Пробок — не было.

Она добралась за полтора.

Не замечая ни дороги той степени паршивости, что прилично превышает среднюю, ни леса, который должен бы был радовать — как всякую порядочную росомаху, ни дождя, все это время лупившего по стеклам так, что дворники едва справлялись. Она смотрела только на указатели. И отсчитывала километры, которые еще оставались до Бора. Вглядывалась в населенные пункты. Сталкер или нет — давно уже не интересовало. Оказывается, можно пройти сотню Ульяновок, чтобы найти одного человека.

А когда увидела все-таки знак въезда в Бор, выдохнула — то ли от нетерпения, то ли от волнения. И пронеслась по поселку так, что только ее и видели. Ярко-желтый Корвет среди зелени и старых домишек казался чем-то чуждым. А ее интересовала только красная крыша на отшибе.

Та показалась уже после выезда из населенного пункта. Неожиданно, будто ударило в грудь. Такая же чуждая среднестатистическим сельским домам, но удивительно вписывающаяся и в лес, и в дождь. Последний раз выкрутив руль, чтобы съехать на обочину неподалеку от коттеджа таинственного Всеволода Ростиславовича, Руслана затормозила и выдохнула, давая себе секунду, чтобы очнуться. Но не выходило.

Вылетела из Корвета.

Подошла к воротам. Калитка. Звонок.

«Ты долго ехала. А без тебя скучно».

«А со мной весело?»

«С тобой по-разному».

Сглотнула. И протянула руку, уверенно нажав на кнопку и ощущая пальцами капли дождя на ней. Сначала было тихо, целую вечность. Потом явственно раздалось сопение, и что-то шумно ударилось в дерево калитки со стороны двора, отчего громко всхлипнули петли. Руслана втянула носом воздух, выдохнула ртом и откинула со лба мокрую челку. Занесла кулак и теперь уже постучала.

— Михалыч, морда твоя черномазая, — раздалось за калиткой.

В ответ зафыркало, и вскоре что-то глухо грюкнуло. Звякнула щеколда и пред ясны очи Русланы предстал Лукин — лохматый, небритый и в кроссовках, хвастающихся идеальной новизной. Равнодушно взглянул на визитершу и поздоровался:

— Привет!

— Привет! — почти выкрикнула она. — У меня… по-прежнему твоя зажигалка!

— Дарю. Ты что-то хотела?

— Поговорить.

— Ну проходи… — он отступил назад, пропуская Руслану.

Она шагнула во двор, оказавшись ближе к нему. И взгляд ее забегал по его лицу — отросшая рыжая борода. Губы — сомкнутые, спокойные. Глаза — тоже. Спокойные. Непроницаемые. Равнодушные? И затянувшийся шрам на брови. Останется след. Хоть кричи. Дура. Вдохнула на мгновение его запах — и быстро прошла к дому, стаскивая на ходу ветровку.

За спиной щелкнул засов и обиженно тявкнул пес.

Она оглянулась назад. Да так и застыла, не проходя в дом и глядя на него. Едва разлепила губы и спросила:

— Ты один?

— Это важно? — Егор подошел ближе и поднялся на крыльцо, открывая дверь. — Проходи, не стесняйся. Чай, кофе?

— Можно чай.

Руслана влетела в прихожую. Наклонилась к шнуркам. Скинула кеды. Разогнулась. Было тихо. Просторно и захламлено одновременно. Красиво. В доме с большими окнами — красиво. И пахло лесом и табаком. И огнем — который особенно пахнет. Обоняние разбушевалось не на шутку, запах пьянил. Дом, в котором живут мужчины. Это чувствовалось. И к черту… глянец паршивый.

— Можно мне с тобой? Пока ты чай будешь… — она запнулась, — заваривать…

Он кивнул и прошел в кухню. Ставил чайник, доставал заварник, банку с чаем. Потом повернулся к ней, опершись руками о столешницу за спиной, и спросил:

— Что случилось?

Внутри нее сработала пружина, о существовании которой Руслана и не догадывалась. Среагировала на его вопрос — другого было и не надо.

— Я не делала из тебя проект! — прежде чем понять, что именно говорит, выпалила она — так громко, что сама не ожидала.

— Оk, — кивнул Егор.

— Я правда не делала! Я просто забыть хотела, или чтобы мне голову расшибли, и оно все ушло. Я не думала о том, чем закончится, мне было все равно, чем… я не делала проект, просто… влезла в дерьмо… Но я тебе клянусь, я не делала из тебя проект!

— Я слышу. Я понял.

