Любопытство Ванды, распалённое воображением, заставило её искать его компании на балу. Принц оказался интересным собеседником: он шутил, умел танцевать, и, хотя вёл себя корректно, Ванда ощущала призывы его тела. Ей это льстило – ни с кем другим на балу он так долго и тесно не общался. Чего ради Георг всё испортил? Ладно бы он ревновал, так нет! Чёртовы обычаи, будь они неладны! Георг любил, чтобы в его мирке всё было спокойно, размеренно и предсказуемо. Как же ей это надоело! Она красива, молода, она хочет гореть в огне страсти, а не тушиться час за часом в тесной закопченной печке!

Ванда легла на кровать, ощутив прохладу простыни и лёгкий порыв ветра, долетавший из раскрытого окна. Доносившиеся с улицы крики добавляли задора. Она представила, как пальцы Кэйрона скользят по её коже от бедра, поднимаясь всё выше, пока…

Стук в дверь оборвал её грёзы. Ванда вскочила с кровати, не успев прикрыться. Георг, не дождавшись ответа, открыл дверь их спальни и на миг замер, разглядывая истерзанную одежду и одинокие жемчужины, забившиеся между досками деревянного пола.

– Что тебе? – Ванда говорила вызывающе.

– Вижу, ты не в настроении, – она ненавидела, когда он вот так насмехался, словно она несмышлёная девочка. До её замужества отец тоже вёл себя с ней как с маленькой, но три года назад она и впрямь была наивной дурой, так что жаловаться ей не на что.

– Ты чертовски прав, дорогой, – она пнула остатки юбки.

Георг спокойно смотрел на неё, думая о чём-то. Она никогда не понимала, что прячется за его взглядом, сегодня она не станет об этом гадать. Того, что ей надо, там точно нет.

– Пожалуй, я лягу в другой комнате, – Георг осторожно прикрыл дверь.

– Ну и катись! – крикнула она так, чтобы он услышал. Ванда снова бросилась на кровать, представив себе, как они с Кэйроном занимаются любовью. Этого ей показалось мало – только когда в её видении в спальню зашёл Георг и увидел её в постели с принцем, она испытала оргазм. Чем дело кончилось между этими двумя, она представлять не стала.

***

Кэйрон покрутил в руке зашифрованное письмо и кинул в огонь. Итак, через месяц Гиемон лично навестит зятя с дочерью. Что ему сказать? Кэйрон опросил десятки людей, присутствовавших на ужине, и ничего особенного не узнал, кроме того, что те же вопросы уже задавал им Георг Ворнхолм. Некоторые говорили об этом с раздражением и злостью, некоторые с обидой, даже страхом, хотя Кэйрон не заметил, чтобы кто-то пытался что-либо скрыть. Если король считает, будто это болезнь, к чему столь тщательное расследование? Видимо, он всё же соврал, когда заявил, что Марция заболела. Её отравили, но Дайрус не посмеет признаться в этом посланнику отца Марции.

Кэйрон всегда терпеть не мог Дайруса: этому жалкому болвану Гиемон отдал корону и Марцию. С детства Дайрус занимал при барундийском дворе место более важное, чем брат короля. До поры Кэйрон не обращал на это внимания, зато повзрослев и поумнев, начал задавать вопросы. Вскоре Гиемон стал отсылать Кэйрона подальше: в ближайшие города, страны, потом и вовсе к чёрту на кулички. Маэрина тоже относилась к племяннику куда теплее, чем к деверю, даже если он был её любовником. Лёжа с Кэйроном в постели, она мечтала, как Дайрус вернёт трон отца.

– Дорогая, а как же твоя сестра? – спросил однажды Кэйрон. Маэрина расстроилась. Она дорожила сестрой и племянником в равной степени. Кэйрон всегда это знал, но только после расправы над Катрейной понял, что значат для неё Кройдомы и их кровь. Услышав о казни, Маэрина не закатывала истерик. Она поехала в бордель, где развлекался Дайрус, и поклялась стереть это заведение с лица земли, если он хоть раз туда заявится. С этого момента, сказала она, ты для меня – король Сканналии! Ты будешь вести себя как король, достойный трона! Она заставила Гиемона учить племянника дипломатии и военному искусству, помогла получить трон. Если доказать Маэрине, что Дайрус приложил руку к «болезни» Марции, она не станет его защищать. Дочь для неё важнее сотни Дайрусов.

За месяц Кэйрон сблизился почти со всеми местными шишками – всё без толку! Он так и не заслужил доверия Ворнхолма, который в кои-то веки появился на людях. Жаль, что так неловко вышло с Вандой. Надо заметить, супруга барона явно искала приключений на свою голову. В другое время он неплохо поразвлёкся бы с ней, но сейчас муж интересует его больше жены. К сожалению, Георг не слишком настроен на беседы с принцем.

Решив пройтись, Кэйрон позвал слуг, сел на Штыря и отправился на рыночную площадь, забитую народом. Кэйрон любил бывать в людных местах, где крутились слухи и новости. Здесь торговали в основном мехами, драгоценностями, одеждой, зазывали постричься у цирюльника. Ратуша – серое двухэтажное кирпичное здание с широким фасадом, узкими торцевыми стенами и многочисленными окнами – сегодня была закрыта, в центре площади шла какая-то пьеса. Король Райгард на сцене торжественно казнил предателя Томара, убившего принца Байнара. Кэйрон заметил Сильвестра – автора пьесы – и мысленно ему поаплодировал. Пьеса смотрелась с интересом, косоглазый коротышка Дим, игравший конюха-убийцу, прекрасно справлялся с трюками. Дайрус после прихода к власти всерьёз взялся за очищение имени отца. Имя Айвариха король, наоборот, пытался если не стереть с лица земли, то хотя бы смешать с грязью, как и имя Ворнхолма.

Кэйрон проехал вдоль рядов меховщиков и зацепил взглядом мех горностая. Проведя по нему рукой, он решил прицениться. Продавец заломил столько, что принц из упрямства начал торговаться – в Вагарии он научился этому искусству, как и многим другим. Он предпочитал не переплачивать: не из жадности – просто не любил, когда наживаются на его титуле и кошельке. Снизив цену почти на треть, он купил мех. Потом он либо подарит его Маэрине, либо… Кто знает.

– Эй, у тебя есть норковые шкурки? – Кто-то подошёл, встал рядом. Кэйрон узнал Райгарда Сиверса.

– Ваше Высочество, и вы здесь? – Райгард смотрел на Кэйрона с лёгкой враждебностью.

– Да, любуюсь на превосходные меха. В Барундию мы вынуждены везти их из разных стран.

– Как и лошадей?

– Если говорить об отличных лошадях, то да.

– Я слышал, вы устраиваете скачки и аукцион?

– Хотите поучаствовать?

– На аукцион у меня вряд ли хватит денег, – пожал плечами Райгард. – У нас были трудные годы, люди до сих пор бедствуют, так что ваш турнир оказался кстати. – Он весело посмотрел на Кэйрона. Именно Райгард победил в устроенном в честь принца турнире и получил приз – сотню золотых. Кэйрон неохотно признал, что этот бастард умеет драться, когда в финале проиграл ему поединок на мечах. Кэйрон посмотрел на мех, который Райгард держал в руках.

– У вас нет денег? Вы – племянник короля, почти его наследник.

Райгард расхохотался.

– Я, может, и племянник короля, но какой же я наследник? Да его удар хватит при одной мысли.

– Но кто тогда наследник?

– Жена, конечно.

– А после неё?

– Ну… – Райгард задумался.

«Он что, меня за дурака держит, – подумал Кэйрон, – или и впрямь не знает ответа на простой вопрос?»

Кэйрон был в курсе, что Дайрус не назначил наследника, когда пришёл к власти. До его свадьбы все семьи Сканналии перетряхнули родословные древа, чтобы доказать родство с королём. Ривенхеды, Чевиндомы и Ворнхолмы подходили больше всего – правда, ни одного потомка Свенейва среди носителей знатных фамилий не имелось. По сути, если с Дайрусом и Марцией что-то случится, сканналийцам не останется выбора, кроме как посадить на трон бастарда. Кэйрон не сомневался: такая мысль приходила Райгарду в голову, как и Дайрусу. Не это ли вынудило короля пойти под венец? Только вот с продолжением рода придётся подождать до выздоровления Марции.

– Я буду рад видеть вас на скачках. Сам я в них не участвую, но, если хотите, отдам вам право скакать на моей кобыле, – предложил Кэйрон. Ему доложили, что Райгард постоянно ошивается в конюшне, разглядывая Анхаль и Штыря.

Судя по ставкам в пивных и борделях, шансы Анхаль оценивали выше всех. В скачках на пять миль примут участие двадцать кобыл, хозяева первых трёх победительниц получат право случить их со Штырём. Лошади были самые лучшие, владельцы предпочитали скакать на них сами. Многие умоляли Кэйрона уступить им место наездника Анхаль.