Проснулись поздно, часов около одиннадцати. Комната была залита ярким солнечным светом. Людмила пошла в душ, потом приготовила завтрак. Ваиз лежал на кровати в раздумьях. Людмила ему нравилась, как и другие красивые женщины, но сказать, что он был влюблен в нее, было нельзя. После сегодняшней ночи он не знал, как вести себя дальше, тем более догадывался, что она к нему неравнодушна. Она надела на себя его рубашку вместо халата, которая прикрывала только верхнюю часть попы, из-за этого она казалась еще соблазнительней. Ваиз, забыв про завтрак, про грустные думы, снова привлек ее к себе.
Она ушла от него только в шесть часов вечера, сказав на прощание: – Не заморачивайся, Чегевара! Пусть это будет твоим сладким сном! – поцеловав его в ухо, выпорхнула, как будто ее и не было.
В понедельник утром все собрались на совещание у начальника отдела. Зубарев был в приподнятом настроении.
Дело, кажется, проясняется. Получили телетайпограмму от транспортной милиции: одна из проводниц опознала по фотографии Бурилина. Он сел в седьмой вагон скорого поезда в одиннадцать часов утра в тот день, сел не в Орехово-Зуево, а в Петушках. У него не было билета, проводница не хотела сажать. Он сказал, что в кассе нет билетов, а ему срочно надо на свадьбу в г. Дзержинск, это перед г. Горьким. Проводница пожалела его и пустила в вагон, даже денег не взяла. Вагон был купейный. Утро, пассажиры не спали, некоторые толпились в проходе. Наш клиент сел на откидной стул у окна в проходе, и она не заметила, когда и где он вышел. До Дзержинска он не доехал, там никто не выходил. В Коврове вышли шесть человек, но его она не видела выходящим, так как отлучалась в девятый вагон к начальнику поезда дать сведения о свободных местах. Обычно это делалось по внутренней связи, но был день, хорошая летняя погода, начальник стоял на перроне. Из этого сообщения можем сделать определенные выводы. Почему Бурилин не сел в этот поезд в Орехово-Зуево, где у него тоже есть остановка, а проехал в Петушки и станцию назначения назвал Дзержинск, а не Ковров. Ковров гораздо ближе, и денег за билет меньше платить. Похоже, наш клиент заметал следы. Ваиз, возьмись за него хорошенько, допроси, как следует, теперь есть, что ему предъявить.
– А обыски будем делать? – спросил Ваиз.
– Если расколется и сам все выдаст, будет проще. Он калач тертый, понимает, что к чему. Действуйте! – сказал начальник, закуривая вторую папиросу за совещание.
Бурилина привели в отдел, посадили на стул посередине комнаты. Присутствовали трое оперов Ахтямов, Воскобойников и Михайлов. За эти дни Бурилин зарос щетиной, глаза бегали, одежда помялась. Он переводил взгляд с одного опера на другого. В глазах виднелась тоска обреченного человека.
– Начальники, дайте закурить, – обратился он ко всем одновременно, но ему не повезло, в отделе, кроме начальника, никто не курил.
– Понятно! Кроме Зуба никто не курит! Может, стрельнете у кого-нибудь, жуть как курить хочется, – продолжил Бурилин.
– Чистуху напишешь, так и быть стрельну в коридоре, – сказал Ваиз, садясь верхом на стул напротив подозреваемого.
– Ты о чем, начальник? Я не при делах, у меня убойное алиби, процедил сквозь зубы Бурилин. Ты, Васек, знаешь, я не работаю по мокрухе!
– Подожди, а с чего ты взял, что речь идет о мокрухе? Тебя задержали за сопротивление милиции, почему тебе нужно алиби, не говорили! Отвечай, кого убил?
– Земля слухом полнится, училку грохнули, в КПЗ узнал, а то бы Колобок поехал за мной по мелочевке. Меня здесь не было! – стоял на своем Бурилин.
– Ладно, хватит дурака валять, тебя опознала по фотографии проводница скорого поезда. Сейчас поедем к тебе с обыском!
В ответ сначала послышался настоящий волчий вой, а потом Бурилин запел «Мурку».
– За сотрудничество со следствием, явку с повинной суд скостит срок, а он светит тебе немалый, а может и вышка. Добровольно выдашь монетку и браслет или поедем искать?
Тут Бурилина понесло: – Пишите явку с повинной, готов сотрудничать. Я не хотел убивать, дайте закурить!
Михайлов сбегал к ОБХСС-никам, принес пачку сигарет «Прима» и спички. Бурилин закурил и начал свой рассказ.
