Литмир - Электронная Библиотека

«JCS» стал для меня личным мифом, из которого всю жизнь черпаются слова, образы, ответы, примеры, лекарства. Уже почти сорок лет, сколько сотен раз я прожил трагедию героя, сколько сотен раз примерил к своей жизни его вопросы.

Ничтожно мало, как оказалось.

Недавно узнал, что исполнитель партии Христа в бродвейской версии – Тед Нили до сих пор поёт свою партию на сцене. Сорок лет он почти ничего больше не пел. Я увидел шестидесятилетнего Теда на сцене, и время остановилось. Передо мной был мудрец. Его вопросы к Отцу не изменились, но его глаза, его голос наждаком разодрали мне сердце. Словно провёл он эти сорок лет в израильской пустыне и только теперь понял, о чём его молитва.

Значит, я ещё не там, и мой личный миф, о котором я ещё ничего не знаю, зовёт идти дальше, в пустыню.

Навстречу себе

Отдайся крутым чувакам в Brioni

и счастья отсыпят тебе и воли

Из наболевшего

Успех был моим родным братом. Золотая медаль, лучший университет страны, счастливый брак, грин-карта в лотерею, два высших образования в Штатах. Легко шёл от одной победы к другой, брал количеством.

Но вскоре стал замечать, что очередной успех приносит всё меньше радости.

Особенно растерялся, когда в тридцать лет достиг всего, о чём так долго мечтал: крепкой семьи, престижной работы, достатка среднего американца, квартиры на 34-м этаже над озером Мичиган. Я вдруг понял, что это конец, дальше ничего не изменится. Будет просто больше всего того же. Машина побольше, дом побольше, счёт в банке побольше. Но во всём этом не было чего-то главного.

Не было меня.

Однажды во сне я увидел весь свой жизненный путь в Америке, даже цвет обоев в своём будущем доме, а потом – себя в гробу после мучительной болезни. Скоро у меня нашли астму. Сон начал сбываться.

Тогда я вернулся в Москву и начал заново. Оставил семью, грин-карту, машину и кошку. С новыми силами рванул в строительство российского бизнеса.

Строил и рос, пока не упёрся в ту же стену. Вот он, успех, но почему от него так грустно? И зачем карабкаться выше, если будет ещё грустнее?

Чем более материально достаточной казалась моя жизнь, тем меньшим в размере я себя чувствовал. Словно отдалялся от себя, жил в полжизни, рос назад.

Мне хотелось стать больше, разрастись. Вокруг появилось много женщин, я оставлял семя где попало, ходил в качалку, чтобы занять собой больше пространства, как одержимый обрастал визитными карточкам, чтобы пометить каждый угол. Мог бы отрастить живот, как это повсеместно делали мои друзья, находившиеся в точно таком же состоянии, да вовремя остановился. Но приходя вечером без сил в пустую квартиру, я снова слушал песню «Stone Temple Pilots»: «I’m half the man I used to be» (отменяосталосьполмужчины). Мне было тридцать три, мой успех затягивался петлёй на шее.

Я считал успех главной целью жизни. Всё, что я делал, имело множество причин: деньги, престиж, самооценка. Но среди всех дел не было ни одного, которое я продолжал бы, если бы все эти причины исчезли.

Так в этой комфортной жизни я оказался на краю.

И шагнул за край.

Помню июньский день 2006 года, когда я принял решение не возвращаться в корпоративный мир. Мой вечно разрывавшийся телефон вдруг затих. Друзья не согласились с моим поспешным шагом и решили держать дистанцию. Денег на счету оставалось максимум на год.

Я сидел в машине, вцепившись в руль, словно в гриву верного коня. Мы остались вдвоём на белом свете. Мосты назад сожжены. Впереди темно.

Я прикусил губу, слезы обожгли глаза, накатил приступ удушья.

– Ой, да и где, коник с тобой

Ночевать будим, да ночевать будим?

С того дня прошло десять лет. Теперь мне кажется, что это был самый успешный день в моей жизни. День, когда я шагнул себе навстречу.

История болезни

Эта история была рассказана много раз, но ни разу не записана. Меня специально попросили включить её в книгу. Что ж, как-то раз…

…я сильно заболел. Температура сорок. День-два-три. Сильные болезни случаются со мной редко, никаких таблеток я не пью, даже жаропонижающих, в больнице в последний раз лежал в пять лет.