Из ее груди вырвался смешок. Рванула через кухню от порога к столу, у которого стоял Егор. Оперлась точно так же о столешницу руками и посмотрела ему в лицо — прямо и открыто.

— И то, что я про развод узнала, тоже понял?

— Нет, но теперь знаю.

На плите засвистел чайник. Егор выключил газ, достал чашки, сахарницу и занялся заварником.

— Да… я… как прочитала в инете, так сразу и прискакала, вдруг опять что перепадет, — рассмеялась она, почти захлебываясь смехом. Видеть, как он именно сейчас, в эту минуту, занят не ею, оказалось мучительно. Так, что она почти не представляла, что и как ему говорить. Но говорить было нужно. Хоть что-нибудь, а она вместо того смеялась. — Вдруг опять перепадет, потому что я так и не выбила… из головы не выбила, — смех оборвался, и она вдруг попросила: — Посмотри на меня, пожалуйста!

— Руслана, чего ты хочешь? — спросил он, повернувшись к ней и глядя в глаза.

— Сказать.

— Сказала.

— Не то сказала… Не получается.

— Как ты меня нашла?

— Стояла с табличкой с твоим именем под редакцией. Обнаружились пару самозванцев. И один предатель, сдавший тебя.

— Ясно.

— Егор, я знаю, что не было интервью, и что ты меня искал. Со вчерашнего вечера знаю.

Он долго молчал в ответ. На нее не смотрел. Рассматривал что-то за окном, снова вернулся взглядом к Руслане и спросил:

— Это что-то меняет?

— Да. Я должна… хочу попросить прощения.

— Все надо заканчивать вовремя.

Сердце отозвалось тяжелым ударом. И погнало кровь — вязкую и тягучую — по венам. Совсем как на даче дяди Паши. Снова откинула со лба челку — все еще сырую. Облизнула губы.

—  Почему ты тогда ко мне приехал? — спросила она. — Тогда… когда все началось. Почему?

— Ты уверена, что хочешь слышать правду? — Егор слабо усмехнулся.

— Да.

— Пьяный был.

— Из-за жены?

— Из-за себя.

— Ясно, — кивнула Руслана. — Простишь меня?

— Ну если тебе это так важно…

— Важно. Я-то себе не прощу… хоть ты.

— Хорошо.

— Спасибо. И что заморочила с чаем — прости. Не хочу я чай.

— Переживу, — он снова усмехнулся. Глядя на его усмешку, она в тугой узел скручивала себя. Только бы здесь не разрыдаться. А слезы уже сводили болью горло и глаза. Впрочем, какая разница, где плакать теперь? «Все надо заканчивать вовремя». Он ведь прав. А она всегда опаздывала.

— Ладно… я погнала… Работы валом, Гуржий презентацию сбацал… сказал, снова переделывать не будет, придется уговаривать.

— Захочешь продать — звони.

— Ты трубку не брал, а потом отключил телефон. Я знаю, я поступила тогда еще хуже… — снова засмеялась Руслана, ладонями зажала себе рот, чтобы не смеяться, но плечи продолжали трястись.

— Сел, наверное. Сто лет на глаза не попадался.

— Правда? — руки свесились вдоль тела. В глазах вспыхнуло что-то горячее, прозрачное. Расплавленное стекло.

— Что именно?

— Ничего… время тяну… глупость какая-то…

Она отлетела от стола и помчалась вон из кухни. А потом откуда-то из прихожей донесся ее вскрик:

— Хорошо тебе провести остаток отпуска! И это… спасибо за помощь с Загнитко!

— Пожалуйста, — негромко проговорил Егор и подошел к окну.

Видел, как она сбежала с крыльца. Позволил, наконец, воцариться в голове удивлению — она искала… приехала… извинялась…

Понять бы зачем?!

«Я никогда никого второй раз не впускала», — слишком громко проговорила в голове Росомаха.

К нему явилась впустить в третий? Как тут не удивляться!

Егор тяжело оперся на подоконник.

К дяде Севе он приехал сразу же после окончания конкурса. Отвез домой Вику и, не заезжая ни в гостиницу, где продолжал жить на время ремонта, ни на квартиру, хотя бригадир ежедневно дергал по поводу мозаики в душевой, позвонил Марценюку. Обрадовать зама собственным отсутствием.

Дядя Сева, наоборот, обрадовался его присутствию. Сначала воодушевившись заживлением рассеченной брови одному ему известными целительными мазями, а затем находя занятие в приготовлении ужинов и развлечении гостя.