– Но вы задали вопрос!..

– А вы можете не отвечать. Это нормально, профессор, нормально, – успокоил Воронцова изобретатель. – Вы видите меня в первый раз, у нас есть общие знакомые, поэтому, конечно, к чему откровения. Да я и не требую, и даже не прошу! Это – ваше личное… И потом, профессор, вы тоже видели эту бабу с косой, – стало быть, понимаете, что к чему в этой жизни… Хотя другой жизни, говорят, не бывает… Что касается проникновения в душу другого, так я готов помочь вам, профессор. Если бы вы не были в Афгане, то я бы вам отказал…

Воронцов удивленно посмотрел на изобретателя.

– А почему?

Изобретатель молча налил из чайника чай себе в чашку с драконами и, помолчав, ответил:

– А потому, что вы, профессор, видели смерть. Видели совсем близко. Как и я. И потому право имеете… проникнуть в ту душу, в которую эта баба пришла… Что знают о смерти люди, никогда не видевшие ее воочию? Да ничего они, профессор, не знают. А мы, видевшие ее очень близко, знаем многое. Мы – иные люди, профессор, другие. А вы – еще и врач. Поэтому у вас есть право. И я готов вам помочь.

Профессор внимательно посмотрел на изобретателя.

– Спасибо вам, Саша.

Он сел в кресло и стал что-то искать на своем столе. Беседа прервалась…

Молчание, после того, как люди сказали друг другу нечто важное, всегда бывает неловким. Люди словно еще раз взвешивают только что сказанное друг другу, оценивают важность и необходимость произнесенного, его ценность и последствия взаимной откровенности и признаний… Только слова взаимной любви не терпят молчания. Все остальные признания людей пробуждают мысль…

– Командуйте, профессор, – сказал изобретатель, нарушив, наконец, тишину.

Еще несколько минут они обсуждали, как лучше воплотить их замысел, ведь больной все еще находится в операционной, служащей ему одновременно и реанимационной палатой. Профессор сказал, что так он делает всегда, если больной слишком «тяжелый», и малейшее движение может ему навредить. Изобретатель удивился, что в клинике есть возможность оставить больного в операционной, но профессор пояснил, что для случаев, подобных вчерашнему, в клинике есть еще две операционных, готовых принять самых тяжелых больных. А помимо них – еще две операционные, в которых только оперируют, а потом сразу отправляют в реанимационное отделение. Профессор решил не ждать, когда «стрелка» – по показаниям – можно будет переместить в реанимационное отделение. Он использует оборудование изобретателя прямо в операционной.

Через десять минут в кабинете профессора появились его ближайшие помощники: «тунгус» Сережа, Юрий Михайлович, Маша и еще один высокий худосочный молодой человек в элегантнейших очках в золотой оправе. Профессор объяснил, что им необходимо продезинфицировать оборудование, принесенное изобретателем, для перемещения его в операционную, в которой находится «стрелок», и занять место дежуривших в операционной на время обследования состояния головного мозга больного и «скачивания» информации. Профессор пояснил, что это обследование – часть его секретной работы по исследованию головного мозга, а потому попросил коллег не обсуждать с сотрудниками клиники, да и вообще с кем бы то ни было даже сам факт подобного исследования. Давая молодым людям понять, что они причастны к некой тайне, профессор сознавал, что причастность к тайне делает одних людей ее приверженцами и последователями доверившегося им человека, а других – тайна делает предателями. И потому он не объяснил главного: предполагаемый конечный результат «обследования» головного мозга «стрелка». Из присутствующих, естественно, только «тунгус» Сережа знал, с какой целью присутствует здесь его друг-изобретатель. Но он был предупрежден…

Приготовления к проведению эксперимента у профессорской команды не заняли много времени. Всего через пятнадцать минут изобретатель, облаченный в костюм хирурга, уже находился в операционной и прилаживал к голове «стрелка» свои датчики, которые должны были считать и передать в его компьютер гигантский объем информации, извлеченной из глубокой памяти «стрелка».

Изобретатель работал молча. «Тунгус», профессор, Юрий Михайлович и молодой человек в очках внимательно наблюдали за его действиями.

Наконец, изобретатель потрогал зачем-то на голове шапочку, поправил маску и, кивнув, сказал:

– Я готов.

– Хорошо, – произнес профессор. – Да поможет вам Бог.

Изобретатель вышел из операционной в смежную комнату, где стоял его мощнейший «ноутбук», от которого в операционную и далее – к голове «стрелка» – тянулись довольно толстые разноцветные провода.

…Через один час двадцать три минуты сорок семь секунд изобретатель нажал на панели монитора кнопку «сохранить». Сохраненный в заархивированном виде файл «Для профессора», в котором лежала извлеченная из «стрелка» его память, «весил» девятьсот семьдесят целых семьсот тридцать шесть тысячных «терабайт».

Изобретатель поднялся из-за ноутбука и, встретившись взглядом с профессором, скрестил руки на уровне лица, давая понять профессору, что сеанс завершен.

Профессор отсоединил датчики от головы «стрелка», как показывал ему изобретатель, и, аккуратно смотал провода, тянувшиеся от операционного стола к выходу.

– Как, Саша, полагаете, у вас получилось? – спросил профессор, выйдя из операционной.

Изобретатель, принимая из рук профессора смотанные им провода, улыбнулся.

– А как же профессор? Когда было иначе? Все получилось.

– Вы знаете, я отчего-то волнуюсь. Как в молодости перед экзаменом…

Изобретатель снова улыбнулся. Он отсоединял датчики, скручивал провода и укладывал их в разные пакеты. На столе загадочно светился монитор его ноутбука.

– Не волнуйтесь, Леонид Семенович. Вся информация вошла просто великолепно. Ни сбоев не было, ни остановок. Головка-то у вашего пациента работает, хотя она и с лишней дыркой. Ну, с этим вы тут разберетесь, а у меня, профессор, теперь много работы.

– Да, Саша, я понимаю… А когда примерно, вы…м-м-м… дешифруете записанное, и переведете память нашего пациента в слова? – волнуясь, спросил профессор.

Изобретатель задумался на несколько секунд, словно что-то подсчитывал, и ответил:

– Машина, – кивнул он на ноутбук, – и мой главный «комп» сделают это за трое суток непрерывной работы. И потом я буду готов передать вам весь материал в электронном виде. Потребуется, конечно, много флеш,–дисков… Но я что-нибудь придумаю, – задумчиво сказал изобретатель. – А может, профессор, вам не нужен весь материал сразу? А только за последние несколько лет? Там ведь будет очень много текстов, в основном диалоги, разные картины, всякие абстракции… Там будет очень много материала.

Профессор с прищуром посмотрел на изобретателя.

– Саша, разве сейчас есть какая-то техническая причина, которая может помешать вам в передаче сразу всей информации?

– Да, в общем-то, нет. Хорошо, я сделаю, как вы хотите. Через четыре дня информация полностью будет у вас, – уверенно сказал изобретатель и, улыбнувшись, продолжил. – Не забудете, профессор, поделиться… нет-нет, не славой… слава мне не нужна, а…результатами своих исследований?

Профессор с улыбкой ответил:

– У меня, Саша, хорошая память на добрые дела.

Изобретатель подошел к ноутбуку и, отсоединяя выносной диск, не глядя на профессора, спросил:

– А вы полагаете, профессор, что я сегодня сделал доброе дело?

Профессор взглянул на изобретателя и после небольшой паузы произнес:

– Александр, я понимаю, что вы хотите сказать. За вашим вопросом кроется еще один вопрос – о том, имели ли мы право сделать в отношении «стрелка» то, что сделали?

– Да, профессор, вроде того. Обычно такие вещи я делаю с согласия, как бы это сказать… в общем, с согласия подопытного… А тут… Хотя… что ему, вашему больному? Он все равно хотел рассчитаться с этим светом…

– Александр, мы же с вами решили для себя этот вопрос. Не так ли? Зачем же к нему возвращаться?