- Так и было, - тихо сказал старик. - Так все и было, сын Грасса. Уходи, - сказал он, - не мучай меня. Прав я или не прав, но я ничего не скажу.
А другой старик был действительно стар - годами и ветхой плотью. В кипенно-белом одеянии, в красных бликах живого огня, в тихом свете закатной славы.
- О, бессмертный Хранитель, - начал было Даггар, но старик отмахнулся с досадой.
- Оставь эти глупости, Ранас! Дети Моря не поклоняются Солнцу! Все твои величания - одно притворство, а мне и так надоела ложь! Задавай вопросы, - сказал старик. - Если смогу - отвечу.
- А ты уже знаешь мои вопросы?
- И не только я! В Ланнеране длинные уши и длинные языки. Ты был у Андраса и ушел ни с чем. А когда уйдешь от меня - берегись!
- Ладно, - сказал Даггар. - Если ты знаешь вопрос, может, начнем с ответа?
- Нет, - ответил старик. - Ты задал Андрасу кучу глупых вопросов, на которые незачем отвечать. Скажи напрямик: чего ты хочешь?
- Хорошо. Что случилось в Ланнеране семнадцать лет назад?
- Я очень немногое знаю, Ранас! Тогда я был простым жрецом городского храма... да, собственно, я и остался тем, кем был. Меня избрали Хранителем лишь потому, что _Т_е_ не могут меня убить. - Он тихо меленько засмеялся. - Посылают ко мне ночами смерть, а я молюсь. Ты веришь в молитву, Ранас?
- Верю, - сказал Даггар. - Я знаю, о чем ты говоришь.
- Да, - сказал старец, - ты знаешь. Не презирай Андраса, - сказал он, - эта смерть унесла двух его сыновей, остался один, последний. Ладно, сказал он, - слушай.
- Я помню эту ночь, - сказал он. - Пришла гроза без дождя, и небо полыхало синим и белым. Грома не было - только ужасный свет; мы собрались в храме и пробовали молиться, но слова не шли с языка, губы немели, и было так страшно, что люди теряли разум. Я помню: я стоял, вцепившись в колонну, а вокруг метались и выли, падали наземь и бились в корчах. Я помню: Наран, мой брат по обету, был рядом со мной, и вдруг он ударился головой о колонну, и кровь его обагрила мои одежды.
Не все из нас пережили ту ночь, и не ко всем, кто выжил, вернулся разум. Я ходил среди мертвых, перевязывал раны живым, укрощал безумцев, а день все длился и длился; никто к нам не приходил, и те, кого я послал за помощью, не возвращались.
Перед вечером я решил отправиться сам. Со мной пошел один послушник жаль, я забыл его имя - он давно уже мертв. Мы вышли из храма и наткнулись на черных. Они обнажили мечи и заставили нас вернуться. Тогда мы по тайному ходу прошли в караульню. Стражников перебили - не злые силы, а люди; мы взяли плащи, чтобы скрыть облачения, вылезли через окно и проползли мимо черных. В Верхнем Храме творилось то же, что и у нас, и черные тоже стояли у входа. Но город не был безумен, Ранас! Только нас одних постигло несчастье, и никто не знал о нашей беде! Нет, - сказал он, - остальное тебе не важно. Важно одно: Верхний Храм не вступился за Энраса потому, что некому было вступаться. Все, кто мог говорить от Храма, умерли в эту ночь. И Соправители... не вини их, Ранас, они были только людьми. Я не знаю, как их заставили, но я видел то, что я видел, и не стану судить других. Ты дерзил несчастному Андрасу, а он ведь долго держался. Он держался так долго, что Энраса чуть не спасли, но тех, кто хотел похитить его из тюрьмы, настигла ночная смерть.
- Прости, - сказал Даггар. - Я не знал. Я готов попросить прощения.
- Оставь! Ему все равно - его душа умерла.
- Но что это было, Хранитель? Кто виноват?
- Нет, Ранас, - сказал старик. - Я говорю то, что я знаю, а все догадки... Я - умный человек, - сказал он, - я знаю, что глуп, что разум мой узок и познания ничтожны. Я - только Хранитель Огня, - сказал он, хранитель веры в безвременье и надежды в пору упадка. Я едва обучен грамоте и не посвящен в Таинства. Есть люди, которые смогут тебе ответить, но если я это позволю - они умрут. Я сам их не смею просить ни о чем. Для Храма их жизни дороже моей - я должен их уберечь!
- Жаль, - сказал Даггара, - но я тебя понимаю. Я очень благодарен тебе, Великий Хранитель. Но есть еще вопрос... кто правит в Ланнеране? Кто покорил его?
- Наш страх, - ответил старик, - мы боимся не истинных бед, а своего страха. Убить человека легко - если он боится. Проклятие - славная выдумка, она объясняет все. А мы пока что бессильны, Ранас, мы не можем дать людям надежду.
- А черные?
- Сунь руку в болото, - сказал старик, - достанешь сколько угодно грязи. В Приречье и в Каоне хватает людей, которым не на что рассчитывать в Ланнеране. Посули им достойное место в жизни - и они за это пойдут на все. Не в черных беда, - сказал старик, - в открытой ране всегда заводятся черви. Нет, Ранас, - сказал он, - душа Ланнерана жива, и люди его не прах. Достаточно капли надежды...
Они не успели уйти далеко.
Полсотни шагов по пустынной улочке (она не была пустынной, когда мы сюда пришли!), тревога, звериное чувство засады; он вытащил меч - пусть это смешно, но лучше смешить других, чем умереть самому, и когда они вдруг возникли со всех сторон, наши мечи встретили их мечи.
Их много, а нас двое.
Что будет с Майдой, если меня убьют?
Короткая боль - клинок скользнул по руке, но я кого-то достал одного из многих. Дыхание, топот, железный лязг и полузабытая радость боя. Лейся, кровь! Пусть умирает враг! Дети Моря, жаждут мечи...
И - буря. Беззвучная буря упала на нас. Серая тень вдруг сгустилась из духоты. Два страшных глаза, два страшных меча, крики, стоны - и тишина.
Бог вытер мечи о плащ мертвеца, вдвинул в ножны и сказал спокойно:
- Кажется, ты что-то узнал.
10. УЗЛЫ
- Веселая будет ночь, - сказал Торкасу Безымянный, когда вошел в гостевой покой и закрыл за собою дверь.
- Эй! - сказал Торкас. - Я устал взаперти!
- Потерпишь, - буркнул Другой. Сбросил плащ, уронил у ложа пояс с мечами и одетый плюхнулся на постель.
- Спи, - сказал он. - Это еще не скоро.
Когда он такой, я боюсь задавать вопросы, а вопросы переполняют меня. Почему приходит ночная смерть? Кто тот бог, что сотворил столько зла?
- Бо-ог! - сказал он угрюмо. - Такая же падаль, как я.
- Не понимаю!
- А тебе и незачем понимать. Незачем живым лезть в дела мертвецов.
- А мертвым в дела живых?
Он не ответил. Он очень долго молчал, а потом сказал неохотно:
