Лёд в холодильнике нашелся. Почему-то никто не доломался выключить холодильник — он так и стоял пустой, но работал.

— Так и спиться недолго, — усмехнулась я, наливая виски в стакан, — а женский алкоголизм не лечится.

На письмо я отважилась не сразу, только когда в голове защемило, а чувства немного притупилась.

Обычный лист офисной бумаги исписанный ровным острым подчерком.

Хорошая моя, я совершенно не знаю, что пишут в таких письмах, но, почему-то, чувствую, что нужно тебе его оставить. Будет замечательно, если уже послезавтра я заберу его у Яши и сожгу к чертовой матери, но несли все пойдет не так, я хочу что-то сказать напоследок.

Санечка, я не знаю, что сейчас со мной. Может меня уже и нет совсем, может я просто тело и совсем не я. Но ты не вини себя ни в чем, ладно? Ты точно в этом не виновата, все что я делал, я делал сам.

Я перечитала абзац ещё раз и похолодела. То есть он с самого начала был готов не вернуться. Хотя, я должна была это понять еще у нотариуса — есть ведь завещание.

Там конверт. В нем доверенность на машину и права на песни. Это твое. Делай, что посчитаешь нужным, я тебе верю.

Веришь… А зачем мне все это без тебя, Сереж? Зачем что-то без тебя, вообще?

Самое сложное, Саш. Яша передал тебе, посмотри, если еще не смотрела. Я хотел, чтоб колечко было обручальным. Сейчас ты не станешь на меня ворчать что рано и я тороплюсь, правда? Мне все кажется, что не успеваю и если ты это читаешь, значит, не успел.

Я открыла крышку — кольцо, очень изящное, тонкое, из белого металла с россыпью зелено-синих камней и такой же кулон.

Посмотрела? Я помню, что ты не любишь золото — это платина. А александрит мне просто показался символичным, но, оказывается, его нельзя носить без пары, ты знала?

Не знала, Сереж. Я и про твои планы-то только догадывалась.

Хорошая моя, живи. За себя и за того парня — живи за обоих. Ты замечательная, ты должна жить, понимаешь? Да, будет больно, очень больно. Прости меня за это. Но боль не вечная, она потом притупится, я тебе обещаю.

Сашка, прости, но я должен это написать. Обещай мне, если тебе встретить человек, которого ты сможешь полюбить, то ты попытаешься жить обычной жизнью. Попытаешься быть счастливой. Ты сможешь, я знаю, ты это заслужила. Не надо меня канонизировать, хорошо? Просто живи, у тебя на это еще много времени.

Слезы я уже не вытирала, они просто катились по лицу, некрасиво капая с подбородка.

Знаешь, Санечка, я совсем не верю в загробный мир, но, если там что-то есть и мы встретимся, я уверен, я тебя узнаю.

Ты лучшее, что было в моей жизни. Люблю.

Я рыдала в голос, закрыв лицо руками и судорожно всхлипывая. Никакой алкоголь не смог бы справится с тем, что на меня сейчас навалилось. Я рыдала с каким-то садистским удовольствием, за весь тот месяц упрямой борьбы и поисков выхода. За каждую бессонную ночь. Больно. Почему так невыносимо больно и совсем не становится легче?

За что? За что нам вот это все? За то, что просто хотели быть счастливыми?

Полностью разбитой я доползла до дивана, завернулись в его толстовку и свернулась калачиком. Как банально, но толстовка до сих пор им пахнет. От этого должно быть больнее, но сейчас наоборот, чуточку легче и если закрыть глаза, то кажется, что он рядом.

* * *

Я проснулась очень рано, как будто кто-то толкнул. Или как будто кто-то на меня смотрел?

Квартира пустая, на телефоне ничего, так что звук сообщения тоже разбудить меня не мог. Чертовщина какая-то.

Я села, удивительно, но голова не раскалывалась и из всех симптомов похмелья только дикий сушняк.

Чертовщина. А ведь это не первый такой случай. Как-то много у меня этой чертовщины в последнее время. Какие-то мелочи, несерьёзные, но есть ведь. Ладно, я об этом обязательно подумаю потом.

