— Несколько международных исследовательских групп пришли к такому выводу, — сказала Дебора. — Я знаю, что… назвать это «сенсацией» слишком обыденно. Я также понимаю, что эта информация может изменить жизнь многих из нас. Ожидается, что президент сделает заявление завтра, и я думаю, что Совет Безопасности ООН тоже что-то планирует, но я хотела сообщить вам обо всем, как только узнала.

К Нине постепенно возвращались эмоции. Она принялась царапать ноготь большого пальца левой руки, соскребая бледно-розовый лак, и почувствовала, что вот-вот заплачет. Хотелось бы скрыться в туалете, прежде чем потекут слезы.

Мужчина за спиной Нины остановился и посмотрел в лицо начальнице.

— Что нам делать?

— С выпуском этого месяца? — уточнила Дебора.

— Со всем.

После того как Дебора отпустила редакторов заниматься делами, Нина заперлась в туалетной кабинке и разрыдалась, прислонившись к кафельной стене, чтобы не упасть. Слишком много чувств нахлынуло почти одновременно.

Она отчетливо помнила тот момент. Всего неделю назад они с Морой наконец-то вместе открыли свои коробки.

Несмотря на настойчивые просьбы Нины держать их закрытыми, в конце концов Мора не удержалась. Однажды вечером она подошла и сдержанно сообщила:

— Я хочу открыть свою коробку.

Нина знала, что Мора настроена решительно. Они обе порой упрямились. Но сейчас речь шла не о чем-то обыденном вроде выбора дивана, и компромисса быть не могло. Они либо посмотрят на свои нити, либо нет. Третьего не дано.

Нина боялась открывать свою коробку, но еще сильнее страшилась сделать это в одиночестве. Она была старшим ребенком в семье, старшей сестрой, склонной к чрезмерной опеке. И это чувство, стремление укрыть и позаботиться обо всех вокруг она перенесла и на Мору. Нина не могла позволить подруге искать ответ в одиночку.

— Мы сделаем это вместе, — сказала Нина.

— Нет, я прошу не об этом, — Мора покачала головой. — Тебе не нужно делать это ради меня.

— Знаю, — кивнула Нина. — Но я не могу бороться с тем, что мир, похоже, стремительно движется к тому моменту, когда все посмотрят на свои нити. И я бы предпочла увидеть мою, когда ты рядом со мной.

Именно поэтому обе девушки сели, скрестив ноги, на ковер в гостиной, осторожно откинули крышки своих коробок и сняли тонкий лоскут мерцающей ткани.

Им не под силу было точно истолковать значение нитей, однако они взяли их кончиками пальцев и растянули, расположив рядом. Одно стало ясно мгновенно, до тошноты: нить Моры была чуть ли не вдвое короче, чем нить в руках Нины.

Они только что отметили два года серьезных отношений, совсем недавно стали жить вместе. Хотя они не говорили о браке напрямую, Нина видела, как Мора украдкой заглядывала в ящики комода перед праздничным ужином в честь годовщины отношений. Они знали, что Нина ненавидит сюрпризы и любит все тщательно планировать, поэтому, возможно, каждая из них предполагала, пусть и неосознанно, что именно Нина сделает предложение.

Как и большинству влюбленных, Нине казалось, что она знает Мору гораздо дольше двух лет, но на самом деле их совместная жизнь только начиналась.

И теперь Нина знала наверняка: жизнь женщины, которую она любит, будет короткой.

Стоя в тесной кабинке офисного туалета, Нина не могла даже насладиться радостью и вздохнуть с облегчением оттого, что ее нить длинна и перед ней простирается полная событий жизнь. Она не могла радоваться правде о своей нити, не оплакивая ситуацию Моры.

Грудь Нины бурно вздымалась, ее легкие переполнило воздухом. Нить Моры оказалась короткой, но что это означало на самом деле? Сколько времени у них осталось? На главный вопрос, мучивший весь мир, наконец-то был дан ответ: нити были настоящими. Но вопросов осталось еще очень много.

Услышав, как в соседнюю кабинку вошла женщина, Нина зажала рот ладонью и попыталась подавить рыдания. Никто не осудил бы ее за то, что она поддалась эмоциям, и все же было неловко: нельзя так явно показывать свои чувства, как будто мир не изменился до неузнаваемости.

Нина решила обо всем рассказать Море в тот же вечер — пусть она услышит правду от того, кто ее любит, а не от какой-нибудь говорящей головы из новостей.

Ей пришлось взять назад все слова, что она сказала Море совсем недавно, когда они вместе открыли коробки. Отказаться от всех уверений, которые она сделала — и в которые искренне верила, — о том, что нити ничего не значили.

— Это все неважно, — произнесла тогда Нина, стараясь не выдать голосом тревоги. — Это просто кусочек нитки.

— Все думают иначе, — прошептала Мора.

— А что они знают? Разве мы живем в безумном мире, где волшебные шкатулки предсказывают будущее? Нет. Мы живем в реальном мире. И эти нити ненастоящие.

Но ничто из сказанного Ниной не могло развеять невидимое напряжение, которое нависло над ними с того момента и давило на обеих незримым грузом каждый вечер, когда они ложились спать, и каждое утро, когда они просыпались. С середины марта они не занимались сексом и почти все их повседневные отношения были овеяны тихой тревогой.

Как будто они с самого начала знали: грядет нечто ужасное.

Как только соседняя кабинка освободилась, Нина вышла из своей и сунула под кран бумажное полотенце. Потом протерла лицо и шею комком влажной бумаги, пытаясь избавиться от дрожи в руках и ногах и немного успокоить дыхание — иначе недалеко и до потери сознания. Рассказав правду Море, нужно будет поделиться и с семьей.

Придется позвонить родителям, которые по-прежнему живут в пригороде Бостона, где родились Нина и ее сестра, — достаточно близко, чтобы проводить вместе праздники, и достаточно далеко, чтобы удовлетворить тягу дочерей к независимости. И обязательно нужно будет рассказать обо всем Эми.

Младшая сестра Нины твердо решила не открывать свою коробку, и переубедить ее было невозможно, она оставалась непреклонной. Но теперь, когда правда о нитях окончательно установлена, возможно, Эми передумает?

Нина отбросила бумажное полотенце и посмотрела на себя в зеркало, на стекле которого остались разводы от воды. Нина редко пользовалась косметикой, но сейчас ее отражение казалось более обнаженным, чем обычно. На нее смотрело розовое, влажное и беззащитное лицо, очищенное до самой сути.

Всякий раз, бросая взгляд в зеркало, Нина замечала тонкие морщинки возле глаз и две едва заметные линии на лбу. («Не будь ты все время такой серьезной, может, у тебя бы и не было морщин — посмотри на меня!» — поддразнивала ее Мора, игриво поглаживая гладкую смуглую кожу скул.) Нине было всего тридцать, всего на год больше, чем Море, но она явно начинала стареть. И теперь знала, что предрекает ей длинная нить: однажды она посмотрит в зеркало и увидит там очень старую женщину. До этого дня Нина предполагала, что и в старости Мора будет с ней рядом и они вместе посмотрятся в зеркало.

Однако нити разрушили эту иллюзию в один ужасающий миг, и будущее Нины вдруг стало таким же, как ее отражение в зеркале. Грустным, беззащитным и одиноким.

БЕН

Бен оказался на станции метро «Таймс-сквер» впервые со дня появления нитей.

Пересаживаясь с одной линии на другую, он прошел промозглым подземным переходом, где потолок протекал, даже когда не было дождя, а на пешеходной дорожке постоянно стояли мусорные баки горчичного цвета, собирающие капли. Миновав переход, он оказался на большом подземном перекрестке, где одновременно выходили из вагонов пассажиры десяти поездов, двигавшихся в разных направлениях.

Самая оживленная из всех остановок нью-йоркского метро — станция «Таймс-сквер» — всегда была хаотичной, вечное движение пешеходов будто приглашало евангелистов, предсказателей конца света и всех, у кого есть свое мнение, его высказать. Сейчас же привычный хаос казался еще более неистовым.

Две женщины в длинных до щиколоток юбках призывали прохожих: