Говоря это, она не смотрела на него. Слова и так давались ей невероятно тяжело, и любая мелочь в его взгляде могла унести в сторону тонкую нить ее мысли, которую она так старалась удержать.

Она боялась посмотреть на него и теперь, когда все или почти все было ею сказано. Ей хотелось, чтобы он ее понял. Но она чувствовала, как это трудно даже для нее самой и поэтому просто сидела рядом, глядя перед собой невидящими от темноты и подступивших слез глазами. Наконец, она робко положила свою голову на его плечо. Секунду он сидел без движения. Затем его рука нежно обняла ее, а голова прислонилась к ее голове. В ту же секунду первая слеза выкатилась из ее глаз. Она почувствовала невероятное облегчение и благодарность.

Через некоторое время он поднялся и стал неторопливо одеваться. Понимая, что она смотрит на него, он постарался придать лицу спокойное выражение, но руки с трудом слушались своего хозяина, сообщая ей всё о его внутреннем состоянии.

Она не упускала ни одного его движения, и ей казалось, что тяжесть, которая только что оставила ее, передалась ему. От этого становилось только хуже. Ее искренность уже не виделась ей необходимой, раз она влекла за собой такую печаль для них обоих. Но она уже не понимала, что означало "держать себя в руках" и "притворяться". Человек, стоявший перед ней, был достоин того, чтобы знать, что творится у нее на душе. И страдал от этого… И она страдала вместе с ним.

– Нам обоим нужно отдохнуть, – вдруг тихо сказал он и внимательно посмотрел на нее. – Столько всего случилось в этот вечер. Он был таким разным, таким насыщенным эмоциями, что утомил и тебя, и меня. Завтра утром мы проснемся и увидим, что ничего плохого не случилось. Каждый из нас сегодня приобрел что-то новое и очень ценное для себя, и надеюсь, мы стали чуть лучше и мудрее. Просто нужен тайм-аут, чтобы успокоиться, прийти в себя и понять, что в жизни случилось что-то важное. А всё, что тяготит – всего лишь мелочи, с которыми мы сможем справиться.

Он подошел к ней и протянул руки. Опершись на них, она встала и тут же опустилась в его объятия. По ее лицу струились теплые слезы, которых она впервые за долгое время не стеснялась.

Весь обратный путь они прошли молча, держась за руки и не глядя друг на друга. Природа, как могла, старалась развлечь одиноких странников, то поигрывая ветерком, то напевая что-то веселое голосами ночных птиц. Но и она, и он были слишком погружены в себя, чтобы отвечать улыбками на эти выступления или хотя бы просто как-то реагировать на них.

Они остановились только у дверей ее корпуса.

– Мы пришли, – прошелестел ее голос, и она повернула свое лицо к нему.

Он пристально посмотрел в ее глаза. Они глядели на него чуть устало, но благодарно. Слезы исчезли, легкая улыбка появилась в уголках ее губ.

– Спасибо тебе, – прошептала она, крепко сжимая его ладонь.

– Мы ведь сходим к нашему камню завтра? – проговорил он хрипловато.

Улыбка коснулась ее глаз, они снова засияли ровным и теплым светом, который ему так полюбился.

– Никто не знает, что случится завтра. Приходи утром, – произнесла она нежно.

– Я зайду после завтрака. Ты подождешь меня? – спросил он с надеждой.

– Номер 216, второй этаж, в конце коридора, – проговорила она и коснулась пальцами его щеки. – Спокойной ночи. Нам нужно отдохнуть, ты прав.

Ему с трудом удалось заставить себя выпустить ее из своих рук. Она бросила на него последний взгляд и стала подниматься по ступенькам. Он молча смотрел, как размеренной походкой она приближается к дверям, открывает их и проходит внутрь. Еще несколько секунд ее силуэт был различим сквозь толстое дверное стекло, но затем и он рассеялся, как рассеялись последние штрихи этого теплого приморского вечера.

