Я лежала на столе и замерзала. Мне было холодно, холодно… Белый яркий свет ламп слепил меня. Я слышала голоса стоящих рядом людей, но не понимала их, лишь обрывки слов долетали до меня осколками смыслов.

– Наркоз .

– Проверьте…

Кто-то трогал мои руки, вертел их, чем-то холодящим терли, и, кажется, кололи.

Мир вокруг меня стремительно сжимался в огромную и яркую спираль, и я сама летела по этой спирали, уменьшаясь и обрывая тоненькие ниточки, тянувшиеся от шарика-меня к стенкам этого сужающегося коридора. Чем дальше, тем стремительней летела я по этой холодной пестрой спирали, становясь и сама всё меньше, падая по виткам всё глубже, и зная, что уже совсем скоро и я, и спираль сожмемся в одну точку, и всё исчезнет.

«Я умираю!» – поняла я, – «И уже ничего не могу исправить…»

Сердце сжалось от боли: «Не хочу!». Я попыталась рвануться назад, но всё поглотила глухая темнота.

– Где мы?

– К чёрту подробности! Кто мы?

Я плыла в аромате, густом и почти ощутимо плотным, сладком, золотом и очень-очень вкусном. Не открывая глаз, я потянулась к сердцевине этого потрясающего запаха и через трубочку втянула эту вкусноту. Божественная сладость наполнила мой рот. М-м-м-м!

Глаза открылись. Яркое солнце и синь на мгновение ослепили меня. Под ногами был какой-то странный мохнатый ковер. Высокий ворс, покрытый золотой крупной пылью, щекотал мой живот, а ковер почему-то качался, так что приходилось крепче вцепляться в него пальцами … ног(?).

Я сделала ещё один глоток этого чудного коктейля через трубочку. Правда, стакана, из которого втягивался коктейль, видно не было. Впрочем, видно ничего не было. Точнее, глаза различали и свет, и тени, и краски, но яркие пятна не складывались в осмысленную картину.

На автомате я ещё втянула через трубочку несколько глотков медового нектара и ощутила, как чувство сытости приятно наполнило меня. Чувствовала я себя как-то непривычно, что-то было не так. Впрочем, как оно должно быть правильно, тоже не помнилось.

Небольшая круглая площадка с ковром под моими ногами была какой-то неустойчивой, её ощутимо покачивало. Я попробовала подобраться ближе к краю, чтобы сориентироваться в пространстве. Вдруг резкий порыв ветра особенно сильно качнул её, выбивая из-под ног. Я замахала руками, пытаясь удержать равновесие, и вдруг почувствовала, что лечу! Чёрт! Что со мной?

Пятна света и цвета вдруг сложились в картинку. Синь сверху – небо, зеленая трепещущая масса вдали – это листва деревьев, огромные зеленые волны внизу с вкраплениями ярких разноцветных мазков – это травы с цветами. Правда, травы какие-то гигантские. Или это я небольшая? Чёрт-чёрт, что же со мной не так?

Последнее моё воспоминание – как я лежала на операционном столе. Правда, из-за чего я там оказалась, да даже кто я собственно такая, – знание об этом в моей голове полностью отсутствовали. Там было глухо, как в танке.

Может быть, я лежу в коме и это такой яркий бред? Пытаясь нашарить в голове хоть какие-то проблески понимания, я как-то потеряла контроль над полетом, и очередной порыв ветра подхватил меня и швырнул вперёд на неожиданно выросшую передо мной преграду. Впечаталась я ощутимо головой и плечом в какую-то шершавую уходящую кажется в самое небо стену. Чтобы не упасть вниз, пришлось изо всех сил вцепиться в эту неровную поверхность руками и ногами. В голове загудело. Было очень больно!

