень, а другим в Десну. Ворота этого окольного города, обращенные к Стрижню, судя по летописи, назывались Восточными. Остатки еще третьего окружного вала, отстоящего на значительное расстояние от города, подтверждают, что насыпка валов долго служила в Южной Руси обычным способом защиты от соседних народов, особенно от хищных кочевников, которых набеги в те времена простирались не только до Чернигова, но и далее его к северу. Внутри этого последнего вала, вероятно, находились загородные дворы, княжеские и боярские, а также подгородные хутора, огороды и пастбища. В случае нашествия степной конницы за этими валами укрывались, конечно, окрестные сельские жители со своими стадами и хлебными запасами.
Главную святыню Чернигова и главное его украшение составлял изящный соборный храм Спаса Преображения, построенный, если верить преданию, на месте древнего языческого капища. Храм этот есть современник Киевской Софии и даже несколькими годами старше ее. Основание ему положено Мстиславом Тмутараканским. При кончине сего князя стены собора, по словам летописи, были сложены уже на такую вышину, что человек, стоя на коне, едва мог достать рукой верх, следовательно, сажени[6] на две. Вероятно, он был заложен года за два, вскоре после удачного похода Мстислава с братом Ярославом на ляхов: поход этот (предпринятый в 1031 году) окончился завоеванием Червонной Руси. Может быть, и самый храм задуман в память сего славного события, подобно Киевской Софии, которая спустя лет пять заложена в память великой победы Ярослава над печенегами. Построение Спасского собора, по всей вероятности, докончено племянником Мстислава и его преемником Святославом Ярославичем. Мы знаем обычное желание русских князей быть погребенными в храмах, ими самими построенных. А в Спасском соборе погребены не только Мстислав Владимирович, но и Святослав Ярославич, хотя последний скончался, занимая великий стол киевский.
Архитектурный стиль, кладка стен и украшения черниговского собора совершенно те же, что и главных киевских храмов; бесспорно, его строили также византийские зодчие. По своему основному плану и трем алтарным полукружиям он более подходит к киевской Десятинной церкви, нежели к Софийской; но много уступает в размерах и той и другой. Число верхов, или куполов, по-видимому, не превышало обычных пяти. Киевскую Софию он напоминает своею вежей, или круглой башней, которая примыкает к северо-западному углу здания, то есть по левую сторону главного входа. Эта вежа заключает в себе каменную витую лестницу, ведущую на полати храма, или на хоры, назначавшиеся для женского пола, и особенно для княжеского семейства. Как и в киевском соборе, хоры огибают три внутренних стены, то есть за исключением восточной, или алтарной. Восемь стройных колонн из красноватого мрамора, по четыре на северной и южной сторонах, поддерживают эти полати; восемь других колонн меньшего размера составляют верхний ярус, то есть обрамляют хоры и, в свою очередь, поддерживают верхи храма. Стенное расписание, по-видимому, исключительно составляла фресковая иконопись. Незаметно, чтобы стены алтаря и предалтария когда-либо украшались мозаичными изображениями. Мозаика в те времена была на Руси весьма дорогим украшением, доступным только главнейшим храмам первопрестольного города.
В Спасском кафедральном соборе, кроме его строителей Мстислава и Святослава, погребены: сын последнего Олег, внук Владимир Давидович и правнук Ярослав Всеволодович, а также киевский митрополит Константин, соперник известного Климента Смолятича. Любопытно следующее известие. В 1150 году, когда Юрий Долгорукий временно занимал киевский стол, союзник его Святослав Ольгович взял из киевского Симеонова монастыря тело своего брата Игоря, убитого киевлянами, и перенес его в родной Чернигов, где оно было погребено, по словам летописи, «у Святого Спаса в тереме», следовательно, не в самом соборе, а в его пристройке. И действительно, на южной стороне храма видно основание какого-то здания с абсидой, или алтарным полукружием. Может быть, это и был упомянутый терем, то есть небольшой придельный храм с покоем, предназначенным удовлетворять каким-либо нуждам кафедрального собора или епископии.
Главный княжеский дворец стоял тут же неподалеку от Святого Спаса. На восточной стороне последнего находилась каменная церковь во имя Архангела Михаила, основанная Святославом Всеволодичем, когда он сидел на черниговском столе. Тот же князь, очевидно усердный храмоздатель, построил и другую церковь на княжем дворе, в честь Благовещения Пресвятой Богородицы; она отстояла от Святого Спаса несколько далее, чем Святой Михаил, и ближе к берегу Стрижня. В этой Благовещенской церкви в 1196 году был погребен двоюродный брат ее основателя Всеволод Святославич Трубчевский, известный Буй-Тур «Слова о полку Игореве». Летопись замечает по сему поводу, что он всех Ольговичей превосходил добротою своего сердца, мужественным характером и величественной наружностью. Погребение Всеволода совершили с великой честью епископ и все черниговские игумены, в присутствии «всей его братьи Ольговичей». Владимир Мономах в «Поучении детям» вспоминает, что однажды, в бытность свою князем Черниговским, он угощал у себя на Красном дворе отца своего Всеволода и двоюродного брата Олега Святославича, причем поднес отцу в дар 300 гривен золота. Не знаем, где находился этот Красный двор: был ли он то же, что главный княжий терем в детинце, или, что вероятнее, особый загородный дворец.
