По мере того как я углублял знакомство с Гурабом, он все больше мне нравился – он казался гораздо порядочнее многих египтян. Вскоре я даже начал сожалеть о том, что мне в конечном счете придется использовать генерала в интересах израильской разведки, последствия чего было трудно предвидеть.

Через полгода, закрепив легенду и установив полезные контакты, я возвратился в Европу, где на конспиративной встрече в Париже отчитался перед своим руководителем, который выразил удовлетворение результатами моей работы.

Я подготовил для него подробный отчет, к которому приложил некоторые документы и фотографии. Взамен я получил инструкции на будущее, значительную сумму денег и миниатюрный радиопередатчик, закамуфлированный в каблуке сапога для верховой езды. Он также дал мне кодовую таблицу, ключ к которой находился в книге, посвященной разведению лошадей. Теперь я был готов к серьезной работе – моими главными задачами стали сбор информации о египетских оборонительных укреплениях, оценка темпов наращивания военной мощи, а также контроль за предстоящим приездом в Египет немецких и австрийских конструкторов авиационной и ракетной техники.

Утром 3 июня 1961 года я сел на поезд «Ориент-экспресс», где оказался в одном купе вместе с очаровательной голубоглазой блондинкой, высокой, с весьма рельефной фигурой, из тех, которые мне всегда нравились. Ничто так не сближает людей, как длинное скучное путешествие по железной дороге, и, хотя сначала блондинка реагировала на знаки внимания с моей стороны весьма сдержанно, между нами скоро завязался оживленный разговор. Оказалось, что она родилась в Хайльбронне в Южной Германии. Окончила школу гостиничных администраторов в Швейцарии и сейчас работала помощником менеджера в одном из отелей Лос-Анджелеса. Ее звали Вальтрауд. Она приехала навестить своих родителяй, оставшихся в Германии. О себе я рассказал, что живу в Египте и занимаюсь разведением лошадей, что было не так уж далеко от истины.

Одиннадцатичасовое путешествие пролетело как один миг, и, когда она выходила в Штутгарте, я понял, что я должен снова с ней увидеться. Через несколько дней, после моих настойчивых телефонных звонков, Вальтрауд приехала ко мне в Мюнхен, где мы провели две незабываемые недели. Мы безумно влюбились друг в друга, и при обычных обстоятельствах я немедленно предложил бы ей руку и сердце, но условия, в которых находился я, при всем желании нельзя было назвать обычными. У меня был приказ отправиться в Египет и заняться насеровскими вооруженными силами. В моей работе на первом месте стоял долг, а потом уж и все остальное, в том числе личные увлечения. Я даже думал позвонить своему шефу. Но что я ему скажу? Что влюбился в женщину, с которой познакомился две недели назад? И не разрешит ли он мне взять ее с собой в Каир? Я заранее знал ответ. И заведомо был согласен с ним – все это выглядело полным безумием.

Спустя три недели я мчался по автомагистрали через Баварию в Австрию. Я старался выжать из своего «фольксвагена» все возможное, но его пределом было 110 километров в час. Время от времени я задумывался над тем, чтобы купить себе автомобиль подороже, но я знал, что случалось с такими машинами в Египте. Они не могли работать на 60-октановом бензине, который там продавался как «Супер спешиал». Поэтому мне приходилось довольствоваться «фольксвагеном».

Тем не менее я наслаждался этой поездкой, потому что рядом со мной, положив мне голову на плечо и напевая какую-то мелодию, сидела Вальтрауд, моя новая жена. Я старался трезво осмыслить то, что произошло, и понимал, что из всех моих инициатив эта меньше всего обрадует моего шефа. Из всех грехов, которые может совершить тайный агент, я, несомненно, совершил самый тяжкий. Произошла абсолютно банальная история. Я не только женился без разрешения своих руководителей, но я даже не поставил их об этом в известность. Я также рассказал моей избраннице, правда в общих чертах, чем я занимаюсь, но теперь она знала, кем я был в действительности, и согласилась связать со мной свою судьбу. Она даже с энтузиазмом отнеслась к тому, что ей тоже придется некоторым образом заниматься шпионажем. В период подготовки меня неоднократно предупреждали о том, какую опасность для разведчика представляют женщины. Приводились многочисленные примеры провалов, которые были связаны с женщинами. Причем такие провалы не обязательно являлись следствием каких-то провокаций. Иногда невинная болтовня женщины была достаточным поводом для того, чтобы отправить ее кавалера на виселицу. Суды в арабских странах были особенно щедры на смертные приговоры. Одно дело развлечение с представителем противоположного пола и совсем другое – вовлечение в разведывательную работу. Я понимал, что действовал вопреки всем правилам и всякой логике.

Я смотрел на Вальтрауд, которая безмятежно спала рядом со мной в автомобиле. Я ни минуты не сомневался в ней, и последующие события показали, что я в ней не ошибся. И все же нельзя было не признать, что я выбрал наихудший момент для женитьбы. Рано или поздно мой шеф узнает об этом, и я окажусь в «горячей» ситуации. Мне надо было выиграть время, чтобы убедить шефа в том, что женитьба пойдет на пользу делу, что женатый человек вызывает меньше подозрений, чем проживающий в Каире сорокалетний холостяк, что для семейной пары гораздо легче вести тот образ жизни, от которого зависит успех моей разведывательной миссии. Как только мне удастся убедить шефа, что моя жена уже стала моим помощником, он согласится с неизбежным. Так я тогда думал.

Медовый месяц мы провели в Вене, где Вальтрауд, которая никогда раньше близко не подходила к лошадям, просто влюбилась в прекрасных скакунов испанской школы верховой езды. Из Вены мы через австрийские озера добрались до Венеции, где мне предстояло сесть на пароход. Вальтрауд возвращалась в Германию, где ей надо было урегулировать свои дела и недели через три выехать ко мне в Египет.

В наш последний вечер в Венеции мы сидели на террасе отеля «Даниэли», смотрели на Большой канал и пили шампанское. Весь вечер меня не оставляло ощущение, что Вальтрауд что-то угнетает, и это что-то не только грусть от предстоящего расставания. Наконец она не могла сдержать себя.

– Вольфганг, мне надо спросить тебя о чем-то очень важном. Я помню, я обещала не задавать вопросов о твоей работе, и ты говорил мне, что будет лучше, если я буду знать меньше. Но есть одна вещь, которую я обязательно должна знать: на какую страну ты работаешь? Просто скажи мне – это Восточный блок? Россия, Восточная Германия?

– Нет, определенно нет. На эти страны я бы не стал работать ни за что.

– Милый, я верю тебе. Это все, что я хотела знать.

– А если бы я работал, например, на Россию, что бы ты мне сказала?

– Я бы ничего не сказала. Я просто ушла бы от тебя. Не забывай, я ведь из Восточной Германии, которая теперь называется Германской Демократической Республикой. Я знаю, что такое коммунизм, и, если бы ты работал на коммунистическую страну… это был бы для меня конец, несмотря на то, что я так тебя люблю.

– Ты можешь успокоиться. Я работаю на Израиль.

– Израиль! – Некоторое время Вальтрауд размышляла. А потом сказала: – Ты знаешь, это очень даже интересно. Я рада. В Лос-Анджелесе я встречалась с одной девушкой из Израиля. Она постоянно говорила о своей стране. Она так ею гордилась. Похоже, что это очень интересная страна. Послушай, как ты думаешь, стоит ли по этому поводу выпить еще одну бутылку шампанского? Давай выпьем за Израиль и за успех твоей миссии, нашей миссии, чем бы она ни окончилась.

Как только судно вошло в Александрийскую бухту, через громкоговорители разнеслось объявление: «Дамы и господа, позвольте обратить ваше внимание на то, что фотографировать бухту строго воспрещается. Любой, кто нарушит этот запрет, будет арестован полицией, а его фотокамера конфискована. Благодарим за внимание».

«Старый добрый Египет, – подумал я. – Вот я и дома».