Но на этот раз всё было иначе. На четвёртый день от жара стало сдавать тело и ломить голову. Я поддался на уговоры невесты выпить ибупрофен. Ещё три дня на таблетках результата не дали, я был истощён и подавлен. Сделали рентген. Пневмония. Срочно в больницу на скорой. Я плакал в машине от унижения – я никогда не лягу в больницу, а тут ложусь.

Начало декабря. Через неделю у нас билеты на Бали на Новый Год. В больнице мне говорят, что Новый Год я встречу на койке. Приехали.

Но это только начало. Через шесть дней меня вызывает главврач и объявляет мне, что выписывает меня до срока, потому что у меня подозрение на… туберкулёз, и я представляю опасность для окружающих. Идите, ложитесь в диспансер. Можем направить, можете сами.

Дальше – больше. Знакомый фтизиатр делает беглый анализ и подтверждает подозрения. Ложитесь, это сейчас лечится, всего-то четыре–шесть месяцев в больнице, а потом можно дома долечиваться… год–два.

Я не смог вместить всё это в голову и попросил две недели отсрочки на Новый Год. Накупил антибиотиков, взял невесту и уехал в наш дом в деревне.

Там жизнь стала приходить в норму, если не считать мелочей. Своя меченая тарелка, вилка, ложка. Никаких гостей. Слабость и потения по ночам. Кашель. Невесте регулярный рентген.

Я честно пил таблетки горстями, яростно парился в бане, простукивал лёгкие. И главное: искал причину и урок. Что мне хотят сказать высшие силы этой болезнью? Что я должен изменить в себе для восстановления баланса?

Вернувшись в Москву заметно окрепшим, я с трепетной надеждой сделал контрольный рентген. Пятно было на месте. Без изменений. Врач сказал: готовьтесь к госпитализации.

Я шёл коридором диспансера, в полусне озираясь на шаркающих мимо худосочных кашляющих пациентов. Обитатели этого горького пристанища в большинстве выглядели приезжими с юга и востока. Послышался запах лекарств и больничной столовой.

Дома, не приходя в сознание, я погрузился в виртуальный мир историй тех, кого постигла подобная участь. Мне попадались истории, как люди годами жили в больнице, выписываясь и возвращаясь с рецидивами, истории распавшихся браков и новых браков на больничной койке с такими же своими. Вылечив лёгкие, большинство героев переключалось на многолетнее восстановление печени, подорванной ковровыми бомбардировками сильнейших антибиотиков.

Создавалось впечатление, что мне уже оттуда не выбраться.

Но это не моя жизнь. Я так не хочу. Этому не бывать.

И тогда случился шаг за край.

Я сел вечером с невестой и сказал: «Я не лягу в больницу. Это моя жизнь, и я выбираю, как прожить её до конца так, как я хочу. Я поеду в Индию к отцу. Погреюсь на солнце, поменяю мысли и диету. Найду местных знахарей. Три месяца или полгода, как пойдёт. Если суждено вылечиться, значит, вылечусь, а сдохну, так сдохну. Но хоть не на больничной койке».

Надо сказать, что моему отцу за несколько лет до этого диагностировали рак простаты. И вместо операции он бросил бизнес, сел на диету, стал регулярно голодать и проводить по полгода в Индии, занимаясь йогой, аюрведой и путешествуя по святым местам. Через пару лет его врач не мог поверить в резкое улучшение его здоровья. Так что у меня был воодушевляющий пример.

Я сказал о своём решении врачу. Она пожала плечами и пожелала успеха.

Меня ждала новая жизнь. Я не знал её, но был готов.

И уехал бы, но в Москву вернулся наш семейный доктор, мастер тибетской медицины. Я поспешил к нему на приём.

Он привычным жестом послушал мой пульс, улыбнулся и сказал: «Вылечим за месяц». Дал порошков и наставления.

Я остался в городе, пил порошки и читал об особенностях тибетской медицины. Оказывается, тибетские врачи не знают такой болезни, как туберкулёз. Она для них не существует, как и большинство других болезней, открытых западной медициной. Зато они видят много других тонкостей состояния тела. Например, они различают несколько десятков видов жара, в то время как аллопатическая медицина видит только высокую и низкую температуру. Тибетский врач не борется с вредной палочкой, он возвращает организм в состояние баланса и мирного сожительства со всеми бактериями, его населяющими.

3
{"b":"798896","o":1}