— Ничего, просто предчувствия какие-то нехорошие.

— Это тревожность, Сань. Ты устала, вымоталась, ты переживаешь и отсюда все предчувствия.

— Хорошо если так. Ты поедешь Лизу провожать?

— Конечно. Если честно, я бы и тебя забрал, чтобы ты тревожная за руль не садилась, но не успею никак, у меня встреча по работе не перенесешь.

— Я доеду, не надо. А с Лизой тебе повезло, она такое чудо.

— Если честно, то я очень рад, что вы подружились. Мне хватает между Лизой и Дарьей метаться.

— У них без изменений?

— Ну как… — Андрей задумался, — мне кажется Дашка как-то… спокойнее стала. Сама Лизу не задирает, приглядывается что ли?

— Может быть, — ага, значит мелкая меня услышала.

— Дай бог. Саш, ты в аэропорт сама не езди, все-таки. Лёшку попрошу, пусть заберёт тебя. И не спорь, ты переживать будешь, не надо одной. Честно сказать, тебе бы вообще не надо в таком настроении назад в Луговое. Может, останешься?

— Нет, Андрюш. Все нормально, просто мандраж. Я соберусь к четвергу, не переживай, ладно? Кстати, о Лешке. Я ему звонила вчера, он отбрехался чем-то и разговор свернул, ты не в курсе, он ни во что не вляпался?

— Вроде нет. Я с ним на днях разговаривал, он загруженный, но вменяемый.

— Ты чего на часы смотришь? — спросила я, — опаздываешь?

— Свидание у меня. Годовщина — полгода со дня знакомства.

— Партизаны. Беги, я поеду, бумажек дома набралось — разгрести надо.

— Ты опять в фирму залезла, что ли?

— Чуть-чуть. Надо как-то отвлекаться и деньги отрабатывать, которые уходят просто космически.

— Справляешься?

— Отвлекает хорошо. Ладно, Лизе привет передавай, она у нас золото.

— У нас? — Андрей не выдержал и расплылся в улыбке.

— Да, я ее уже уроднила. Беги, а то опоздаешь.

Не сказать, что я особо хотела домой. Никак не могла избавиться от чувства тревоги. Будто кто-то темный и нехороший ходит за мной по пятам. Бред, да?

Я загнала машину, немножко постояла у гаража, глубоко и размеренно вдыхая холодный ноябрьский воздух. Только спокойствия мне это не принесло.

Подошла Зета, ткнулась носом в ладонь и повиляла хвостом.

— Скоро все закончится, — сказала я, пытаясь успокоить себя, — пойдем, ты голодная.

Ощущение чужого пристального взгляда не отпускало. Я едва сдержалась, чтобы не побежать к дому. Все это глупости. Просто моя тревожность и воображение.

— Нам ведь все кажется, да? — спросила я собаку. Уверенности в голосе не было. Надо было остаться в городе!

— Пошли, — позвала я Зету, давя в себе желание оглянуться и посмотреть в сторону леса, — Зета, домой!

Свет я включила везде, а дверь спальни заперла изнутри. Спать я буду отвратительно, я знаю. Если вообще буду.

Пролежав почти час, прислушиваясь к каждому шороху и вздрагивая, я сдалась и набрала Лешу.

— Спишь?

— Я даже еще не дома, — рассмеялся Ольшанский, — одиннадцать, время детское.

— Приехать можешь?

— Что случилось? — Леша моментально стал серьёзнее.

— Ничего. Просто мне дико страшно, — голос почему-то дрогнул. Вот только расплакаться Лешке в трубку не хватало.

— Минут двадцать, — пообещал Леха, — дождешься?

— Да.

Когда Лешка появился на моем пороге, я буквально бросилась ему на шею.

— Шурка, ты чего? — спросил он, неловко обнимая меня в ответ.

— Страшно, — пожаловалась я.

— Шур, давай назад ко мне, а? Что ты вцепилась в этот дом?

— Он мне дорог. Столько в нем хорошего было, ты же помнишь?

— Помню. Не поедешь? — я его наконец отпустила.

— Поздно, Леш. Мне одной страшно, понимаешь? Я не дома боюсь, ни того что Дима по кустам прячется. Просто дико страшно. До панической атаки не дотянуло, но и заснуть я не могу. Прости, не надо было тебя дергать, я просто сначала сделала, потом подумала.

— Фигню не неси. Кому тебе еще по ночам звонить? Андрюха теперь жених, а чужого жениха из постели плохо вытаскивать, непорядочно.

— А тебя порядочно?

