— Да, — ответил его отец.

— Вы тоже так считаете? — обратился я к его матери.

— Да, я тоже так считаю.

Перед тем, как выйти навсегда из больницы, я снял с себя свитер, который вынудила меня надеть его мать, и оставил его возле пепельницы, где тлели бычки сигарет Антона, пачку с остатками которых я отдал его отцу.

Я вышел в морозный первый день весны, а перед глазами у меня был не образ последнего воспоминания об Антоне, а другой: тот лопоухий мальчишка с живыми, ярко-зелеными глазами и окольцованными пальцами с Рождества тысяча девятьсот восьмидесятого года.

Мне кажется, что я любил его еще до нашего знакомства и, о, Господи, я использую впервые твое имя всуе, но… Я буду любить его вечно. Боже, я буду вечно его любить. И мне ничего не остается, кроме как верить в слова солиста группы Europe.

Ждать, когда ангелы постучат и в мою дверь, и надеяться, что все будет так, как раньше.