– Ах, как хочется спать, но надо вставать! Сон, уходи поскорей! – потерев кулачками еще ленивые и тяжелые веки, Адель встряхивает головой, морщит нос и отгоняет руками свой Сон. Превратившись в нежное голубое облачко, Сон взмахивает вверх и улетает в открытое окно.

Занавески дружно смеются и посылают Сну воздушный поцелуй:

– Красавчик! Ты ведь еще вернешься? – звонко кричат они ему вдогонку.

– Непременно, этим же вечером! Ждите меня, я принесу сонные травы и волшебные сновидения!

Адель вскакивает с постели и начинает бодро взбивать перину:

– Кровать-кровать, хватит спать!

Собирай постель скорей,

Полным чудес будет этот день!

Кровать уворачивается, изгибается, шумно скрипит своими старыми пружинами и толстым голосом охает:

– Ах, щекотно, ой-ёёёй! Хватит, ну же, как мне справиться с тобой!

Адель бросает на застеленную Кровать гору Подушек. Они аккуратно горочкой выстраиваются до самого потолка. По комнате летит невесомая ажурная Накидка и тихонько падает на Подушки, нежно целуя каждую. Подушечки сладко причмокивают, потрясывая плечиками, и тоненько затягивают:

– Ура! Ура! Не одни, не одни – мы любимы и мы так нужны!

Адель набрасывает на себя воздушный халатик и, пританцовывая, направляется в кухню:

– Где вы, милые мои, чашечки и блюдца?

Я готова, я вас жду, будем наполняться!

Всю энергию земли выпьем вместе с чаем,

Для хороших добрых дел булочек добавим!

Посуда со звоном и дребезжанием выскакивает из шкафов и ящиков и, покружившись в воздухе, опускается на застеленный Стол. Скатёрка с каждым здоровается, каждому шепчет свое доброе слово на ушко. Стол подбоченивается и басом заводит:

– Новый день! В сборе все!

Еда на столе, Хозяйка во главе.

Значит, всё как всегда –

И быть Чудесам!

Патефон подпрыгивает и взрывной нотой оглашает начало Нового Волшебного Дня.

– Ну вот, смотри же ты, она опять проворонила Новый год! – гномы в цветастых шапках, держась за толстенькие животики и смешно запрокидывая головы назад, дружно смеялись, в очередной раз наблюдая на волшебном экране, как 31 декабря Наталия носилась по дому и ничего не успевала.

– Это ж сколько лет прошло, а она все туда же, хм… – глубокомысленно изрек старший гном и почесал бороду. Он был настоящий мужчина и никак не мог понять, как за 45 лет можно чему-то не научиться, и даже неважно чему, хоть бы и полетам на Луну, но, похоже, Наталия была исключением из правил и так и не научилась встречать новый год как положено за почти половину века.

– Ой, да эти женщины неисправимы! – безапелляционно заявил младший гном и самодовольно глянул на свое отражение в зеркале.

– Тшшш… не пристало тебе такие вердикты выносить. – погрозил ему пальчиком старший гном и кивнул в сторону двери. – Вон скоро Канун придет, он разберется.

– Да когда он еще придет! – скептически процедил младший гном и, засунув руки в карманы, вразвалочку побрел в гостиную. Там уже заканчивали накрывать стол безмолвные феи, и гном потянул носом вкуснющие запахи.

– Придет-придет, и не сомневайся! – вдогонку ему прокричал старший гном и снова погрозил пальцем.

* * *

…Прошло почти две недели. Канун явился незаметно. Он неспешно бродил по дому, поправляя мебель, вытирая пыль или протирая стекла на окнах, а потом вместе со всеми садился за стол, – в общем, вел себя так, как будто всегда тут жил и никогда никуда не отлучался. Братья-гномы не переставали удивляться и друг друга шепотом спрашивали:

– Может, ты видел, когда ОН пришел? – и друг другу же отвечали отрицательным кивком головы.