Магазин до трех часов не работал, я давно не был дома. Решил рано утром уехать на скором и к трем дня вернуться. Работа в магазине мне нравилась, не тяжело. Зарплата, правда, всего 67 рублей в месяц, но мне доплачивали по 5 рублей в день, кормили обедом, сами готовили. Мясо и колбасу завозили каждый день, работали без выходных получалось неплохо. В тот день завоз ожидался только в 16 часов.
Я никого не предупредил, мое отсутствие никто не заметил бы. По приезду домой я решил навестить учительницу Корнелию Михайловну, почифирить, у нее всегда классный чай. Чаем ее снабжал Наимов, она с собой мне всегда пачки три-четыре давала. Учительница была дома, как всегда, заварила мне густой чай, сделала бутерброды. Она меня любила, как сына. Я брал у нее в долг перед отъездом 25 рублей, вернул. Мне постоянно приходилось выслушивать ее нравоучения. В тот день все повторилось:
– Бери пример с Руслана Наимова, он скоро докторскую защитит. Работает почти круглосуточно, меня каждую неделю навещает, бывает и чаще. Ты ведь тоже был способным учеником, займись чем-нибудь толковым.
Я ей отвечаю:
– Ничего умного он не придумал, работает где-то младшим сотрудником, только вот деньги умеет зарабатывать, да дефицит доставать. А по моей технологии половина Орехово-Зуево самогон гонит. Если бы мог достать больше нержавейки, изготовил бы самые лучшие аппараты. Могу сделать спирт из любого подручного сырья: яблок, помидоров, картошки, березового сока, гороха, из опилок из чего хотите!
Она мне на это и говорит:
– Ладно! Ты не болтун, я тебе скажу, хотя Руслан просил никому не рассказывать. Он сделал открытие, которое в голове не укладывается. Я химик и то не верила, пока он не подарил мне образец. Он научился добывать золото из шлака и жидкостей.
– Что, алхимиком стал? – не поверил я.
– Сиди здесь, сейчас покажу, сказала Корнелия Михайловна, уходя в комнату. Я допил чай, слушая ее шаркающие шаги. Она принесла и положила на стол шкатулку, открыла ее, там лежали желтая монета и брошь. Брошь меня больше заинтересовала очень качественная работа.
– Смотри, это чистое золото, оно мягкое и желтое. Руслан сам его добыл. Когда он опубликует свои труды будет сенсация. Это тебе не спирт гнать.
Не знаю почему, но ее слова задели меня, еще я засомневался, что монета действительно золотая, подумал, дурят бабулю. Я видел, куда она положила шкатулку, решил незаметно взять монетку и оценить в ломбарде, вывести на чистую воду ее любимого ученика. Пока она собирала мне на кухне в пакет чай и колбасу, я вроде ходил туда-сюда, а сам незаметно забрал монету.
– Хорошо поешь, Чита! А брошь-то зачем взял? – прервал его Ахтямов.
Воскобойников и Михайлов, открыв форточку, махали папками, выгоняя дым от сигарет Бурилина. Он непрерывно курил, глубоко затягиваясь и, как побитая собака, жалобно глядел на них.
Бес попутал, воровская привычка, взял машинально, не задумываясь. Брошь-то успел кинуть в карман, а монету не успел, держал между пальцев. Когда забирал пакет, монета выскользнула и покатилась по столу. Она увидела, плюхнулась на стул и говорит:
– Виктор! Разве этому я вас учила? Думаешь, мне монету жалко? Нет, я веру в тебя потеряла. А монету можешь взять, если твоя совесть так низко пала. Ой, боже! Я тебя, как сына любила! – и в этом духе она причитала. – Лучше бы поругала или накричала. Я не знаю, что на меня нашло, такая злоба появилась на весь белый свет. Схватил с тумбы узенький такой нож и ударил ей в спину, не глядя.
– Ага! Не глядя, прямо в сердце, – прокомментировал Михайлов.
– Потом что было? – продолжал допрос Ваиз.
– Потом пришел в ужас от содеянного. Я ее тоже любил по-своему, больше, чем родную мать. Стер отпечатки на чашке и шкатулке, забрал в тумбочке десять пачек чая и пошел этажом ниже домой. Матери дома не оказалось, меня никто не видел из соседей. В общем, спрятал монету и брошь дома, идти в ломбард было опасно. Взял с собой чай и рванул на электричку до Петушков, остальное вам известно, закончил свой рассказ Бурилин.