Где бы это ни находилось.
— Не знаю, почему вы думаете, что Ник придет, — задыхаюсь я, голос пронзительный и дрожит в ушах.
И раньше видела, как сумасшедшие срываются, а тут я одна. Если Ник придет…
Нет, я не могу об этом думать. Не сейчас.
— Мы не разговаривали годами. Что бы у нас ни было, этого больше нет. Я не тот рычаг, который вам нужен.
— Не стоит недооценивать себя. Я уверен, что, при виде вас, вновь вспыхнуло старое пламя. Он придет.
Он откладывает книгу, оставляя ее открытой на столе. Она написана символами, которые я не узнаю, и на обложке есть серебряный глаз, который пугает меня, когда бросаю на него взгляд, как будто он смотрит на меня, сквозь мои глаза и в мою душу.
— Когда мы разговаривали, он казался обеспокоенным вашим благополучием. Возможно, вы недооцениваете его привязанность к себе? Я наблюдал за мистером Холлераном некоторое время. Я знаю его характер. Когда он прибудет, а он прибудет, и сделает то, что мне нужно, вы сможете уйти. Вы мне больше не понадобитесь.
— Я могу уйти? Как будто существует лучший вариант?
Марвин смотрит на меня холодными глазами. Он огромный, такой большой, что его голова достает до стропил крошечного бревенчатого домика. Я благодарна ему за то, что он разжег огонь, хотя это и не для моего блага. Он готовит ритуал, по его словам. Меловые пентаграммы и надписи покрывают пол и стены, и какая-то часть меня жалеет, что вообще встретила Ника Холлерана.
Только вот он бы умер, если бы мы никогда не встретились, и что бы он ни говорил, в жизни есть что-то святое. Я верю в это еще больше, когда Марвин нависает надо мной. Этот человек может убить в мгновение ока. Он и убивал. Я узнаю хищника.
— Если вы останетесь здесь, вы будете свидетельствовать перед Отцом. Будете греться в его присутствии. Даже такая незрячая, как вы, не сможет его не заметить.
— Я не понимаю, почему встреча с вашим отцом вызовет у меня желание остаться.
Слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю их сдержать. Нервный смешок, паника, заполнившая мою грудь и затопившая мой мозг, соскальзывает с моего языка. Это одна из тех вещей, по которым я скучала в Нике с тех пор, как мы встречались в последний раз. Казалось, он никогда не оставался без реплики, и он ценил ее в ответ.
Обычно я могу проглотить их в неподходящий момент, в отличие от него, но сейчас мои мысли и рот в полном беспорядке.
Если бы я мыслила здраво, то никогда бы не сглупила, чтобы ввязаться в эту историю. Ник и я, мы оба в опасности, и это все моя вина.
Я вздрагиваю, когда Марвин делает шаг ближе, но он опускается на корточки, на его лице появляется широкая улыбка, которая не достигает его бездушных глаз.
— Не мой отец, мисс Риберио. Он сплошное разочарование. Для меня, для вас, даже для милосердного Бога, которого он так жалко любил. Большую часть своей бессмысленной жизни он провел в служении божеству, из-за которого мы все оказались в аду. Это вполне уместно для такого кроткого, ничем не примечательного человека. Я говорю о Люцифере. Когда мистер Холлеран прибудет и окажет свою помощь, мы встретимся с Люцифером. Истинным Отцом. Мы существуем в его царстве, и я давно хотел посвятить себя служению ему. Я многого достиг в своем обучении, посвятил себя ему с того момента, как моя первая смерть открыла мне глаза. Когда я встречу Отца, дело моей жизни наконец начнется по-настоящему.
Я понимала, что Марвина не здоров, но, глядя в его лицо, осознала, что он просто сошел с ума. Ник рассказывал мне об Аде — одержимость им, и я, выступая в роли его психотерапевта, часто вбивала клин между нами, но то, с какой горячностью Марвин говорит об этом, — это нечто иное. Ник постоянно имеет дело с такими людьми, как этот?
Его мир — это то, с чем не уверена, что смогу справиться, и я пыталась броситься в него с головой. Я полагала, что готова.
