Неуправляемый он становится, дикий. Без тормозов. Если на первых двух курсах контролировать мальчика-который-выжил еще было возможно, то сейчас можно оставить глупые мечты в прошлом.

Отец его — этот дурень, ведьмак со стажем, — мальчишку в зверя настоящего превратил. Непонятно, что творится в стенах Морхена три месяца в году, но возвращается оттуда Гарри еще более опасным, чем раньше.

Опасным и скрытным.

Хогвартс домом своим он назвать не может, мир волшебства ему претит, даже Уизли он шлет на четвертом году ко всем чертям, а Грейнджер просто предупреждает, чтобы подальше держалась, чтобы ненароком другие чего дурного о ней не подумали.

Репутация у Поттера на нынешнем этапе жизни — просто из рук вон, и он за Грейнджер беспокоится: как бы сама в дерьмо не вляпалась. Слухи разные в стенах волшебной школы бродят, одна другой хуже.

Поттеру железно поебать.

Он глаза закрывает через силу после отбоя, и мысли у него забастовку устраивают. Цирилла маячит, доводит его без конца, сны ворует, с-ума-его-нахуй-сводит. Вот он и вскакивает в середине ночи с постели, делает вид, что не замечает испуганных соседей, и вылетает из комнаты.

Она только его демонов к ноге в стенах школы поставить может.

И он ненавидит себя за это так сильно, что на колени хочется рухнуть до боли в костях и эту дрянь из себя выблевать целиком и полностью. Потому что он обрек на это блядское существование не только себя, но и ее.

Поттер все бредет по темным коридорам замка, дороги не видит, себя не чувствует. Ноги сами несут к месту встречи. Только бы она уже была там. Блять. Блять. Господи, блять. Гарри тормозит у кабинета, до побелевших костяшек пальцев сжимая волшебную палочку в ладони.

Он слушает.

Ее бы запах только, и легче уже будет.

— Трахни меня, — горячий шепот в затылок.

Наманикюренные пальчики проворно ведут десять дорожек по спине. По телу мурашки табуном бегут. Ее. Быстрее. Господи, пиздец. Скорее бы эта тварь внутри него уснула. Она же ждет встречи с ней. Ждет так сильно, что легкие в узел скручиваются.

Гарри разворачивается, хватает ее за голову и тянет в себе, впиваясь в губы грубым поцелуем. Она жадно отвечает, в диковатости не уступает ему, невольно царапает его мощное предплечье и позволяет утянуть себя в пустой класс.

— Рот держи закрытым, пока дверь не закрыта.

Темноту эта тварь, живущая внутри Гарри, любит. Поттер только так ее обмануть может. Только так и никак иначе. Гарри пользуется моментом, почти трахает языком ее рот, вызывая почти болезненные всхлипы.

Он знает, что берет ее жестко. Он знает, что по-другому ей и не надо.

Поттер подхватывает стройное тело, с размаху усаживает на парту, с силой раздвигает ноги, останавливаясь между ними. Член ноет, в паху тесно до одури. Зверь внутри ликует. Наконец. Ебаный Боже, какого хрена так долго?!

Она разделывается с пряжкой его ремня на брюках, молнию нервно тянет вниз. Блять, а сама подыхает в его руках в миллионный, сука, раз, и сдохнуть готова еще столько же. Тянет к нему просто дико, неистово. Будто маяк в непогоду.

Ебучий громоотвод в мощный шторм.

Необъяснимо ее к нему влечет. И она знает, блять, знает, что он не ангел. Что у него репутация просто из дерьма состоит. А она все равно идет к нему. Идет, не слушая сплетни, зудом гудящие по всем стенам школы чародейства и волшебства.

«Он спит с сестрой»

Она не слушает этот бред. Она слушает только, как он стонет ей в ухо, не сдерживает себя, не стесняется. Она позволяет ему вдалбливать себя в любой позе, в любое время темных ночей спящего замка. Она, блять, так от него зависима, что никого и ничего не слышит.

«Он тебя погубит»

Гарри вбивается в податливое тело, зубы стискивает до боли в челюсти, кусает в кровь ее губы. Это ты. Это ты. Это-ты-это-ты-это-блять-ты. Она скулит в жалящие поцелуи, принимает его в себя в который раз, широко распахнув красивые губы.

Красивые.

Она вся красивая. С макушки до кончиков пальцев.

Поттер рычит сквозь зубы, рвано дергает бедрами в последний раз и чувствует, как она обмякает в его руках с крепко зажмуренными глазами, зацепившись за шею так, будто без его опоры умрет. Сдохнет, блять. В эту самую секунду.

Поттер сипло дышит ей в искусанные губы. И тварь внутри снова все понимает.

Вопить начинает, с полоборота заводится. Не вышло. Не провел. Не смог.

Снова.

Гарри взгляд не поднимает, отходит назад, рубашку в брюки заправляет, а она только сводит вместе дрожащие ноги, посасывая кровь из нижней губы. Гарри никогда на нее не посмотрит так, как она того заслуживает.

От нее пахнет дорогими роскошными духами, она всегда одета с иголочки. У нее волосы идеально прямые, прядь к пряди, а челку она всегда убирает, небрежно взмахнув головой. Глаза у нее темные, опасные, до безобразия блядские и бездушные.

Взгляд она на него бросает такой, что башню сносит по пять раз на дню, а стоит на нее просто колом. У нее идеально гладкая кожа, ни единого изъяна, ни одной родинки, крапинки капилляра, и только он клеймит ее тело, обозначая свои виды на нее из раза в раз.

Она могла бы выбрать, кого угодно.

Она могла бы трахаться, с кем угодно.

У нее есть все причины послать его к чертям.

Но она этого не делает.

— Оденься, Пэнс.

Паркинсон кривит красивые губы. Грудную клетку рвет в очередной раз от дрожи, и Пэнси отводит взгляд в сторону. Гарри никогда не посмотрит на Паркинсон так, как она того заслуживает.

— Пошел ты, Поттер.

Потому что волосы у нее темные, пахнет от нее роскошными духами, на теле нет ни одного изъяна.

Потому что она не Цирилла.