Спросить же у самого Кануна, когда он тут появился и откуда пришел, смелости ни у кого не хватало. Канун был молчалив и намеков на желание пообщаться не подавал. Да и внешний вид его, мягко говоря, к тесному знакомству не располагал: даже в доме Канун ходил всегда в плотно застегнутом огромном, до земли, тулупе, шапке-ушанке явно не по размеру, из-под которой едва угадывались брови, а глаз и вовсе не было видно, и в громадных валенках, которые чудом не сваливались с его ног.

* * *

Но все резко изменилось 13 января сразу после полудня. С утра гномы дружно расчищали от снега дорожку, ведущую к дому: ожидались гости. А когда к обеду вернулись домой, то безмолвно застыли у порога не веря своим глазам. Канун встретил их сияющей улыбкой во весь рот, который обозначил довольно крепкие жемчужной чистоты зубы, в красном кафтане и широченных серо-бурых шароварах, туфлях с загнутыми носами, расшитых восточными мотивами, и голой, в прямом смысле слова, головой.

– Пожалуйте в хату, милостивые хозяева! Стол накрыт, чарки налиты, самое время отведать и пойти поспать до вечери! – Канун глубоко поклонился, а когда выпрямился, жестом пригласил гномов в трапезную.

Ели гномы молча, быстро, недоуменно переглядываясь между собой. Совсем другое дело Канун – он смачно причмокивал, руками рвал мясо и хлеб на большие куски и отправлял себе в рот и так же смачно все это жевал, нахваливая и напевая себе под нос.

После еды гномов сморил сон. Как они ни пытались сопротивляться, ничего не вышло, и братья дружно повалили в опочивальню. А когда проснулись, картина снова изменилась. Канун уже стоял перед ними в образе седовласого старика, неимоверно высоченного, почти до потолка, в люминесцирующих одеждах, с посохом в одной руке и мешком в другой.

* * *

Волшебный экран снова был включен и на нем снова мелькала фигура Наталии. Только что это с ней? Гномы, разинув рот, замерли. Наталия опять хлопотала по хозяйству, но теперь она не суетилась, как перед новым годом, а плавно кружась, на цыпочках, летала по своему дому и, к чему бы она ни прикасалась, все становилось чистым и воздушным. Дотронулась до штор – засветились огоньками и искристыми снежинками. Наклонилась к кровати – и покрывало легло мягко, нежно, как первый снег на нетронутую землю. Открыла кастрюлю – и полился неземной аромат пряных трав и волшебного вкуса.

– Да как же это? – не выдержал младший гном. Старшие боязливо зашикали и приложили пальцы к губам. А самый старший кивнул головой в сторону Кануна. Тот, казалось, ничего не слышал и никого не видел – он внимательно следил за движениями Наталии на волшебном экране и потихоньку доставал из своего необъятного мешка… а вот что доставал, младший гном никак не мог разобрать, как ни приглядывался.

* * *

И вдруг Канун запел, низким басом, медленно, немного заунывно, словно ветер в зимнюю стужу, подкравшийся к сельским домам и заглядывающий в окна:

– Прими, Наталия, сокровенные подарки от меня! – гном наконец отчетливо увидел, как старик достает серебристый сверток из мешка и бросает его в сторону волшебного экрана. По пути сверток превращается в серебристую струйку волшебной пыли и затягивается экраном внутрь. Потом еще и еще один сверток. А старик продолжает вещать, голос его становится еще более низким и медленным, постепенно превращаясь в настоящее дыхание ветра:

– Прими заботу о муже… любовь к домашнему очагу… страсть к танцам… волшебное перо, чтобы сочинять сказки… свет от свечи, чтобы нести чистоту… огонь от костра, чтобы гореть по жизни…

Далее слова Кануна стали совсем неразборчивыми, но он еще долго продолжал доставать из мешка свои подарки и бросать их Наталии… А женщина по ту сторону экрана продолжала кружиться в танце и с каждой минутой ее лицо становилось все светлее и одухотвореннее…

* * *

Закончилось все так же внезапно, как и началось. Гномы увидели на экране, как пришел Натальин муж, и они вместе сели ужинать при свете свечей. Наталия смотрела на мужа и улыбалась, а он ел приготовленную ею еду и нахваливал. И было что-то такое теплое и волшебное в этой незатейливой семейной сцене, что гномы долго не могли оторвать глаз от экрана.