Пока шумел закипая чайник, я смотрела в окно и думала, что надо съездить в Луговое, забрать оттуда теплые вещи. Осень наступила очень быстро и была холодной, в плаще я жутко мерзла, но никак не могла найти времени съездить домой. Сейчас у меня есть и время, и желание побыть одной и пережить все вчерашнее до конца. Да, наверное, так будет правильно. А еще надо подумать о том, чтобы снять квартиру в городе, с собакой это будет не просто, но и жить у Лешки уже неприлично, а уж вешать на него выгул Зеты, как вчера, вовсе свинство. Зато с Майбахом у Лешки случилась внезапная любовь и, видимо, кот останется у него.

Луговое встретило меня тишиной и запустением. Смотреть на любимый дом таким у меня не было сил.

Я прошла в тех помещение, включила отопление и вымерзший дом стал потихоньку наполняться теплом. Как будто оживать. Нет, никакую квартиру я не стану снимать, я вернусь к себе, домой. У меня есть дом, а я совсем об этом забыла. Если Дима действительно где-то рядом и попытается меня убить, что вряд ли, я его просто пристрелю как бешеную собаку. Я ради этого даже спать с пистолетом под подушкой буду.

Завтра нужно пригласить клининг и дворника — весь двор в листьях, дорожек не видно.

Зачем-то прошлась по дому, заглянула в каждую комнату. В своей задержалась у стола — на нем в простой деревянной рамке стояла фотография. Я сама ее туда поставила, тогда это казалось милым — то и дело натыкаться на нее взглядом и улыбаться.

Черногория. Если бы я знала, что случится через месяц… а там, в этой фотографии, мне хорошо. Я счастлива. Я хорошо помню и этот ветер с моря, и улыбчивого фотографа с пирса, и Сережины глаза. Как он на меня тогда смотрел…

А еще я помню, какой замечательный там был сад с мягкой травой, на которой так прекрасно пился местный вранацВранац — популярное сухое красное вино, которое содержит 12 % алкоголя. Это вино имеет приятный лёгкий фруктовый вкус и насыщенный рубиновый цвет с лиловым оттенком. «Вранац» известен также под названиями «црмничка лоза» и «црмнички вранац» — по названию района Црмнице в окрестностях Скадарского озера… И на которой было так упоительно целоваться.

Я грустно улыбнулась и перевернула рамку, чтобы она лежала стеклом вниз. Больно. Всегда будет больно, я знаю. Но это был кусочек такого светлого и незамутненного счастья, которым, наверное, мало кто может похвастаться.

Дом прогрелся, я спустилась вниз, чтобы помыть руки, и уехать в город. Надо собрать вещи там, сказать Лешка, что он снова свободный холостяк и волен водить девиц домой. Они с Андреем, конечно, мое решение не одобрят, но когда они что-то одобряли?

В ванной я неловко задела широким рукавом свитера органайзер для всяких дисков и палочек.

Красивая стеклянная банка упала на пол и разлетелась дождем осколков. Я присела над ними, начала собирать и, конечно же, порезалась.

Кровь капала на кафель, а я завороженно смотрела. Я такое уже видела — тогда каждая капля упавшей крови прибежала избавление от всего того, с чем приходилось жить. Каждая капля приближала меня в мягкой уютной темноте, в которой нет ни боли, ни страха, вообще больше ничего. Может быть…

И тут я вспомнила — кухня, больные глаза Сергея «Ванна в Луговом и у тебя все руки в крови, а я ничего не могу сделать».

Я вздрогнула, отбросила осколок и посмотрела на дверь.

Конечно, там никого не было, глупости это… Или нет? Вдруг правда есть какая-то грань этого мира?

— Я тебя не брошу, — зачем-то сказала, — Слышишь? Я все сделаю, чтобы ты очнулся. Сереж, если что-то есть и ты слышишь… Я ужасно по тебе соскучилась, возвращайся, а?

* * *

Следующим пунктом на сегодня была студия. Раз уж у меня теперь есть права, то разумно обсудить это с Олегом. Тем более, что половина студии принадлежит ему.

Теплого приема я не ждала. Олег мне симпатизировал, но не более. Авторитета в его глазах у меня пока не было, так что предстояло его заработать, чтоб меня слышали.

— Привет, — студия тоже выглядела как-то иначе, но тут хотя бы была какая-то видимость жизни.

— Привет, — Олег поднялся с диванчика, на котором сидел до моего прихода, — чай будешь?