— Значит, мы даем Гидеону свободу действий? — спросил он, зная, что это невозможно.

— Мое мнение? — спросил Рул. — Или это риторический вопрос?

Иногда эта Порода была слишком умна для своего же блага. Конечно, именно поэтому Джонас повысил его до должности директора отдела.

— Твое мнение, — кивнул Джонас.

— Ни у кого из нас нет свободы действий. — Отвернувшись от него, Рул активировал драгун, когда Джонас прищурился, ожидая. Он знал, что последует продолжение.

— Свободная воля — это такая же сказка, как и то, что говорят о Гидеоне, поскольку свобода воли и свобода — это миражи, когда речь идет о Породах, — выдавил Рул, явно не довольный сделанными им выводами по вопросу о свободе. — Если бы я был на твоем месте, я бы дал ему мираж свободы. Эту же сказку мы дарим друг другу. Это создает долг, одолжение. Ему врут, что он может жить своей жизнью и принимать свои собственные решения, и он врет нам, что у нас есть его преданность. Затем, когда все идет к черту, и мы находим общественное мнение скорее нашим врагом, чем нашей силой, мы вспоминаем об оказанной услуге и даем монстрам правду о свободе воли. Возможно, это все, что спасет некоторых из нас в этот момент.

Драгун сорвался на полной мощности с припаркованного места за считанные секунды, мчась через пустыню, пока Порода управляющий им контролировал местность с суровым, почти мрачным выражением лица. С тем, которое Джонас изучал с прищуренными глазами, когда он позволил видениям всего, что окружало эту Породу, проникнуть в его чувства.

Тем не менее, тот, кто успокаивал его разум, был львом, одетый в доспехи, когти, сталь, голубыми глазами дикими и полными смерти.

Это существо всегда будет сдерживаться, всегда контролироваться до тех пор, пока, как говорил Рул, мир не покатится к чертям в отношении Пород.

Это был первый раз, когда Джонас почувствовал эту часть этой Породы, и он подозревал, что именно эта его часть убедила Правление предать десятилетие верности Джонасу за мираж свободы одной Породы.

Гидеон понял, что скрывал Рул.

«Триггер», — устало подумал Джонас. Все, что для этого потребовалось, — это правильный пусковой механизм, и это «что-то среднее» — та часть, которую Рул определил как то, что все Породы имели внутри них — было тем, чего Джонас боялся больше всего.

Поскольку у него было чувство, что триггеры были гораздо более чувствительными во многих Породах, чем кто-либо знал.

***

Репортеры. Они разбили лагерь у ворот, словно стервятники, сидевшие в ожидании смерти. Или мельком увидеть ее.

Ей следовало ожидать этого — минутная новость об аресте Рэймонда и выдвинутые против него обвинениях, одним из которых было покушение на убийство женщины, которую все считали его дочерью, Клэр Мартинес.

Всплывет ли правда, что она не Клэр?

Не многие знали. Те, кто не хотел, чтобы правда рассказала больше, чем она хотела, говорили прямо сейчас.

К тому времени, как она проскользнула обратно в дом и поднялась наверх, чтобы осмотреть имущество за стенами, на каждой стороне ограждения, прямо за восьмифутовыми стенами, стояли фургоны.

Стоя в комнате для гостей и заглядывая под кружевные занавески, она поняла, что там больше, чем просто репортеры. Через узкую двухполосную дорогу графства стоял знакомый драгун. Пока она смотрела, с другой стороны появилась красивая белокурая голова, и Эшли безумно махала рукой, дразня с улыбкой на губах. Без сомнения, она знала, что Кэт смотрит.

Секунду спустя журналисты повернулись и стали фотографировать, поскольку Эшли, казалось, действительно позировала им. Пока кто-то довольно грубо не толкнул ее обратно в драгун.

Что за черт…

Менее секунды спустя, зашифрованный спутниковый телефон, который Джонас дал ей за несколько месяцев до того, начал вибрировать. Каким-то образом она знала, кто это был.

— Эшли, почему ты просто не позвонила мне для начала? — Кэт с удивлением ответила на звонок. — Тебе не нужно было ждать, чтобы привлечь мое внимание.

— О, я махала папарацци, — русский акцент был обаянием в чистом виде. — Держу пари, Кэт, они снова разместят мою фотографию на первых страницах. Видишь, какая я замечательная подруга? Не бойся, я спасу тебя от них.