Утреннее солнце в строгом соответствии со своим обычным графиком совершало прогулку по идеально синему небу, очищенному ночным бризом от облачности, то есть приведенному в полную готовность "навстречу пожеланиям отдыхающих". Сами же гости курорта, сверкая загоревшими, обгоревшими, а иногда бледными телами то и дело появлялись в окнах корпусов пансионата. Лениво щурясь на солнце, они добродушно кивали и улыбались друг другу. Все отлично, очередной приятный солнечный день уже в кармане. Собираемся загорать, купаться и делать всякие милые глупости, на которые только сподобятся наши истосковавшиеся по развлечениям сердца. Но прежде ценный калориями завтрак в раскинувшейся неподалеку столовой. Небольшая традиционная толкотня у входных дверей корпуса – всего лишь забавная мелочь, подумаешь. Главное, не поднимать шум по пустякам, не портить чудесное настроение себе и остальным голодным гостям – и меньше чем через минуту ты уже на свежем воздухе, на пути к утренней пище.

Только в обратную сторону идти сейчас не время, о чем вот этот напористый молодой человек в мятом костюме явно не знает. Неместный? Или новенький? Скорее, второе. Кто же еще будет прорываться сквозь стройную толпу, да еще разодевшись в пиджак и брюки по такой жаре? Ну, проходи, проходи, коли так уж приспичило…

Его костюм действительно измялся за ночь. Брошенный в беспорядке на ночном берегу, а затем и вовсе использованный вместо пижамы, он не мог выглядеть по-другому. Впрочем, состояние костюма беспокоило его не так сильно, как могло бы, если бы он проснулся вовремя. Прошедшая ночь была далеко не самой спокойной в его жизни. Вернувшись в номер, он вдруг понял, что не в состоянии заснуть. Тело изнемогало от усталости, но голова была переполнена обрывками мыслей и переживаниями, не позволявшими даже подумать о безмятежном сне. Он слонялся по номеру, не в силах подолгу задерживаться на одном месте, сконцентрироваться на чем-то одном. Попытки прилечь и забыться пресекались им же почти сразу. Он вздрагивал от малейшего шороха, вскакивал и подбегал к окну. Напрягая зрение, вглядывался в темноту, и ему казалось, что он снова видит ее силуэт, который тут же растворялся. Несколько раз он слышал ее голос, видел ее глаза напротив себя, – но то была лишь причудливая игра теней и ночных звуков, затеявших над ним свое колдовство.

Заснул он лишь под утро, когда уже собирался покинуть номер, чтобы пару часов погулять по утреннему побережью и привести себя в порядок перед новой встречей с ней. Вернее, забылся и тут же выдернул себя из бессмысленных сновидений. Сквозь занавеску на окнах, однако, уже вовсю пробивался свет, а его электронные часы высвечивали начало десятого.

И вот, позабыв обо всех условностях и правилах приличия, он мчался к ее корпусу, к ее дверям, к ней.

Прорвавшись сквозь толпу отдыхающих на входе, заслужив своей настойчивостью и внешним видом букет неодобрительных замечаний и колкостей, он ринулся к лестнице. По ней он взлетел на второй этаж и оказался в просторном и пустынном коридоре. Осмотревшись по сторонам в поисках горничной и не увидев ее, он направился влево от лестницы, торопливо поглядывая на дверные таблички. 209, 211… Нужна четная сторона. 212… 214… Ее номер действительно был последним в коридоре, рядом с дверью располагалось огромное окно, сквозь которое внутрь пытались заглянуть кроны туй и еще каких-то неизвестных ему деревьев. Всем им словно было любопытно, что же он увидит, подойдя к цифре 216.

Дверь в номер была открыта настежь. Табличка на месте, никакой ошибки не было. Это был ее номер. Но еще раньше, чем заглянуть туда, он почувствовал, что ее в этом номере не окажется.

Внутри он увидел горничную, проворно менявшую постельное белье. Заметив его, невысокая женщина средних лет в фирменном халате с бэйджем приветливо улыбнулась.

– Доброе утро, – хрипло выдавил из себя он.

– Здравствуйте, – тут же откликнулся мелодичный исполнительный голос.

– Я ищу хозяйку этого номера. Вчера мы с ней договорились… – начал он, подбирая слова.

– Вы – Максим, верно? – неожиданно спросила горничная.