Только сейчас, глядя на рыболюдов, щурясь от блеска их чешуйчатой кожи, я поняла, что мне не скрыться отсюда. Не сбежать, не побыть в одиночестве, по крайней мере до тех пор, пока я не найду возможность сойти на землю – там они меня не достанут. Впрочем, высаживаться на какой-нибудь необитаемый остров смысла нет – они просто дождутся того дня, когда им можно будет сойти на берег, и заберут меня. Поэтому если и бежать, то непременно на континент. И подальше, в его глубь,на несколько дней или недель пути, – так, чтобы никогда и близко не подходить к морю.

Мысли текли вяло, и вскоре я провалилась в тяжёлый сон. Сквозь него иногда всплывало беспокойное сознание, и в такие моменты я пыталась вспомнить что-нибудь о прошлом Эстер, но ясной картинки так и не получила. Перед глазами метались тени и размытые образы: тот самый офицер, с которым она провела ночь, белокурые локоны, женский смех, потом – морская пучина, мерзкая вода в лёгких. И нестерпимая боль, то ли физическая, то ли душевная, терзала и рвала грудь. Она – как открытая рана, в которую ветер наносил песок и сор, саднила и чесалась, и хотелось вырвать сердце или зачерпнуть уже, наконец, носом воды, только бы загасить нестерпимый пожар в груди.

Я очнулась, ощутив прикосновение чьей-то руки к спине. Открыла глаза, когда Стэфан уже поднял меня на руки и спустился в трюм.

Голова нещадно гудела, тело, затекшее в неудобной позе, ныло, по ногам бежали мерзкие мурашки, как будто я отсидела их, а теперь пыталась ходить.

– В следующий раз постарайтесь найти более подходящее место для сна, – проворчал Стефан, укладывая меня на кровать в моей каюте.

– Простите, – пробормотала я и почувствовала жуткую сухость во рту. – Видимо, я ещё не совсем оправилась, и эта встреча с капитаном другого корабля немного… выбила меня из колеи.

Стэфан уже собирался уйти, повернулся, и его взгляд упал на клетку с крысюком, который сопел, свернувшись в аккуратный клубок. Капитан поморщился, наклонился над клеткой, рассматривая странного грызуна, но так ничего и не сказал. Он уже потянулся к двери, но я не собиралась и дальше оставаться в неведении.

– Что это был за человек? Как вы познакомились? Расскажите, прошу вас! – голос вдруг обрёл неожиданную силу, и я озвучила просьбу громче, чем намеревалась.

Стэфан обернулся, внимательно посмотрел на меня, блеклые глаза под приподнятыми бровями сверкнули слабым удивлением.

– Если вам угодно выслушать, – Стэфан опустился на край моей кровати, а я села, обхватив руками колени, и приготовилась слушать. – В некотором роде мы с ним были коллегами. Видишь ли, почти двести лет назад три корабля подошли к берегам Южной Америки. Нам было приказано подчинить или прогнать местных, новые земли должны были стать колониями Голландии.

Услышав знакомые названия, я замерла. Даже страхи отступили перед жгучим любопытством: ужасно хотелось узнать, насколько похоже развивались истории этого мира и моего, родного.

Заметив мой интерес, Стэфан улыбнулся, но как-то печально.

– Но местные боги решили защищать свой народ. Нам удалось одолеть одного из колдунов – майя звали его Хуракан. Тогда две древние богини – теперь я знаю, что их звали Икешь и Иктаб – объединились, чтобы наложить на нас проклятье. Они зачаровали нас, и теперь мы трое – Я, Фредерик Мариетт, которого ты видела сегодня, и Карел Беккер – наш товарищ, который сейчас по ту сторону континента – должны вечно странствовать по морям, собирать души тех, кто погиб в море, и раз в семь лет сходить на землю, чтобы опустить эти души во врата Шибальбы – подземный мир, где боги до сих пор живут и питаются своими жертвами.

Я слушала, затаив дыхание. Грызун проснулся и, почуяв моё присутствие, завозился в клетке.

Я шикнула на него, и он отвернулся, демонстративно взмахнув блестящим хвостом.

Стэфан задумался о чём-то и замолчал. Может, вспоминал те времена, когда ещё был человеком. А у меня в голове назрел вроде бы не слишком значительный, но не дающий покоя вопрос, который я всё же решилась задать.