Эшли чокнутая.

Некоторое время Кэт размышляла, смогла ли женщина-койот оправится от пули, которая вонзилась в ее грудь, и от полученного опыта смерти. Она дважды умирала на операционном столе. Во второй раз хирурги почти потеряли надежду вернуть ее.

— Поверь, я ценю это, — заверила ее Кэт. — А твой альфа?

— О, Дель-Рей был вызван обратно в отель. Он оставил Брима Стоуна присматривать за детьми. Он все еще балует меня и позволяет мне быть плохой девочкой, — Эшли протягивала слова, ее акцент стал сильнее, и Кэт практически могла видеть, как она подмигивает, прежде чем поцеловать Брима, пока она накручивала свои окрашенные светлые локоны.

Однажды Дель-Рей запрет ее ради здравомыслия свободного мира. Она распространяла смех и сумасшествие, куда бы ни пошла, если был потенциал для этого.

— Итак, ты хотела бы мою компанию ненадолго? — спросила Эшли. — Я подумала, что подойду к очень обаятельным репортерам, продемонстрирую немного зубов — ты знаешь, мои резцы были заточены и отполированы до прекрасного блеска вчера — затем я могла бы просто перепрыгнуть через твой забор и заставить их всех чувствовать себя как ленивые маленькие задницы, потому что они не могут сделать этот прыжок.

О, она так хотела это увидеть.

— Давай же, — предложила Эшли. — Ты так сильно хочешь узнать осмелюсь ли я, не так ли, Кэт?

Никогда не подначивай койота. Кэт чуть не рассмеялась. Эшли умоляла быть смелой. Это было одно из ее любимых увлечений.

— Хорошо, Эшли, я разрешаю тебе. Но ты не можешь навредить журналистам. Еще одно колено в пах, и ты не получишь горячий шоколад, который я делаю.

— О, я получу горячий шоколад, Брим, — сказала она, дразня правую руку альфы. — И она разрешила мне.

Однажды Брим положит хорошенькую кокетливую маленькую Породу на колено и отшлепает ее задницу.

— Готовь мой шоколад, Кэт. Я уже в пути.

Кэт действительно хотела посмотреть веселье, но она испугалась, что снова станет свидетелем Эшли, когда она «случайно» искалечила другого репортера. Ни за что на свете она не станет смотреть. То, чего она не увидит не нужно будет пересказывать.

Она сделает шоколад и позволит Эшли рассказать ей все об этом.

Брим может быть свидетелем.

• ГЛАВА 11 •

Никто из репортеров не пострадал во время зрелищного представления Эшли.

Конечно, Кэт не смогла устоять и вернулась назад посмотреть шоу. Эшли просто слишком интересна.

Когда она говорила, ее клыки блестели, один бог знает, что она сказала им, затем легкий прыжок, и она присела на краю глинобитной стены в восьми футах от земли, в то время как засияли вспышки фотокамер. Без сомнения, она наверняка будет на первой странице почти каждой газеты и веб-сайта в стране.

— Ты сумасшедшая, Эшли, — заявила она, когда маленькая белокурая женщина-койот зашла на кухню с довольной улыбкой, изогнувшей губы, а смех осветил ее добрые серые глаза.

Кэт поставила две чашки горячего шоколада на стол, накрытый в нише, окруженной окнами.

— Я — койот, — заявила Эшли, небрежно пожав плечами.

Скользнув в кресло, женщина Пород подняла одну обтянутую кожей ногу на сиденье мягкого кресла, откинулась назад и жадно посмотрела на дымящийся шоколад.

— Пей шоколад, — засмеялась Кэт, садясь напротив нее. — И расскажи мне, что происходит.

Эшли надула маленькие губы.

— Я не могу навестить подругу?

Кэт подняла чашку шоколада и отпила, а затем снова поставила на стол и посмотрела на другую женщину, повторив ее действия.

Наслаждение шоколадом у Пород было просто поразительным. Выражение лица Породы койота — полное блаженства. Сладость была для Пород тем же, что и наркотики для людей.

Больше ничего не было сказано, пока горячий шоколад не был выпит до последней капли, а затем Эшли откинулась на спинку стула и уставилась на нее с более мрачным выражением лица.