Нет, это не кома. Никакой бред не даст таких реалистичных ощущений. Я ощущала боль в местах столкновения с реальностью, слышала самые разные звуки, видела все неровности на серо-коричневой поверхности стены, чуяла острую какофонию запахов. Всё, что я сейчас ощущала всеми органами чувств, было так ярко, реально и совершенно непривычно, что не могло быть галлюцинацией или сном. Ведь любое подобное видение складывается из кирпичиков – прошлых впечатлений. То же, что я ощущала сейчас, было абсолютно чуждо моему прошлому опыту, я даже не могла осознать этих ощущений, им просто неоткуда было взяться в моем бреде. Надо посидеть и подумать: кто я, где я, что происходит. Хотя, кажется, сидеть у меня не очень-то получается.

Очередной порыв ветра ударил меня в бок. Чтобы удержаться, я одновременно замахала руками и вцепилась другими руками-ногами в поверхность, на которой стояла. Удержалась! Вот только… Боже, сколько же у меня конечностей? Явно больше, чем четыре. Так, разберемся…

Руками я машу, чтобы лететь, и я их что-то не особо вижу. Как-то они из плеч назад растут. Стою я сейчас на ногах и …руках? Ещё одних ногах? Я оторвала одну конечность от поверхности и посмотрела на неё. Это было СОВСЕМ не то, что я смутно помнила. У меня, конечно, были тонкие руки и стройные ноги, но НЕ ТАКИЕ ТОНКИЕ!! не такие гибкие!! Бывало, что мои ногти называли когтями, но не так же буквально! Моя тонкая лапка была темной, тонкой, слегка лохматой и заканчивалась тремя когтями. Точнее, два коготочка были в конце лапки, а один как шпора отстоял в сторону. И было такой красоты у меня целых шесть лапок! Я проверила, отрывая их по очереди от земли и считая вслух.

– Раз, какая же ты тоненькая! Два, какая же ты страшненькая! Три, тебя я не вижу, но чувствую. Четыре – в пару третьей. Боже, пять! Это перебор! Шесть, что сказать? Держись, Даша, кажется ты насекомое.

Даша – это я. Была, во всяком случае, ею. Хорошо хоть вспомнила напоследок.

Похоже, индусы со своей верой был правы, и я, умерев на том операционном столе, возродилась в виде насекомого. Какого – пока не вполне ясно. Какое-то летучее – то ли муха, то ли стрекоза, то ли бабочка. У пчёл ноги вроде более волосатые и толстые. Крыльев я своих не видела, а по тем частям тела, что могла рассмотреть, опознать себя не могла. Как-то я раньше была далека от мира насекомых, да и точка зрения много значит.

Хотя какая разница! Всё равно ни про одно из них я ничего действительно важного не знаю: где живут, с кем живут, как живут, что едят и пьют, какие опасности кроме птиц и мухобойки их подстерегают. Не знаю, и знать не хочу!

Тоска сжала сердце так, что даже в глазах потемнело, мои тоненькие лапки разжались, и я стала падать вниз.

Ветер подхватил меня, крылья сами собой замахали, удерживая от беспорядочного падения. Может быть, если после смерти я из женщины реинкарнировала в насекомое, то стоит умереть снова и я опять стану человеком? Правда, вначале я буду младенцем, причем не обязательно девочкой, и вряд ли буду что-то помнить о себе, Дарье. Да я уже сейчас мало что помню о себе прошлой. Хотя постепенно что-то всплывает в памяти, правда, пока медленно и смутно. Может со временем память восстановится?

Я летела на автомате, в тоске и печали, и всерьез обдумывала мысль о том, что может быть стоит поставить точку и в этой жизни, чтобы возродиться вновь. Вдруг меня накрыла стремительная тень, а вслед за ней движение горячего воздуха и непонятный звук предупредили о приближении какого-то большого тела. Я притормозила, зависнув в воздухе, и просто гигантский клюв клацнул там, где через пару секунд должна была быть моя бедная голова.

Я почти рухнула в травяные волны и забилась под какой-то лист, который теперь для меня был как небольшой навес. Мысли о смерти из умозрительных как-то очень быстро чуть не стали реальностью. Пожалуй, спешить с реинкарнацией не стоит! А вдруг я со своей теорией ошибаюсь? Как говорил какой-то киношный герой: «Торопиться не надо…». Нужно всё-таки осмотреться, разобраться, и уж потом что-то решать. Лететь по той жуткой ледяной спирали мне пока не хотелось.