Ник всегда держал меня на расстоянии, когда дело касалось его дел, но он не всегда видел полную картину. Он сказал мне, что предупредил Марвина вчера вечером, но когда мое такси проезжало мимо, я увидела выражение его лица. Я знала, что он придет за Ником, и хотела остановить. Выяснить, где он живет, позвонить в полицию, рассказать о преследовании, предупредить его, если придется, самой.
Боже, я хочу кричать, плакать, умолять. Но в душе понимаю, что это не поможет. Я здесь, пока у него нет Ника.
Я опускаю глаза и подаюсь назад, единственная защита, что могу себе позволить, если Марвин сорвется.
Пусть говорит. Он нарцисс. Человек с планом. Он хочет, чтобы все видели, какой он особенный.
— Какое отношение Ник имеет к Люциферу?
Я бы подумала, что Дьявол немного выше по рангу, чем Ник. Зачем высшему злу частный детектив из Хейвена?
Марвин наклоняется вперед, заставляя меня вздрогнуть. Он пахнет… слишком чисто. Как место преступления после отбеливания. Пот льется с его лица, смешиваясь с кровью, сочащейся из раны. С кончика его носа капает водянисто-красная бусинка и падает мне на колени. Он так близко. Он как будто подталкивает меня, не сдвигая с места, а я ненавижу, когда меня загоняют в угол.
— Потому что у него не будет выбора. Я считаю, что Люцифер, по причинам, известным только ему, защищает мистера Холлерана. С момента своего возрождения он был таким непримечательным, шатаясь по Аду с полузакрытыми глазами. Затем, два дня назад, его посетил Отец. Теперь его нефилимы следуют за ним. Есть способы призвать Люцифера, но я не хочу подчинять его себе. Я недостоин этого. Напротив, я хочу служить и занять свое место у его ног. Но интерес Отца к детективу дает мне возможность. Мои друзья подвергнут жизнь мистера Холлерана опасности. Если это не сработает, он заставит меня причинить вред вам, пока не сдастся и не вызовет самого Отца. Он говорит, что не может, но я ему не верю. Если он откажется, я убью его; долгой, мучительной смертью. Если ничего другого не останется, это привлечет внимание Люцифера.
Я рычу, бросаясь головой вперед с такой силой, на какую только способна. Мой лоб врезается в его нос. Я чувствую, как сплющиваются кости и хрящи. Марвин отшатывается назад, и импульс увлекает меня за собой. Я снова падаю на пол, на этот раз лицом вперед. Я могу только повернуть голову так, чтобы удар пришелся на мою щеку. Боль взрывается в моей челюсти, но по рваным вздохам Марвина я понимаю, что все это того стоит.
Я напрягаюсь, ожидая удара или пинка, когда он поднимается на ноги. Вместо этого комната сотрясается, когда Марвин поднимает стул и во второй раз ставит меня прямо. Я сжимаюсь, съеживаюсь и закрываю глаза, ожидая побоев.
Может быть, мне не следовало ничего делать, но мне нужно встать с этого стула и сбежать от него. Он говорит, что не причинит мне вреда, но после того, как он убьет Ника, почему бы ему не убить и меня? Я не знаю, что делать.
И ему нужен кто-то, на ком он сможет выместить свой гнев, когда Люцифер не появится.
Секунды тянутся, но все, что я слышу, это влажное, рваное дыхание моего похитителя.
Я приоткрываю глаз. Марвин снова стоит у стола, с книгой в руках. Под его глазами набухли фиолетовые пятна, из разбитого носа струятся темно-багровые ручейки, но если ему и больно, то по глазам этого не видно. Они не показывают никаких эмоций, если уж на то пошло.
Кровь заливает его белую рубашку, стекая каскадом с избитого лица. Даже не пытаясь остановить поток, он откладывает книгу и расстегивает пуговицы на промокшей рубашке. Отбрасывает ее в сторону, но мой взгляд притягивает его голый торс.
Марвин грузен, но под дряблостью скрывается толстый слой мышц, придающий его торсу и рукам плотный, крепкий вид. Но не это заставляет панику бурлить внутри меня, а слезы стекать по лицу. Его кожа покрыта татуировками — копиями пентаграмм и надписей из окрестностей хижины, выполненными во множестве цветов, и они извиваются по его коже, как ужасное, живое произведение искусства.
Над сердцем у него яростные следы, как будто он порезал себя ножом. Их так много.