– Но раз вы все из Голландии, почему говорите на другом языке? – я не стала уточнять, что речь обоих капитанов португальская, да и в целом вопрос казался рискованным. По логике моего мира они должны были говорить на немецком, но кто знает, как какие финты выписывает местная история.

– Со временем голландских колоний здесь почти не осталось. Всё поделили между собой Испания и Португалия, и мы переняли местный язык – для удобства, – буднично пояснил Стэфан, не усмотрев в моём вопросе ничего странного.

Я собиралась спросить о чем-нибудь более важном – например, о причинах конфликта двух капитанов, но не успела. В каюту влетел растрепанный и как всегда спешащий Ги, и, едва отдышавшись, позвал Стэфана на палубу. Судя по весёлому виду паренька, ничего страшного не случилось, так что я осталась на кровати, когда капитан-амфибия вышел. Как только дверь за ним закрылась, я упала на жёсткую подушку и повернулась к крысу.

– Ни черта не понимаю, – призналась я, глядя в большие розовые глаза.

Крыс, поняв, что я обращаюсь к нему, подполз ближе – насколько позволяли прутья клетки – и уставился на меня в ответ.

– Получается, в этом мире оживают боги, которые в… в общем, которых я раньше считала мифическими. Белен… Мариота говорила, что посвящена Белену. Теперь я вспомнила! Это кельтский бог-врачеватель. Интересно, какие ещё пантеоны здесь "ожили"? Как сосуществуют греческий и римский – они ведь по сути одно и то же? Есть ли единый бог, и если да, то христианский он или исламский. А может вообще – будда? И выходит, что приверженцев разных религий после смерти ждёт разная судьба?

От размышлений голова пошла кругом. Я закашлялась, сухость во рту становилась нестерпимой. Ещё и узкие стены нагнетали тревогу – хотелось как можно скорее сбежать от их давления, но сил подняться почему-то не было, как будто жуткий сон вытянул из меня всю энергию.

Крыс повёл носом, пискнул и вдруг вцепился зубами в прутья клетки. Не отчаянно-дико, а скорее демонстративно погрыз их, а потом снова уставился на меня.

– Голодный, – догадалась я, наконец. Хорошая же хозяйка – морю зверька голодом.

Крыс кивнул, его взгляд стал почти умоляющим.

– Ладно, сейчас что-нибудь придумаю.

Я вздохнула и все-таки поднялась с кровати. Перед глазами слегка поплыло, но моргнув несколько раз, я почти избавилась от мерзкого чувства слабости.

Надо сходить на камбуз: там могут быть какие-нибудь объедки, да и воды неплохо бы попить. Плечи невольно дёрнулись от мысли о встрече с жутким коком, но я вспомнила, как меланхолично он поставил перед моим носом тарелку, и глубоко вдохнула. Враждебности не проявлял, а что до его рыбоподобной внешности – ничего не поделаешь, придётся привыкать.

Я выбралась из каюты и огляделась. Если я правильно поняла, этот корабль очень похож на парусники восемнадцатого века. Земного, разумеется. Если это так, то от офицерских кают – а поселили меня в одной из них – надо выйти на палубу. На другом конце корабля будет камбуз.

Выбираться под открытое небо снова не очень хотелось, но в горле нещадно першило, а крыс показательно расстелился по полу клетки слабой тряпочкой. Маленький манипулятор, и зачем я его вообще оставила?

Выбравшись в небольшой, общий для всех офицеров зал, который, судя по тарелкам на столе, служил им и столовой, я заметила Мариоту, которая сидела на стуле, ловко балансируя на двух его ножках, с запрокинутой к потолку головой. Её волосы покачивались в такт движениям корабля и в слабом свете походили на песчаные дюны в вечерней тени. Она прикрыла глаза, из её губ вырвались слова незнакомого мне языка. Пока что лекарка меня не замечала.

Я ещё немного постояла, разглядывая её. Красивая – гораздо более эффектная, чем я, вернее, чем Эстер с её маленькой фигурой, тонкими чертами лица и бледными губами. Жаль, я не по девочкам.

Украдкой вздохнув, я попыталась проскочить мимо Мариоты как можно тише, но не рассчитала движения и вписалась в другой стул – ещё не до конца привыкла к палубе, "морские ноги" не появились, как говорили старые моряки.