— Шур, нет такой постели, которая мне была бы дороже…, - он вдруг очень серьезно посмотрел на меня, — тебе совсем плохо, да?

— Да. Поэтому я не понимаю, что делаю.

— Давай как в детстве? Диван у тебя раскладывается?

Мелкий Лешка часто оставался у нас и боялся спать один, поэтому в моей детской был раскладной диван. На самом деле один он спать не боялся, это был тщательно спланированный и сыгранный не один раз спектакль, чтобы ночами болтать и втихаря играть во что-то на компе. А потом, все реже стал оставаться, да и вообще спать в одной комнате оказалось как-то неловко и неприлично.

— Да.

— Вот и ладненько, — Леха подтолкнул меня к лестнице, — пошли, кошмарик.

— Кошмарик — это ты.

— Я — оболтус. Шур, ты завязывай с подвигами, а? Я уже говорил, но ты не вывозишь.

— Не вывожу, — согласилась я, — Знаешь, Леш, мне казалось я все смогу, я сильная, я выдержу. А чем дальше, тем мне хуже, тем меньше я что-то могу. Сейчас так вообще ничего не могу, только ждать.

— Шур, ты сильная. Просто ты задолбалась.

— Видимо. Еще паранойя эта, что кто-то на меня все время смотрит, — я поежилась.

— Ладно, не хочешь ко мне, может мне у тебя пожить?

— А можешь?

— Че б нет? Спать есть где, кормить только будешь. А жру я много.

— Это я знаю. Полкоровы сразу покупать?

— ЦЕлую, — засмеялся Лешка, — чего мелочиться? Как это разложить? — кивнул он на диван.

— Вверх и на себя.

— Шур, давай так, — Лешка сосредоточено раскладывал диван, — сегодня я у тебя ночую, завтра в аэропорт отвезу и дальше по обстоятельствам. Захочешь — поживу у тебя, мне не влом.

— Это было бы хорошо, — согласилаь я, опускаясь на кровать. Как только приехал Лешка, страх отпустил и я поняла, насколько устала.

— Что именно, Шур?

— Всё. Леш? — позвала я.

— Шурк, ты же знаешь, что я все это не умею, — Лешка со вздохом сел рядом и протянул к себе за плечи, — плакать будешь?

— Нет. Посиди просто. У меня острая необходимость в сильном плече.

— Задолбалась ты, у тебя в отдыхе необходимость.

— Леш, какой отдых… я же не физически устала.

— Я б тебе напиться предложил, но с тобой неинтересно.

— Я ведрами пить не умею, Леш. Да и на мои таблетки нельзя.

— Снова что ль?

— Да. Иначе совсем тяжело. Я не хочу обратно в психушку, мне нельзя. Ты потерпи меня сегодня, ладно? Я сама себя раздражаю — ною и ною, но что-то мне совсем тошно.

— Надо — ной. У дядь Леши годовщина скоро, вот тебя и размазывает.

— И это тоже. Ты со мной на кладбище поедешь? Я всегда сама, но в этот раз, наверное, лучше не надо.

— Съезжу. Батя тоже поедет. Тетю Нину возьмём.

— Нет, мама точно одна захочет. Она с папой разговаривает, я случайно услышала как-то.

— А ты не разговариваешь?

— Разговариваю. Как ты думаешь, если бы папа был жив, все было бы по-другому, наверное?

— Димаса бы не было. Дядь Леша людей насквозь видел, — Лешка пощупал меня за плечо, которое обнимал и спросил, — ты чего тощая такая? Шур, ты ужинала?

— Нет.

— А обедала?

— Кажется.

— Ясно. Пошли.

Плавно и незаметно тему Леша менять так и не научился. Зато мясо, зараза, жарит божественно, даже замороженное.

— Чай налить? — спросил Ольшанский, когда я расправилась с огромным стейком.

— Да. У тебя сигареты есть? Я забыла купить.

— Я запасливый, — Лешка выложил из кармана на стол пачку, — держи, в бардачке ещё есть, я схожу потом. Только крепкие для тебя.

— Пофиг. Вообще это ты меня курить научил, не жалуйся.

— Ну блин, ты вспомнила. Сколько нам было?

— Мне двенадцать, тебе тринадцать. Мы еще листья тогда жевали, чтоб запах отбить.

— Фу, — Лешка скривился, — от бати я все равно получил. Правда, хватило ненадолго.

— Тебе всегда ненадолго хватало.

— Почему? Тетю Нину я слушался, — Лешка вытряхнул из пачки сигарету и тоже закурил, — с женщинами себе дороже спорить.