Свет горел только на кухне, так что Марфа вздрогнула всем телом, когда в прихожей резко щёлкнул замок и внезапный сквозняк донёс из подъезда застоявшийся запах кошачьей стаи и звук тяжёлого мужского дыхания, как после очень хорошей пробежки.

– Кто это? – хрупкая девушка с длинными мокрыми волосами, некрасиво прилипшими к давно не стиранной толстовке, вцепилась ногтями в край стола и с ужасом уставилась на хозяйку, примостившуюся на табуретке напротив.

– Милая, а ты чего так вскинулась? – обрадованная женщина вскочила на ноги и бросилась накрывать на стол, где до сих пор красовалась лишь большая чашка с только что заваренным сладким чаем, всё ещё не выпитым гостьей. – Это мой сын с работы пришёл, вот сейчас и познакомитесь, и поужинаем все вместе заодно! Ты сиди и чай-то пей, вон, замёрзла как! А потом тебе в горячую ванную надо.

– Мам, ты там с кем разговариваешь? – молодой человек громыхнул сумкой об пол и замер в проёме, с подозрением глядя на недоразумение, сидящее на его любимом месте, сбоку от окна. Это была совсем юная, не больше двадцати лет, но явно очень уставшая девушка со злым и бледным лицом и колючим, загнанным взглядом, и прямо сейчас с её волос капало на книгу, позабытую им на завтраке, а её голые лодыжки торчали из его же шерстяных носков.

– Вы не говорили про сына! – ощетинилась гостья, а мужчина вопросительно вскинул брови.

– Мам, может быть, ты объяснишь, что это такое? У нас открылась бесплатная ночлежка для всех желающих?

– Ну почему же бесплатная? Мы про оплату договорились, так ведь? – хозяйка подмигнула Марфе. – Федь, тут такое дело, ты ни за что не поверишь! Я как раз шла домой из магазина, хлеба купила, а тут она. Сидит на остановке возле аптеки и плачет навзрыд, да так жалобно, что у меня сердце ёкнуло. Ну я и подошла спросить, может, помощь какая нужна. Видно же, что девочка-то хорошая, не гулящая какая-нибудь. И не артистка, – хозяйка сделала страшные глаза и беззастенчиво подмигнула уже сыну, – представляешь, только приехала в Москву, а её уже обокрали!

– И? – грубо потребовал Федя, так как мама сделала демонстративную паузу, чтобы сын мог выразить всю глубину своего сочувствия.

– И я подумала, что можно пустить её пожить в свободную комнату. Ненадолго, конечно. Хотя, там и посмотрим, чего сейчас-то загадывать?

– Мам, ты в своём уме вообще? – Федя скрестил руки на груди, хотя они так и чесались выкинуть бродяжку из квартиры, пока та не украла чего-нибудь.

– Почему ты так невежливо разговариваешь? Нельзя же так при Марфе!

– Так ты у нас Марфа, да? Это какой-то гипноз? – Федя шагнул к столу и угрожающе навис над девчонкой. – Чего тебе надо?

– Я, пожалуй, пойду, – Марфа тоже вскочила и с размаху уперлась обеими руками в молодого хозяина, перегородившего проход, – а ты дай мне дорогу!

– Ну что ты наделал! – всплеснула руками женщина. – Она же обидится и уйдёт, а ей даже ночевать негде! Кинули её, бедняжку.

– Носки мои отдай! – некстати брякнул Федя, продолжая стоять столбом, а в тех местах, где ледяные ладони девушки прижимались к рубашке, возникло лёгкое, микроскопическое покалывание. Будто сотни тонких игл одновременно вонзились в кожу, впрыскивая внутрь что-то жутко холодное. Ощущение почти незаметное, но Федю аж тряхнуло, а она вдруг отдёрнула руки, как будто ненароком схватилась за раскалённую крышку кастрюли.

Девушка неловко плюхнулась обратно на табурет и яростно содрала со ступней тёплые носки, отшвырнув их подальше, и снова выпрямилась во весь рост, больше не делая попыток прикоснуться к мужчине или как-то отодвинуть здоровяка.

– Вот! Подавись! Сам подберёшь и постираешь, надеюсь? Или мамочку попросишь? А теперь мне можно уйти отсюда?

– Скатертью дорога! – он отступил к плите и изобразил клоунский поклон.

