Полагаю, что его вопрос больше чем какой-либо другой напомнил мне о моём собственном невежестве, я ведь сам, по сути дела, не знал, что же такое представляет собой Мидж. Мне, конечно же, было известно, что он выдра, но я также знал, что он принадлежит к виду, который, даже если и известен в научном мире, не отмечен, как обитающий в болотистой дельте Тигра и Евфрата, ибо в той скудной литературе, что я брал с собой в поездку по Ираку, было четко сказано, что единственной выдрой, обитающей в болотах Месопотамии, была персидская разновидность выдры европейской обыкновенной, lutra-lutra. Погибший выдрёныш Чахала совершенно четко принадлежал к этой породе, мех у неё был длиннее, с отдельными, выступающими как усики волосками, в отличие от более темного лоснящегося меха Миджа. Шея и пузо у неё были светлее, а у Миджа тело было как бы обёрнуто плюшевым мехом однотонной окраски, и в отличие от Миджа внутренняя сторона хвоста не была прямой как линейка.
Ещё раньше в одном из болотных селений между Тигром и персидской деревней у хозяина, в доме которого мы останавливались, я купил две шкурки выдры. Обе они, помимо какого-либо потенциального научного интереса, представляли собой объект для восхищения, поскольку были выделаны особым способом, то есть вся тушка была вынута через рот без единого разреза. Одна из этих шкурок была породы Чахалы, а другая, и контраст подчеркивался сопоставлением, была, несомненно, Миджа, более крупная и темнее оттенком, мех её был короче, блестел и по цвету был шоколадным.
Эти шкурки теперь покоились в моей квартире, таили в себе какие-то возможности и всё ещё не были обследованы авторитетным специалистом.
Я позвонил в отдел естествознания Британского музея на Кромвель-роуд, и в тот же день ко мне на квартиру пришёл Роберт Хейман для осмотра шкурок и живого экземпляра. Для многих учёных зоологов характерна одна чертаневозмутимость, нежелание высказывать твёрдое мнение, иногда даже в большей степени, чем у самого осторожного врача-консультанта. Хейман был настолько компетентным зоологом, его знания были настолько энциклопедичны, чтобы в первые же минуты не понять, что он видит шкурку и живого зверька совершенно неизвестного ему вида, но он ничем не выказал этого. Он измерил Миджа, насколько тот позволил ему это, тщательно осмотрел его, внимательно обследовал его чудовищный оскал и ушёл, прихватив с собой обе шкурки для сравнения с имеющимися в музее образцами.
Однако с течением времени, после неспешного, выверенного, кропотливого процесса таксономического мира была, наконец, провозглашена новая порода Миджа. Хейман позвал меня в музей, чтобы показать мне целый ряд ящиков со шкурками выдр, собранных по всей Азии. Там были экземпляры больше моих по размерам, всё ещё без названий, они очень чётко отличались друг от друга, каждая находилась в отдельном ящике, но была расположена рядом с ближайшей к ней по родству. Эти различные виды Lutrogale, короткошёрстной выдры с плоским пузом и хвостом водятся на большей части восточной Азии. В соответствии с географической породой у них была целая гамма оттенков от светло-песочного до мягко-коричневого, но ни одна из них не была отмечена к западу от провинции Синд, что в дельте Инда, и ни одна не походила по цвету на мои образцы.
Очень немногим людям, а тем более зоологам-любителям приходится сталкиваться с млекопитающими сколь-либо значительных размеров, не известными до того науке. Те люди из детских книжек про зверей и птиц, именами которых они названы, для меня были окружены ореолом романтичности. Это- гага и морской орёл Стеллера, ворона Шарпа, шерститстая обезьяна Гумбольдта, лесной кабан Майнерцхагена, арктический гусь Росса, газель Гранта, олень дядюшки Давида. В них было что-то от божества, они были созидателями, сделавшими вклад в великую панораму ярких живых существ, по которой блуждало моё неосенённое и необременённое знанием воображение.
Теперь, когда Хейман предложил назвать новую выдру моим именем, я испытал короткую острую вспышку противоречивых чувств. Я полагал, что она должна носить его, а не моё имя, ибо это он проделал всю работу, но что-то маленькое и пронзительное, оставшееся со дней моего детства, кричало во мне, что я могу быть возведён в ранг моих ранних богов и носить, как бы это ни было опасно, ореол творца. ("Можно мне взять это насовсем?- обычно спрашивали мы, когда были маленькими. "Насовсем-насовсем?" Вот тут, несомненно, было моё собственное животное, которое будет носить моё имя, любой зверёк, похожий на него, будет вечно жить с моим именем, если только какой-нибудь несносный зоолог-систематик в будущем, какой-то нивелировщик, завистник, грамотей из пыльного чулана и мира скелетов не устроит против меня заговор и не вздумает уничтожить мой крохотный живой памятник).
Итак, Мидж и вся его порода стали Lutrogale perspicillata maxwelli, и хотя его нет уже больше на свете, и нет никаких вещественных доказательств того, что где-то в мире живёт хотя бы ещё один такой экземпляр, моя давнишняя мечта осуществилась и на свете появилась максвеллова выдра.
Глава 9
Вот уже начало мая, я пробыл в Лондоне почти месяц, скучая по Камусфеарне, и не могу больше дождаться, когда же увижу, как играет Мидж под водопадом, резвясь у ручья и на берегу острова. Я заехал в свой родовой дом на юге Шотландии, где Мидж отведал частичной свободы перед полнейшей вольницей на севере.
Путешествовать с выдрами - довольно накладное дело. Не могло быть и речи о том, чтобы снова заключить Миджа в ящик, и, к сожалению, нет других законных способов провоза выдры поездом. Что касается незаконных путей, к которым я вынужден был прибегать в тот раз и впоследствии, то мне пришлось дорого платить, как это бывает со всеми, кому приходится иметь дело с черным рынком. Он путешествовал со мной в мягком вагоне первого класса, и такой вид транспорта ему очень нравился.
С самого начала у него выявилась неестественная страсть к железнодорожным вокзалам и полное пренебрежение к оглушающему грохоту и невероятному скоплению народа.
У барьера железнодорожный служащий прокомпостировал мне собачий билет (на котором я заметил слова "Дайте подробное описание") и уже повернулся было к следующему пассажиру в очереди, как вдруг глаза у него удивлённо раскрылись до предела. А Мидж на натянутом поводке устремился по оживлённой платформе, не обращая внимания на крики и суматоху, паровозные гудки и грохот багажных тележек.Я довольно тщательно спланировал всю операцию, предусмотрев любые опасности и возможный выход из них заблаговременно, и уже заплатил взятку. У меня была с собой корзина, в которой было практически всё, что могло понадобиться Миджу для поездки, на левой руке у меня было перекинуто армейское одеяло для защиты простыней от запачканных на платформе лап, как только он войдёт в купе. Когда первоначальное проникновение в крепость прошло, так сказать, без сучка и задоринки, я почувствовал, что вознаграждён за свою предусмотрительность.