– Федя! – возмущённо крикнула хозяйка, но Марфа уже юркнула в коридор, а здоровяк последовал за ней, прикрыв за собой дверь на кухню. Девушка торопливо засовывала ноги в высокие и нескладные ботинки, пока он придерживал дверную ручку, а мама гневно барабанила с той стороны. – Федя! Федя, я не разрешаю тебе прогонять её сегодня!

– Мам, я никого не прогоняю. Она сама уходит.

– Останови её и извинись сейчас же! – голос хозяйки сорвался на визг.

Федя мгновенно отпустил ручку и мать шумно ворвалась в прихожую, тут же повиснув на сыне.

– Ладно, – он закатил глаза, – извини… Марфа. Оставайся и торчи тут, сколько влезет, пока мать сама тебя не прогонит.

– Это что, шутка такая? – девушка с недоумением тряхнула мокрыми прядями. – Ты типа остряк, да? Потому что…

– Нет, я серьёзно. Оставайся, если хочешь, – он повернулся к просиявшей матери, – а я пойду спать. Мам, ужина не надо. Устал, как собака. Всем спокойной ночи.

Мобильник Марфы завибрировал, когда она уже сидела в наполненной почти до краёв ванной, обхватив руками колени. Она спокойно вытерла руки выделенным ей полотенцем и нажала на зелёную, ничего не сказав вслух. Выслушав несколько коротких фраз, девушка равнодушно бросила:

– Неделя. Максимум, две, – и нажала отбой.

Всю ночь хозяйка квартиры плохо спала, беспокойно ворочалась с боку на бок и с жадностью прислушивалась, не раздастся ли шлёпанье босых ног по паркету, но они оба, и чертовски рассерженный и разобиженный сын Федя, и новая квартирантка Марфа так и не высунули носа из своих комнат, не издав при этом ни звука, словно вовсе покинули её дом. Под утро Мария Захаровна не выдержала гнёта самых мрачных подозрений, надела тапочки и, как преступник, на цыпочках прокралась в коридор и совсем чуть-чуть приоткрыла дверь в комнату Марфы, желая только одним глазком убедиться, что та никуда не сбежала.

Девушка лежала на кушетке, раскидав высохшие волосы по смятой подушке и закинув правую руку к изголовью, и от увиденного у Марии Захаровны захватило дух. Вчерашняя замухрышка, больше всего похожая на промокшую под проливным дождём драную кошку, сейчас напоминала какое-то нереальное сказочное существо, настолько прекрасны были её черты. И притягательны.

Мария Захаровна вроде бы умом осознавала, что действует, как какая-то сумасшедшая старуха, но ничего не могла с собой поделать. Ноги сами собой переступили порог, и вот она уже опустилась перед спящей на колени, как заворожённая глядя на самое красивое лицо, которое она видела в своей жизни. Пальцы потянулись погладить щёку, но тут скрипнула доска, а хриплый голос сына разрушил наваждение:

– Мам, ты сдурела? Что ты творишь?

Марфа распахнула веки и резво отскочила к стене, прикрываясь одеялом.

– Что вам надо? – девушка натянула одеяло до подбородка и мимоходом скользнула взглядом по телефону, оставленному на тумбочке.

– Ой, Марфа, я просто хотела… – хозяйка несколько раз разинула рот и набрала воздух, чтобы добавить ещё хоть что-нибудь, но вместо этого вдруг поднялась и выскочила вон, с размаху шарахнув дверью в ванную, зато Федя так и остался стоять в дверях, откровенно бродя по девичьей фигуре оценивающим взором. В мягком предрассветном свете нежелательная квартирантка показалась ему даже хорошенькой, несмотря на обвиняющий вид.

– Ну и что это было?! Твоя мать всегда вот врывается к спящим людям?

– Ты… это… извини за мать. Даже не представляю, что ей взбрело в голову.

– Обалдеть! – девушка насмешливо скривилась. – Так в тебе есть что-то человеческое, а, Федя? Это тянет на новость дня!

– Запомнила моё имя?

– Твоя мама его вчера раз сто повторила, пока за тебя извинялась, так что – да, пришлось выучить.

– Слишком не радуйся. А ты ведь добровольно не признаешься, что именно ей подмешала, да? Она даже котёнка никогда не разрешала в дом принести, а тут… такое. Тебя с помойки притащила.

– И как думаешь, почему? – она с вызовом прищурилась.

– Если отбросить простой вариант с веществами, то остаётся самое худшее.